Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Моего героя звали Лев Яшин. И я с удовольствием опишу все, что ношу с того дня в своей памяти.

Повторяю, мне довелось участвовать в обоих футбольных сражениях — да, иначе их и не назовешь. Мы знали, что сборная 1956 года моложе, монолитнее и поэтому еще опаснее, чем прежняя.

— Только сделав невозможное, можно победить нашего грозного соперника,— сказал на установке тренер.— Я жду от вас небывалой самоотверженности, мужества, готовности играть так, как никогда.

Могу вас заверить, что слова наставника сборной дошли до наших сердец. Могу заверить и в другом: мы сделали тогда все, что могли. И если мы проиграли, то в этом не наша вина.

Был день 5 декабря 1956 года — день жаркого австралийского лета. Нещадно палило солнце. В момент начала матча термометр показывал около тридцати градусов в тени. Тяжелая духота окутала стадион. Но мы словно не замечали ничего этого. Мы думали о предстоящей борьбе.

Болгарская команда превосходно знала основные козыри своего соперника: отличные физические данные, сплоченность, высокий наступательный порыв. И мы решили противопоставить такие же качества со своей стороны.

Поверьте, с дистанции в полтора десятка лет я вижу все так отчетливо и остро, как будто снова участвую в этом поединке. Я трижды выступал на Олимпийских играх, дважды в финальной части чемпионатов мира, но матч в Мельбурне, пожалуй, самый памятный, хотя он принес нам большое огорчение. Но ведь лучше красивый проигрыш, чем скучная, бесцветная победа.

Не примите за хвастовство, но в тот памятный день мы с первых минут захватили инициативу. На четвертой минуте товарищи выводят меня в прорыв. Врываюсь в штрафную площадь. Где-то рядом дыхание догоняющего защитника. До ворот не более пятнадцати метров. Заранее предвкушаю радость успеха. Еще шаг вперед и… удар. Мяч летит в правый от меня нижний угол.

И в это же мгновенье трибуны взревели от восторга: ваш вратарь с удивительной легкостью нырнул вперед и прижал мяч к земле у самого основания боковой стойки. Увидев это, я почувствовал, как к сердцу пополз холодок: если этот Яшин берет такие мячи, забить ему будет трудно.

До этой встречи мне не приходилось выступать против Яшина. В Котке ворота советской сборной защищал Леонид Иванов. Это был мастер высокого класса. Он порой творил чудеса, И когда мы выходили на поле, я, признаться, испытывал даже некоторое облегчение, что уже не встречу «этого дьявола в сером свитере», как его называли наши ребята.

Но оказалось, что радоваться рано. Я это увидел после описанного мной эпизода. А когда через минуту Яшин вытащил мяч из верхнего угла, отразил удар, который мы в своей среде называем «мертвым» — честно говоря, стало страшновато.

Вероятно, это чувство испытал в первом тайме из нашей команды не один я. До перерыва бесспорное территориальное и игровое преимущество, как мне кажется, было на нашей стороне. Наши нападающие очень часто, на высоких скоростях, смело просачивались сквозь ваши оборонительные порядки, и матч часто распадался на ряд отдельных дуэлей между ними и Яшиным. Неизменно победителем в них выходил ваш замечательный вратарь.

Дело было не только в его великолепных бросках, точном выборе места и почти безошибочном чутье. Чем шире и острее разворачивалось состязание, тем отчетливее мы, игроки первой линии, понимали, что в воротах действует не просто великолепный мастер своего дела, но организатор обороны, ее непосредственный участник.

— Держите Янева!

— Коля, сместись влево!

— Миша, поменяй место,— то и дело выкрикивал человек в воротах.

Мы, футболисты, обычно не любим подсказок вратарей, не любим, когда нас вроде бы учат.

Тем удивительнее было видеть, что советская оборона беспрекословно и даже охотно подчиняется своему голкиперу. Не было сомнения в том, что она вполне доверяет ему.

