Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Он почувствовал себя лучше и вернулся к машине. Что-то заставило его забеспокоиться. Что-то, просигналившее красным флажком в его подсознании: эй, посмотри туда! Это был незаметный предмет — небольшой куст, росший на поле, точнее, небольшой клочок бумаги, сгоревшей дотла, зацепившийся за ветки куста. Он был черным, размером примерно с мячик, странной, неправильной формы, что и привлекло внимание Джека.

Что же это напоминает?

Эйхорд уже уселся на сиденье и вставил ключ зажигания, как вдруг его осенило и он покрылся холодным потом. Очертание пепла имело контуры человеческого сердца. Он вспомнил буддиста из Сайгона, решившегося на самосожжение, пепел сгоревшего сердца размером с бейсбольный мяч, черный символ жестокости и несправедливости. И это слово крутилось в его голове — самосожжение.

В ту ночь они наконец обрели друг друга. И это была первая ночь их настоящей любви. Сначала все было как всегда. Джек обнимал Эдди и ощущал ее родное тело. Он положил ее на спину, не переставая целовать, погрузил свои пальцы в ее роскошные волосы и вдруг ощутил, что она впервые прильнула к его груди. И вместо того чтобы перевернуть его на спину как обычно, все сильнее прижимала Джека к себе. И прежде чем он понял, что происходит, он уже вошел в нее. Они впервые стали любовниками. Это было, как пожар, который угрожал их спалить.

Огонь, целый факел, запылал в их сердцах. Эйхорд попробовал поцеловать ее, а она его, поцеловать по-настоящему, и получилось так, будто они целуются впервые. Все было впервые. Они старались слиться друг с другом, их движения усиливались, их губы соединялись, а огонь разгорался все жарче — настоящий сноп огня! Он обжигал их, и они кричали от страсти. Он кончил. Это произошло так быстро, или ей так показалось, но, когда он кончил, она все продолжала стонать: “О нет, о-о, пожалуйста!” Она крепко обняла его и снова начала двигаться, тихонько всхлипывая, издавая животные звуки. И опять все началось сначала. Она вспотела, и он слышал ее страстный шепот: “О Господи, этот огонь такой жаркий!”

Джек понял, что совершенно выдохся. Он не мог даже пошевелиться — из него высосали все соки. Никогда такого не случалось в истории его любви — никогда. Ни с кем, нигде, никогда. Он был опустошен. В сладкой агонии он легко перевернулся и взглянул на нее: теперь она смотрелась как-то по-другому. Он будто увидел ее впервые. Он смотрел на ее тело. Господи, подумал он, во мне ты не будешь сомневаться! Нет, Господи! Потому что ты сотворил деревья и цветы, ручьи и радуги, ты поработал и над ней, позволь мне тебе сказать. Боже! И кого ты создал — что за женщина!

Это было чем-то вроде молитвы, которую он придумал, взирая на это лежащее под ним чудо. Господи, все, кто испытал это, не могут быть плохими. Что за женщина! Он впервые увидел эти ноги, сияющую выпуклость живота, чудотворно слепленные груди, совершенную шею. Она перевернулась на живот и вздохнула, и Эйхорд увидел прекрасную попу — лучшую из тех, что когда-либо видел... Он ощутил себя завоевателем.

Джек заговорил, пытаясь облечь в слова свои чувства, его голос ломался:

— Знаешь?

— Что?

— У тебя прекрасный — о да! — самый прекрасный задик на свете. Ты знаешь об этом?

— Я рада, что ты так считаешь, — прошептала она в ответ. — Я никогда об этом не думала.

— Это значит, что мужчины никогда не говорили тебе, что у тебя сказочная попа, — сказал он.

— Нет, не говорили. Но, скажу по правде, я догадывалась, что у меня с этим все в порядке. Разве нет? — поддразнила она.

— Угу. Нормальная попа, ты как думаешь?

— Да, нормальная. Ничего особенного. Ничего такого, чем можно восхищаться. Просто нормальная.

Она улыбнулась.

— Если это так, — продолжал он сипло, — то и в “Эльдорадо” тоже было все нормально. Я имею в виду классический Зал Славы.

— О сэр, вы ввели меня в краску, — прошептала она, все еще лежа на животе.

— Да. Я определенно это заметил. Я знаю, где нам надо сегодня пообедать, красавица, — сказал он.

— Где?

