Виктор отдал приказание снизиться, пролететь над переправой, чтобы дать понять, что мост не беззащитен. Он прошел над Днепром чуть ли не бреющим полетом, покачивая краснозвездными крыльями, сделал один круг, другой. Он видел, как некоторые люди, не разглядев хорошенько советские самолеты, шарахнулись в сторону от переправы, а одна зенитная пушчонка выпустила сгоряча два снаряда. Виктор увидел над собой черные колечки разрывов и выругался:
— Вот кашееды чертовы! Повылазило им, что ли?
Звено сделало еще один круг. Виктор снова набрал высоту и, достигнув двух тысяч метров, стал описывать плавные широкие кольца. За ним, как молодой, расправивший крылья орлик, вился Толя Шатров. Чуть поодаль, излишне близко прижимаясь к Сухоручко, держался Кульков.
Ровно в шесть часов со стороны солнца показалась первая шестерка двухмоторных пикировщиков. Они летели не выше полутора тысяч метров, в оранжевом сиянии утреннего солнца, а с севера, словно наперерез им, тяжело надвигался другой отряд. Над бомбардировщиками, то обгоняя их, то забираясь ввысь, кружили три пары «мессершмиттов». Они вились над ними, как осы над угрюмо гудящими шмелями.
— Подготовиться к атаке! — сказал Виктор в микрофон.
Он подал Сухоручко команду атаковать вторую партию бомбардировщиков, а сам, обманув надежды немцев на то, что советские истребители сразу же ввяжутся в бой с «мессершмиттами», решил ринуться на первое звено «юнкерсов» в пяти километрах от переправы.
Толя Шатров должен был прикрывать Виктора от немецких истребителей, одна пара которых устремилась к первой советской двойке.
Прошло не более пяти секунд, и небо над Днепром наполнилось злым урчанием и глухим пулеметным клекотом. Воздушный бой завязался.
5
Толя Шатров увидел немецкие самолеты впервые. До этою он знал о них только по фотографиям в журналах и газетах да по уставным схемам.
И вместе с тем и мрачных формах вражеских самолетов он видел символ того враждебного мира, который лежал по ту сторону рубежа и был ненавистен ему со школьной скамьи.
Он с некоторым изумлением и любопытством и течение двух-трех секунд разглядывал косяк «юнкерсов», делавших разворот для пикирования. Их грязносерый цвет, чрезмерно вытянутые узкие корпуса с выдающимися вперед носами, черные крючковатые знаки на оперении стабилизаторов и кресты на фюзеляжах показались ему зловещими.
«Так вот они какие… крестоносцы», — неожиданно подумал Толя.
В его воображении это мрачное слово сочеталось с тем, что он знал о тевтонских рыцарях, о крестовых походах, о битве на Чудском озере. Все эти представления промелькнули в его голове моментально. Между ними блеснул кусочек мирной жизни — смеющееся лицо девушки с ярким белозубым ртом и двумя каштановыми косами, спадающими на спину. Лицо девушки, той, что была на фотографии и которой он писал вчера длинное напыщенное письмо, исчезло, и опять перед Толей возникли: сухое сентябрьское небо, далекие, озаренные утренним солнцем хребты неподвижного дыма, темные силуэты бомбардировщиков. Они плыли не так уж быстро, их пилоты, очевидно, выбирали наиболее удобный угол для пикирования.
И в это время Шатров услышал в шлемофоне далекий голос Виктора:
— Нас атакуют «мессеры»! Уходим вверх! Живо за мной!
Анатолий повиновался, стараясь не потерять Виктора из виду. Он пока не понимал, что хочет делать «ведущий». Но у Виктора уже родился хитрый план: ему хотелось оторвать немецкие истребители от бомбардировочной эскадрильи, заманить их подальше и потом, ускользнув от них, ударить по пикировщикам. Два «мессера» поддались на эту удочку. Ловким маневром Виктор оторвался от немцев и вдруг ринулся в крутое и страшное пике.
— За мной! Под «юнкерсы»! Атакуем снизу и спереди! — свирепым голосом скомандовал Виктор.
Теперь уже Толя понял, что требовалось от него. Брюхо «Юнкерса-88» — самое уязвимое место. Моторы, бензобак, летчик снизу не защищены ни бронированным, ни огневым прикрытием. Шатров за пять секунд провалился метров на пятьсот и увидел чуть повыше себя немецкие бомбовозы, которые уже выравнивались для пикирования.
— Шатров, атакуйте второго! — скомандовал Виктор.
