— Пусть, — выдохнула она.

Кенбрук потерял над собой контроль. Стон вырвался из его груди, и он вошел в нее, одним мощным рывком покончив с ее девственностью.

Глориана почувствовала короткую вспышку боли, которую тут же погасила страсть. Она распростерлась под ним, желая только, чтобы он глубже вошел в нее. Дэйн, вновь застонав от наслаждения, двигался все быстрее и быстрее.

Она приподнималась ему навстречу, вскрикивая от удовольствия. Ее плоть горела под плотью Дэйна. Ритм захватил ее, и тут Глориана поняла, что стать женщиной означает получать и давать наслаждение. Дрожа от вожделения, она подчинилась желаниям своего тела и услышала восторженный крик Дэйна, когда они встретились в ночном небе, усыпанном сверкающими звездами…

Когда наконец огонь желания погас, Глориана заснула, прижавшись к Дэйну. Ему было достаточно просто лежать рядом с ней, держа ее в своих объятиях, прислушиваясь к ее ровному дыханию. День пошел на убыль. Солнечный свет, до того заливавший комнату, стал отступать, подобно отливу, тени легли на пол.

Глориана беспокойно зашевелилась во сне, и Дэйн прошептал ей на ухо несколько ласковых слов. Потом, лежа в тишине и покое, Дэйн вновь задумался о том чуде, которое произошло на его глазах.

Глориана сидела за столом и ела медовую булочку, в то время как он лежал в ванне. Он как раз подбирал подходящие выражения для того, чтобы признаться, каким же он был дураком и попросить Глориану стать матерью его детей. Дэйн хотел даже сказать ей, что любит ее, хотя сам еще не был до конца в этом уверен. Чувства, которые он испытывал к Глориане, были для него чем-то новым. Они были сильными, но беспорядочными, темными и непонятными, похожими на солнечный свет и смех прекрасными чувствами. Но Дэйн не мог разобраться в них.

Не успел он и рта раскрыть, как Глориана исчезла, просто растворилась в воздухе. Только что еще была здесь, и вдруг ее не стало. Дэйн не понимал, как это произошло, и не смог бы никому объяснить, даже если бы попытался. Но что беспокоило его сильнее всего, так это то, что Глориана не по своей воле покинула это время. Ее будто выхватила какая-то могучая непонятная сила. А раз так, значит, в любой момент Глориану могут отнять у него.

И тогда на какое время Глориана будет потеряна для него? На час? На день? Навсегда? Дэйн вздрогнул, повернулся к Глориане и крепче обнял ее, стараясь не разбудить. Никогда он не испытывал еще такой сильной любви и такого сильного страха. Подумать только! Все эти годы, когда она росла и расцветала здесь, в Хэдлей, дожидаясь его, он, глупец, вместо того чтобы вернуться к этому прекрасному созданию, колесил по свету!

Время. Таинственная материя, куда более ценная, чем золото и драгоценности. А он столько потерял, истратил его впустую!

Дэйн приподнял голову, любуясь спящей Глорианой. Ее нежная бледно-золотистая кожа словно светилась изнутри. На щеках все еще играл легкий румянец утоленной страсти. Она была так прекрасна, что у Дэйна перехватило дыхание. Дэйн всегда молился с неохотой, только лишь когда приходилось посещать мессу. Но сейчас он горячо молился про себя, чтобы ему было позволено остаться мужем Глорианы, и безмолвно клялся доставлять ей одни радости и наслаждения.

Будто услышав эту пламенную просьбу, Глориана открыла глаза.

— Надеюсь, мы зачали ребенка, — сказала она.

— Я тоже надеюсь на это, — ответил он.

— Но что же ты скажешь Мариетте? Она ведь приехала издалека…

Дэйн коснулся пальцем носа Глорианы.

— Я скажу, дорогая жена, что мне очень жаль, и предложу ей отправиться назад во Францию. С надлежащим сопровождением, разумеется.

Глориана положила голову ему на плечо, и Дэйн почувствовал шелковое прикосновение ее медных волос к своей коже.

— Может быть, Эдвард станет ухаживать за ней. Моя служанка Джудит сказала, что Эдвард ей нравится. — Глориана помолчала, простодушно взглянув на Дэйна. — Я имею в виду, он нравится Мариетте.

— Я догадался, о ком ты, — ответил Дэйн, ухмыльнувшись, и слегка ущипнул ее чуть пониже спины.

