Лобановские гости пили чай. А потом, расстелив на столе какие-то карты, до поздней ночи сидели над ними, спорили и кричали.

«Изобрета-атели!» — говорила Женькина бабка таким же презрительным голосом, как раньше говорила: «Голодранец!»

Дома, конечно, никто и не догадался, что Женька просидел весь вечер у соседа, и про изюм бабка успела забыть, так что всё обошлось благополучно. А Женька с этих пор стал заглядывать к соседу и без приглашения. Теперь ведь они были вроде бы как знакомые. Ему нравилась просторная, незаставленная комната, в которой можно было ходить, не натыкаясь на вещи, но всё же однажды он спросил:

— А когда вы шкаф купите?

— Шкаф? — переспросил Лобанов. — Какой шкаф?

— Ну такой, — показал руками Женька в ширину. — В котором вещи висят.

— Ах, шкаф! — сказал Лобанов. — Обязательно куплю! Вот приеду в следующий раз и непременно первым делом куплю шкаф. Вместе с тобой пойдём присмотрим. А то, брат, и правда без шкафа плохо. Непорядок. — Сказал и засвистел тоненько-тоненько.

Женька не понял, как это собирается Лобанов приехать в свою комнату в следующий раз, но расспросить не успел — к соседу как раз пришёл кто-то из приятелей.

Лобановские гости разговаривали о своих делах и на Женьку внимания не обращали, но Женька не скучал — в комнате у Лобанова было что разглядывать. Во-первых, сапоги. Стоят в углу — резиновые, высоченные. Хоть реку переходи в них — не зачерпнёшь. «Болотные», — объяснил как-то Женьке Лобанов. А ещё интересней лобановский костюм! Водолазный — не водолазный, пожарный — не пожарный. Верх — ярко-жёлтого цвета, низ — голубой. Капюшон. Внизу на рукавах и на штанинах — резинки. Ну прямо как у космонавтов! Только Лобанов, конечно, никакой ни космонавт. Это уж точно! Больно хлипкий. Разве такого в космонавты возьмут?

Лобановские гости между тем всё шумели. Сначала Женька не слушал. Хоть и слушай — всё равно ничего не поймёшь.

— Квадрат «Б-8»! — кричал один. — Я вам говорю, квадрат «Б-8». Лобановская падь. На волокуше до сотни клещей!

— Какое там «до сотни»! При благоприятных метеорологических условиях счёт теряли.

— А ваши мышеловки, Лобанов?

— Мышеловки — это тот самый факт, против которого не попрёшь, — отвечал Лобанов.

Тут уж Женька невольно открывал уши пошире. Придвигался к столу. Конечно, не очень близко, чтобы не прогнали. А то возьмут и выгонят на самом интересном месте.

— Сколько же вы мышеловок ставили?

— По норме. Двести в сутки. Примерно в двадцати — двадцати пяти направлениях.

— Та-ак. А вычёсывали сколько?

— Как когда. Во всяком случае, с каждой мыши более чем достаточно. Вот таблицы. Можете взглянуть.

— Ну-ка, ну-ка! Очень любопытно.

Это и в самом деле было очень любопытно. Дальше, правда, Женька опять ничего не понимал:

— …анализ крови мышей… как показали лабораторные исследования…

Впрочем, это было неважно. Главное-то он всё-таки вызнал. Сказать кому — не поверят. Женька представлял себе, как худой, длиннорукий Лобанов ставит мышеловки — двести по норме. А потом, посвистывая, вычёсывает пойманных мышей. Он боялся прыснуть на всю комнату. Давился, зажимая кулаками рот. А когда уж очень одолевал смех, потихоньку выходил в коридор.

Он всё-таки не выдержал и рассказал на кухне про лобановские мышеловки и про то, что Лобанов чешет мышей. Соседки смеялись:

— Ну и Женька! Ну и выдумщик!

Женька косил по привычке. Привирал — ведь всё равно не верят. Получалось складно, словно он своими глазами видел, как Лобанов, ухватив за хвост мышь, чешет её специальной мышиной гребёнкой. Все на кухне веселились. Только бабка почему-то рассердилась на Женьку: «Вот скажу отцу!» Но Лобанова с тех пор стала называть мышеловом, как раньше звала голодранцем и изобретателем.