И вот перед глазами Толи вырос распластавший крылья бомбардировщик. Он ревел и покачивался.
«Крестоносец… — опять подумал Анатолий. — Надо снизу, под углом тридцать пять градусов…» И он устремился к самолету спереди и снизу, стараясь соблюсти требуемый угол.
В сотую долю секунды перед его взором пронеслась масса подробностей — тонкие поперечные полосы на крыльях пикировщика, застекленный каркас кабины, обведенные белой каймой кресты. Анатолию показалось — «юнкерс» со страшной быстротой напал на него, по это он сам несся ему навстречу, прямо под брюхо, как выпущенная из лука стрела. Он уже ловил самолет в визир прицела, давая нужное опережение, он уже готов был нажать гашетку пулемета. Но в этот миг голос Виктора прозвучал в шлемофоне:
— Шатров! У вас слева «мессер»! Отразить атаку!
Сделав почти инстинктивное движение, Анатолий перевернулся через крыло. Вместо «юнкерса» левее он увидел мелькнувшую тень немецкого истребителя. Пустив в него огненную трассу пуль, Анатолий увеличил скорость и опять поймал «юнкерса» в визир прицела.
— Да бей же его в дыхало! — послышался звенящий от ярости голос командира звена.
Шатров нажал гашетку, следя за вспыхивающей в белом свете дня желтоватой пулеметной трассой. Огненный пунктир обрывался у самого днища бомбовоза, точно втыкаясь в него.
«Попал, — ликующе отозвалось в его сердце. — Ну, вот видишь», — сказал кому-то про себя Анатолий.
Из «нутра» пикировщика зазмеился красноватый дымок, он все густел, и «юнкерс», как раненый коршун, потянул в сторону от переправы. Угар боя охватывал Шатрова. Теперь уже самовольно, но слыша команды Виктора, он взял «горку», взвился, как кобчик, не замечая, что два «мессершмитта» берут его и огненные клещи. Но он увидел и другое, и это другое воспламенило его, как спичку. В каком-то еще не знакомом опьянения яростью он ринулся вниз, и выпущенная немецкими истребителями запоздалая пулеметная струя прожгла правую плоскость его машины. Но Анатолий, как мальчик, увлеченный опасной игрой, не заметил и этого. Он видел перед собой только хвост вражеской ускользающей тяжелой машины и был полон единственным желанием настигнуть ее.
— Молодец, Толя! Одного пикаря сбил, — сказал, задыхаясь, Виктор. — Для начала совсем неплохо. Повторить атаку на пикарей!
Увернувшись от наседавшего «мессершмитта», Виктор стремительно нырнул вниз, под бомбовозы, потерявшие строй и делавшие новый разворот для удара по переправе.
Пара советских истребителей заходила им под самое пузо, и «юнкерсы», воя и отстреливаясь, торопились поскорее спикировать на мост и сбросить бомбы. Но не тут-то было! Виктор и Анатолий, оторвавшись от «мессершмиттов», вновь очутились в выгодной позиции и кинулись снизу на бомбовозы.
— Я — первого, ты — второго! — скомандовал Виктор.
И, не обращая внимания на наседавших сзади «мессеров», взял нужный угол, поймал в прицел моторную часть переднего «юнкерса», всадил в него короткую пушечную очередь. «Юнкерс» завыл, пошел в пике, — выбрасывая на лету весь запас стокилограммовых бомб.
Виктор встретил его вторично при выходе из пике, сблизился до ста метров и вогнал в плоскости рядом с фюзеляжем, как раз в то место, где расположены бензобаки, вторую порцию металла.
Рыжее пламя так и брызнуло из-под крыла, черно-желтые жгуты мигом обвили штурманскую кабину и фюзеляж… Но Виктор уже не следил за тем, что будет дальше с пикировщиком. Он вынужден был отражать атаку двух «мессершмиттов». Они набросились на него, как остервенелые осы, злобно жужжа и пытаясь жалить со всех сторон. Бой с истребителями, которого так жаждали немцы и которого не хотел Виктор, все-таки был навязан советским летчикам. Клубок самолетов зароился над переправой.
А Толя Шатров совсем опьянел от боевого азарта. При атаке второго бомбовоза он промахнулся, но «юнкерс» все же отклонился от правильного курса и высыпал свой груз далеко от моста. Часть «юнкерсов» совсем не пикировала и поспешила уйти на запад. За одним из них погнался было Шатров, но Виктор сердитой командой остановил его.