«Сегодня день очень печальный. Между нами уже никогда не будет так, как было».

Яд стекал по языковидным листьям орхидеи и собирался в углублениях. Когда углубление наполнялось, яд стекал ниже.

Мистер Херман сидел понуро и отсутствующим взглядом смотрел через очки на запущенный сад.

Чашка с чаем стояла недалеко от цветочного горшка. Последняя, самая нижняя ямочка наполнилась ядом. Листья, которые от ножки расширялись, как кобра, начали медленно поворачиваться в направлении с востока на запад. Самый нижний лист свернулся, как язык, и капля яда плюхнулась в чай…

Высокий мужчина с жесткими чертами лица в не очень приятного вида шляпе обратился к своему спутнику столь же высокого роста:

— Она сказала, что после недоразумения ушла в комнату и нашла его примерно в половине первого дня. Она вспоминала, что в последнее время он вел себя очень странно.

Тот, другой, ответил:

— Как бы там ни было, но сделал он это квалифицированно. Доктор заявил, что яду глотнул столько, что и лошади хватило бы.

— Я никогда не мог понять самоубийц, — продолжил разговор первый, — теперь и так достаточно трудно сохранить себе жизнь.

— Может быть, его огорчало, что пришлось уйти на пенсию. С некоторыми это бывает. Мир для них просто-напросто перестает существовать.

— Да и я так думаю, — согласился второй и взял в руки блокнот мистера Хермана.

Между тем первый заметил:

— Но эта голубоватая штуковина и впрямь великолепна.

— Однако же, — удивленно воскликнул второй.

— Что там такое? Что ты обнаружил?

— Открой ушки пошире: «…затруднения. Дала мне знать, что мои приготовления к делу любви ей не нравятся…» 6 ноября. «Я испробовал все способы, какие только можно, чтобы договориться с нею, но ни один не сработал…» 11 ноября. «Мне это уже осточертело. Не хочу, чтобы меня женщины вечно водили за нос…» 13 ноября. «Я вообще не удивился бы, если бы она это сделала нарочно. Она очень хорошо знает, что я боюсь ядов…»

— А ну-ка, покажи мне это, — попросил блокнот первый. Он снова внимательно прочитал все заметки. Некоторое время раздумывал, а потом вслух повторил: — «Она очень хорошо знает, что я боюсь ядов…»

Мужчина с жесткими чертами лица закрыл блокнот и положил его себе в карман.

— Ну, — заметил он, — я так себе думаю, что лучше нам пойти туда, наверх.

И в теплице разошелся сладкий аромат.

Наверняка множество людей из тех, которым часто снятся сны, испытали на себе хотя бы раз, что события или же ситуации, пережитые некогда во сне, позже повторяются в действительности. По моему мнению, в этом нет ничего удивительного: скорее, было бы странно, если бы сны никогда не исполнялись, так как они ведь касаются лиц и мест, нам известных, с которыми мы имеем дело наяву, в свете дня.

Это правда, что сюжет сна зачастую бывает искажен каким-нибудь абсурдным, фантастическим обстоятельством, которое не может случиться в реальном мире, но совершенно правдоподобно, что иногда, случайно, сновидение сбывается. Я сам пережил это недавно, и мне это не показалось ни чем-то особенно загадочным, ни необъяснимым с точки зрения психологии.

Так вот, один из моих друзей, проживающий за границей, довольно часто писал мне, примерно так раз в две недели. И когда, значит, прошло четырнадцать дней и я не получил от него вестей, то начал, сознательно или бессознательно, ожидать письма.

Как-то ночью мне приснилось, что я поднимаюсь на верхний этаж, чтобы переодеться к ужину, и, уже стоя на лестнице, слышу знакомый стук почтальона в двери парадного подъезда. По этой причине я возвращаюсь обратно и среди почты обнаруживаю письмо от друга. И в этом месте появился элемент фантастики: после вскрытия конверта оказалось, что в нем находится бубновый туз, на котором хорошо известным мне почерком было нацарапано:

«Посылаю тебе это для сохранения, так как ты знаешь, что очень рискованным делом является хранить такие тузы[1] в Италии».