— Ну-у-у... — ответил он, переворачивая Эдди опять на спину. И все началось заново. Она произносила те горячие слова, которые сводили его с ума. И вновь огонь в них стал разгораться. Угольки выдали обжигающее пламя. И он начал двигаться, углубляясь в нее. Они стали мокрыми от пота и потока любви в диком белом горячечном порыве”

В это трудно было поверить. Он опять не мог пошевельнуться, хотя теперь не чувствовал, что из него выжаты все соки. Но он был опустошен, обескровлен, мертв и погребен; Эдди гладила его плоть. Джек чувствовал, что она улыбается. Он рассмеялся, и они обняли друг друга.

Юмор как-то не вязался с этой обстановкой. И они вдруг почувствовали какую-то вину, неестественность происходящего, неловкость, упадок сил. Они перестали обниматься и только смотрели друг на друга, остужая свои тела, прилипшие к простыне. Неожиданно Джек уловил какое-то слабое движение. Он положил руку на ее набухшие соски, и, еще не осознав это, они опять погрузились в кружащий голову, опьяняющий жар любви. Они двигались размеренно, скрипели пружины кровати. Он помогал руками ее движениям в темноте, обнаруживая потаенные сокровища в руинах огня, и потом она взорвалась, как вулкан, обливая его расплавленной лавой, обжигая скатывающимся с поясницы потом. Он застонал от удовольствия.

Эдди и Дэниэл

Иногда, или как бы сказали конспираторы в эру Уотергейта, в определенный момент, линии жизни, которым суждено пересечься, пересекаются. Так было и у Эдди с монстром — их жизненные линии почти соприкоснулись. Но, что удивительно, они этого не осознали. Не осознал этого и детектив Джек Эйхорд, чей собственный вектор жизни уже пересек одну из жизненных линий и который скоро пересечет другую, образуя извечный треугольник судьбы.

В три часа десять минут миссис Эдит Линч регистрировала в Центре жалобу на довольно безответственную работницу главного отдела универмага, произнося:

— Полагаю, что не будет проблемой вернуть это.

— Конечно, — согласилась женщина, — но мне нужен номер, чтобы заложить его в компьютер, а если вы отослали сертификат в каталог Центра, то как же я могу помочь вам?

— Номер у нас здесь. Дело в том, как я уже вам сказала, что два номера не...

В те же три десять Дэниэл Банковский проезжал мимо Центра на украденном “меркурии”, окно которого со стороны сиденья пассажира было открыто, а магнитофон играл на полную мощь. Он находился в пригороде Чикаго, пытаясь преодолеть сложности чикагского движения в этом неуютном “мерке”, права на вождение которого принадлежали некоему Оливу Найдорфу из Маунт-Вернона, Иллинойс, сейчас уже мертвому.

Банковский выключил магнитофон и врубил радио, настроив его на волну тяжелого рока, несколько раз моргнул своими покрасневшими свинячьими глазками и сосредоточился на вождении.

В это время Джек Эйхорд сидел в своем кабинете, что-то машинально рисуя. Просто сидел и рисовал букву “И”.

Иногда он просиживал так часами, делая свои аккуратные, точные отметки в блокноте или на любой бумаге, которая подвернется под руку. Так ему было легче анализировать факты. Его мысли свободно блуждали, пока он механически что-то рисовал. Он думал, вспоминал любые незначительные детали, анализировал их, делая выводы, казалось бы, из ничего.

Метод “И” имел много вариаций, и Эйхорд всегда забавлялся им, как неким рефлекторным актом.

Вот как выглядел его метод “И” на бумаге.

И СильвИя АверИ Джонсон

КасИкофф Чарльз Мейтленд

Эдна Портер ДжИавИнелло Вернон Арлен

Эдвард УИльям Линч РИчард Шейдж

ЭддИ ЛИнч

Эйхорд БИлл Джойс

ЛИ Анна ЛИнч

Без пяти пять Эдди пила кофе со своей подругой Сэнди, которая ей говорила:

— Я так рада, что ты...

— Я тоже, знаешь, если даже это не будет продолжаться долго...

— Не говори так. Думай только о хорошем.

— Дело в том, что я вообще не могу думать.

— О, как бы и я хотела ощущать что-либо подобное! Прошло столько времени с тех пор, как я в последний фаз влюбилась до сумасшествия.

22
{"b":"19821","o":1}