За пять минут до перерыва произошел эпизод, который потом мы еще долго обсуждали между собой. Не знаю, помнят ли его советские футболисты, но мы помним. Метров с двадцати Монолов сильнейшим ударом послал мяч в советские ворота. Яшин отбил его… прямо на меня. Видя, что советский голкипер лежит на земле, я точным ударом «щечкой» послал мяч в незащищенный, дальний угол.

«Удача! Наконец-то удача»,— кричало, ликовало все внутри и… внезапно оборвалось. Словно в сказке, ваш вратарь мгновенно поднялся, сделал шаг вправо, прыгнул и — в какой уже раз! — спас свою команду от неминуемого гола.

Усталые, несколько подавленные, пришли мы в раздевалку. Хотите верьте, хотите нет, но разговор — короткий, отрывистый, сдержанный — велся все время вокруг Яшина.

— Что он у них, заколдованный? — спросил кто-то.

— Вратарь отличный,— согласился тренер.— Но вы сами часто «играете на него». Слишком много верховых передач, ударов издалека, навесов, мячей, направление которых заранее угадываешь. Против такого вратаря так играть нельзя.

Пожалуй, это был единственный случай в моей многолетней практике, когда во время международного матча, такого важного, так много для всех нас значащего, тренер давал команде специальную тактическую установку игры против одного человека, против голкипера.

Начинается второй тайм. Не знаю, откуда взялись силы у моих товарищей, но атаковала по-прежнему наша команда, атаковала много и остро. Уже позже тренер сказал нам, что только в течение второго тайма мы сумели произвести более двадцати прицельных, «настоящих» ударов по воротам советской сборной.

— Окажись в них любой другой вместо Яшина, и ему бы не сдобровать,— подвел он итог и, как мне кажется, подвел очень правильно.

В один из острых моментов, возникших в вашей штрафной, защитник Тищенко после прыжка за мячом неудачно приземляется, падает, и вскоре его выносят с поля. Советская команда осталась вдесятером.

— Ребята, выстоим! — крикнул своим товарищам Яшин. Я сам слышал его, русский язык я знаю с детских лет. Да, собственно, кто из болгар не сумеет понять русского?

Как вы там не рядите, а такой оборот дела (замена олимпийскими правилами категорически запрещалась) придал нам уверенность.

Мы усилили свои атаки. Мы вели их с упорством и ожесточением.

Когда пишешь о себе, не обойдешься без того, чтобы не похвалиться. В Болгарин меня в свое время называли снайпером. Что ж, только выступая за сборную страны, я около ста раз поражал ворота соперников. И в тот день делал все, чтобы провести решающий мяч. Меня опекал Башашкин — я несколько раз убегал от него. Меня «подстраховывал» Парамонов, но игрой в пас и рывками я добивался желанной оперативной свободы. Но Яшина в течение девяноста минут я так я не смог обыграть.

Я назвал его своим героем, героем того памятного матча. Это действительно так. Меня пленило в его игре хладнокровие, завидное бойцовское спокойствие а умение передавать его товарищам. Во время наших атак защитники сборной СССР, несмотря на высокое мастерство, допускали немало ошибок, неточностей, позволяя нам наносить прицельные удары. Яшин ни разу, никак не выразил своего недовольства их промахами. Он падал, поднимался, совершал броски, выскакивал на перехваты, а когда выпадала свободная минута, утирал рукавом фуфайки залитое потом лицо. Он всем своим видом давал понять, что выполняет обычное дело, что оно его не тяготит и он справится с любым из испытаний, которые ему готовит судьба. И эта спокойная, рассудительная уверенность передавалась его товарищам по команде.

А нас его спокойствие выбивало из колеи. Каждый новый блестящий бросок Яшина, каждый удачно взятый им мяч, каждая сорванная им атака буквально подсекала крылья.

— Послушай, Иван, уж не заколдовал ли он нас всех,— подскочил ко мне быстрый, темпераментный Манолов, когда Яшин,— в который уж раз,— словно и впрямь по щучьему велению, оказался точно на пути мяча, неотразимо пробитого моим товарищем.

Мне оставалось в ответ лишь пожать плечами. Не часто доводится видеть такую игру.

В раздевалке тренер тревожно спросил меня:

— Иван, он что вас заколдовал?

19
{"b":"198373","o":1}