— Что ж, очень хорошо, в таком случае сердце мадемуазель не будет разбито.

— Что ж, возможно, — поддразнила Глориана, опустив свои густые ресницы.

Дэйн притворно сурово сдвинул брови.

— Дразнишься, — обвинительно проговорил он. — Я этого так не оставлю, миледи.

Щеки Глорианы вспыхнули, но глаза сверкали ехидством.

— Чем я могу умиротворить вас, милорд? — спросила она ангельским голоском.

Вместо ответа Дэйн обхватил ее за талию и, быстро приподняв, усадил к себе на колени. Ее блестящие глаза восхищенно расширились, когда она почувствовала под собой его возбужденный член. Розовые соски ее набухших грудей тут же затвердели.

— Вы догадываетесь о наказании, миледи? — спросил Дэйн.

Она кивнула, покусывая губу от нетерпения, и слегка привстала, намереваясь принять его.

Дэйн не меньше Глорианы жаждал получить наслаждение, но он, в отличие от нее, знал, что страсть распаляется ожиданием. В первый раз все произошло слишком быстро, потом он еще раз взял ее с таким же нетерпением, но сейчас Дэйн готов был ждать, чтобы доставить Глориане большее удовольствие.

Глориана обхватила рукой свою налившуюся грудь и легко провела соском по губам Дэйна.

— Маленькая шлюшка, — сказал он. — Где это ты научилась так вести себя?

Глориана слегка застонала от разочарования и продолжала тыкаться соском ему в губы.

— В вашей постели, милорд, — ответила она, тяжело дыша. — Пожалуйста, Дэйн…

— Что? — спросил он, проводя пальцами по ее спине, приподнимая ее бедра и слегка сжимая руками ягодицы. — «Пожалуйста, Дэйн» — что?

Глориана завозилась, а Дэйну оставалось только надеяться, что она не догадывается о том, что она творит с ним.

— Негодник!

Дэйн положил одну руку ей на живот, большим пальцем лаская ее увлажненную плоть. Его большой палец творил чудеса, и Дэйн с удовольствием наблюдал, как Глориана выгнулась, подставляя под его поцелуи свою упругую молодую грудь. Дэйн чувствовал, что скоро не сможет больше сдерживаться. Пальцами он легонько сжал ее розовый сосок.

— Я жду, Глориана, — молвил он, — чтобы ты сказала мне, чего хочешь.

Она откинулась на него, слегка вскрикнув, уткнувшись лицом в подушку. Дэйн чувствовал, что его большой палец все глубже проникает в ее влажную жаркую плоть.

— О-о… я бы хотела… я хочу, чтобы вы ласкали мою грудь, милорд, языком и губами, и о-о-о… у меня нет слов… я хочу чувствовать вас внутри себя…

Дэйн припал к ее груди и стал ласкать ее губами, языком, слегка покусывая твердый сосок. Он перестал ласкать ее лоно, не желая, чтобы это небольшое удовольствие уменьшило ее аппетит и лишило дальнейших радостей. Глориана взяла его лицо в свои ладони, боясь, как бы он вновь не отстранил ее и не лишил так долго ожидаемого удовольствия.

Но ее опасения были напрасными. В этот момент Дэйн не смог бы сдержаться, потому что его желание было так же велико, как и ее, и он не хотел упускать не единой ласки.

Глориана откинулась назад, пальцы их рук переплелись, но они все еще не были слиты воедино. А Дэйн, хоть и находился на грани, не желал так скоро сдаваться. Он легонько оттолкнул ее от себя, опрокинув на спину, и опустил лицо к треугольнику мягких волос внизу ее живота. Он ласкал ее, наслаждался ее запахом, едва сдерживая свое желание войти в нее. Глориана широко развела ноги, высоко поднятыми коленями обхватив плечи Дэйна. Она вскрикнула в экстазе, приветствуя своего мучителя, а он языком исследовал каждую складочку ее тела, каждый его изгиб.

Когда Дэйн наконец почувствовал, что желание Глорианы близко к удовлетворению, он поднялся на колени, заставив ее протестующе вскрикнуть и вцепиться руками в его волосы. Он посмотрел ей в лицо, испрашивая безмолвного разрешения. Потом, склонившись над ней, своей плотью он нашел ее влажное лоно и, немного подразнив, скользнул в него. Он стремился утолить свое бешеное вожделение, но знал, что раны, нанесенные им Глориане всего несколько часов назад, еще не зажили. Дэйн старался не причинить ей боли.