Женьку тянуло в соседнюю комнату, как эту самую мышь в мышеловку. Он даже скучал по вечерам, когда Лобанов задерживался. Выскакивал в коридор всякий раз, как хлопала входная дверь. Однажды он подкараулил Лобанова в воскресенье. И когда тот, умывшись, с полотенцем через плечо и с чайником в руках шёл к себе, скользнул в комнату соседа. Покосился насторожённо. Коситься было чего. Ведь это из-за Женьки теперь все потихоньку звали соседа мышеловом. Но он, наверное, не знал об этом. Потому что встретил Женьку приветливо. Так же, как и в первый раз, сказал:

— Заходи, гостем будешь. Давай чай пить. Чай пить Женька не стал. У Лобанова на столе всё та же ветчиннорубленая колбаса да кусок сыра, похожий на мыло. А у них дома по воскресеньям к чаю пироги — и с мясом, и с вареньем из собственной клубники.

Лобанов, уткнувшись носом в газету, жевал бутерброды с колбасой и сыром. Когда он отложил газету, Женька спросил, просто спросил, без хитрости.

— А правда, вы мышей ловите?

— Правда, — сказал Лобанов серьёзно, не в шутку.

— А зачем вам мыши?

— Видишь ли… дело, собственно говоря, не в мышах, а в клеще. Мыши только…

Лобанов говорил не очень понятно, но Женька всё же раскумекал, что к чему. Не зря учительница Анна Сергеевна считала его смекалистым. Дело и вправду было не в мышах, а в клеще. Лобанов даже показал Женьке этого самого клеща. Не живого, конечно, а на картинке. Вот он: маленькая красная точка. Это — голодный клещ. А вот — пузатый, раздулся, разбух, насосался крови. Сразу видно — настоящий паразит, как и говорил Лобанов. Очень даже вредный. Сколько с ним намучились. От него заражаются люди страшной болезнью с мудрёным названием «энцефалит». Больше всего этого клеща в таёжных лесах. Вот и болеют лесорубы, геологи, строители. Работать им приходится в таких, как у Лобанова, комбинезонах. Резинки на капюшоне, рукавах и штанинах плотные, чтобы в щёлочку не пролез клещ.

Теперь, когда лобановские гости разговаривали о своих делах, Женька понимал: Лобановская падь — это то самое место, где Лобанов и его товарищи больше всего находили клещей. Собирали их так: одетые, как космонавты, в свои жёлто-голубые комбинезоны, они топали по тайге и волочили за собой привязанные к палкам полотенца. Пройдут пятьдесят метров и считают, сколько клещей на полотенце. Оно потому и называется волокушей, что его по земле волокут. Сосчитают клещей на полотенце и на жёлто-голубом комбинезоне. Он и окрашен так, чтобы видней было, где клещ прицепился.

Ну а мыши… Мыши, оказывается, тоже болеют энцефалитом и помогают установить, где всего больше водится клеща.

— …и если анализ крови…

— …новые данные…

— Наконец будет выявлен главный очаг заражения!

— Нужна повторная экспедиция, — говорил Лобанов, размахивая руками.

Женька тоже считал — нужна!

Но экспедицию почему-то всё не утверждали. Наверно, боялись: а вдруг Лобанов не поймает новых мышей?

Теперь по вечерам Женька, как только хлопала входная дверь и раздавались быстрые шаги, выскакивал из комнаты:

— Ну как? Утвердили?

— Пока нет, — хмуро отвечал Лобанов, — средств нету — денег, — пояснял он.

— А много надо-то? — спросил однажды Женька.

— Много ли надо? — переспросил Лобанов, не поворачивая головы; он стоял, посвистывая, и всё любовался пузатыми клещами на картинках. — Да порядочно, брат. — Он вздохнул и перестал свистеть. — А что?

— Ничего, я так. — Женька помолчал. — А то по облигациям можно выиграть или лотерейный билетик купить. (У самого Женьки тоже хранился такой билетик — бабка подарила, на счастье: «Может, выиграешь, внучек».) А что, — сказал он, — некоторые выигрывают. Даже холодильник или телевизор можно, если счастливая судьба, — повторил он слова бабки.

Лобанов покачал головой и вздохнул:

— Нет, нас телевизор не устраивает. У нас там, понимаешь, пока ещё телецентра нету. Передачи смотреть нельзя. А холодильник, оно бы ничего, да таскать тяжко. — И он потрепал Женьку за вихры.

В этот вечер Женька пришёл с гулянья довольный. Сбросил в передней пальто, нащупал рукой в оттопыренном кармане брюк гладкие бока с острыми гранями и лёгкую пуговку кнопки. Всё-таки он везучий! Так удачно выменял у Лёшки-первоклассника фонарик! Ну и дурак же этот Лёшка! Всё хвастал: «Смотри, Жень, смотри!»