Вот такое мне приснилось, а на следующий вечер, когда я как раз шел наверх, чтобы переодеться к ужину, я услышал знакомый стук почтальона в двери парадного подъезда. Я повел себя так же, как и в своем сне: спустился вниз и среди прочих писем обнаружил письмо от друга. Только в этом письме бубнового туза не было! Если бы он был, то я наверняка не посчитал бы это за обычное стечение обстоятельств… Без сомнения именно мое ожидание письма внушило мне этот сон, а мой друг, в свою очередь, думал о том, что обязан мне написать.

Но не всегда так легко найти объяснение для подобных явлений, как это имело место в данном случае. Я как раз хочу рассказать историю, которую я вообще не в состоянии себе объяснить: она возникла из тьмы, и тьма ее поглотила.

Всю свою жизнь я относился к людям, которым очень часто снятся сны. Немного было таких ночей, когда, пробудившись, я мог уверенно сказать, что мне ничего не снилось. В снах со мной случались разнообразные приключения, и даже целые серии приключений, обычно достаточно банальных, но в общем-то приключения эти были приятные и веселые — за исключением одного, о котором хочу рассказать.

Этот сон приснился мне впервые, когда мне было около шестнадцати лет. Я оказался перед дверями большого дома из красного кирпича. Я знал, что мне надо в нем остановиться. Слуга, открывший мне, сказал, что чай подан в саду, и провел меня через низкий, отделанный панелями темного цвета холл с большим камином. В саду прекрасно ухоженный газон окаймляли цветочные грядки.

У столика, сервированного для чаепития, сидело несколько лиц, совершенно мне не знакомых, — кроме одного. Это был мой школьный товарищ по имени Джек Стоун — как я догадывался — сын хозяев, который представил меня матери, отцу и двум сестрам. Я был немного удивлен, почему это я тут очутился, так как с этим товарищем у меня не было никаких близких отношений, и он мне даже не нравился, так как мне были известны разные его проделки. Кроме того, он ушел из нашей школы на год раньше, чем я.

Было душное послеобеденное время, царила невыносимая жара. В том месте, где кончался газон, поднималась стена из красного кирпича, окружавшая сад, с железными воротами в середине. На той стороне за воротами рос грецкий орех. Мы сидели в тени дома, напротив его фасада с высокими окнами, через которые я мог видеть очертания накрытого стола и отражающие свет стеклянные и серебряные предметы сервировки. Фронтальная стена была длинной и с одной стороны оканчивалась трехэтажной башней, которая произвела на меня впечатление значительно более старого строения, чем остальная часть здания.

Через некоторое время миссис Стоун, которая, так же как и все, сидела в полном молчании, сказала мне:

— Джек покажет вам вашу комнату. Я отвела вам комнату в башне.

Неизвестно почему, но от этих слов у меня неспокойно забилось сердце. Мне показалось, что мне было известно, что я буду нанимать комнату в башне, и меня охватило предчувствие чего-то недоброго. Джек тотчас же встал, и я ощутил, что мне необходимо последовать за ним.

Молча мы пересекли холл, а потом по большой дубовой лестнице, полной закоулков, мы прошли на площадку третьего этажа башни, где было двое дверей. Джек открыл одну из них и пропустил меня внутрь, не входя сам, после чего закрыл ее за моей спиной. Предчувствие меня не обмануло: что-то зловещее в этой комнате наполняло меня страхом, у меня было впечатление, что меня охватывает кошмар, и я ощущал нарастающий страх, пока наконец не пробудился в полнейшем ужасе.

Позже этот сон преследовал меня в течение пятнадцати лет, в самых разнообразных версиях, но всегда все происходило по одной и той же схеме: прибытие в дом из красного кирпича, чаепитие на газоне в саду, гробовая тишина, прерываемая всего лишь одним предложением, которое на фоне этой тишины звучало как из могилы. Затем мы с Джеком шли в башню, где таился страх, и сон кончался всегда ощущением гнетущего ужаса и страха перед чем-то, что было в этой комнате, но только я не мог узнать, что это было.