Кроме того, даже имевшийся резерв скорости используется далеко не полностью из-за ужасного состояния целых участков полотна. Как раз сейчас где-то впереди рабочий наряд чинит очередной поврежденный участок — за сегодняшний день это уже третья остановка, а времени всего-то за полдень. Декер заскрежетал зубами в приступе мгновенного гнева: останавливаться для схватки с вооруженным противником — одно дело, но такая вот мышиная возня и недостойна, и раздражает до отчаяния. Может, свежие рабочие руки; из недавнего городка помогут хоть как-то ускорить работу.
Декер продолжал обозревать состав. За два года, что он его собрал, с ним произошли определенные преобразования — одни вагоны были заменены на более новые, от совсем старых просто избавились; несколько вагонов были потеряны из-за саботажа, различных происшествий или вражеских нападений, но в сущности поезд остался тем же. Вагоны в большинстве своем были приспособлены для боевых действии: поставлены дополнительные броневые щиты, водружено оружие. Единственно, что осталось без изменения и защиты — это то, что подлежит безучетному расходованию, — старые товарные вагоны, где была размещена рабочая сила платформы с танковыми башнями, работавшие на дефицитном дизтопливе, прикрыты грудами мешков с песком, примотанных стальными тросами. Мешками была обижена и платформа со 105-миллиметровой гаубицей и счетверенным тяжелым минометом. По обоим концам поезда громоздились танковые башни — водрузить их на платформы стоило адского труда и кучи безнадежно поломанной техники.
В целом все это, подумал Декер в приливе гордости, напоминает, вероятно, какую-нибудь картину времен гражданской войны в России или американской революции; безусловно, этот поезд является самой мощной самостоятельной военной единицей Калифорнии — это сегодня, а завтра…
— Готово, сэр, — донесся снизу голос Хутена.
Декер спустился по ступенькам лесенки. Большие карие глаза Хутена смотрели на него выжидающе. Декер знал, что смотрится он внушительно даже без формы (рубашка хаки с открытым воротом, на плечах по четыре металлических звезды, шорты тоже цвета хаки, кожаный ремень и в кобуре — пистолет), от которой сегодня он решил отдохнуть. Да, высоким его, Декера, не назовешь, — роста он был ниже среднего, зато в смысле комплекции Декер всегда считал себя сложенным пропорционально и поддерживал физическую форму с помощью тренажера, что держал в углу купе. Будь у него достаточно тщеславия красить волосы, ему можно было бы дать тридцать с небольшим, а так проседь лишь прибавляла солидности.
Расхаживая взад-вперед вдоль металлического стола, за которым усердно радел Хутен, Декер вещал:
— Где был я? Да, я возвысился не сразу и слишком поздно. Героические усилия Президента и его соратников не смогли обратить вспять воздействия долгих лет вседозволенности и морального разложения. Падение веры в Бога, в семейные ценности, неуважение к власти, к высоким добродетелям того… — Декер, остановившись, тряхнул головой. — Последнее предложение, Хутен, подчеркните. Думаю, в следующей главе я остановлюсь на этом поподробнее.
Он пронаблюдал, как Хутен аккуратно выводит черту. Какой симпатичный солдат! Здоровый румянец на щеках, сильная линия челюсти, кудрявые светлые волосы, аккуратно постриженные по-военному. Чисто выбрит, хотя пока, вероятно, и брить-то ему особо нечего. Образцовый типаж плаката на вербовочном пункте.
— Так, сейчас соберусь с мыслями, — сказал Хутен, вслух. — Новый абзац. Некоторые усматривают в Чуме и последовавших бедствиях промысел Божий, — верно, Хутен заглавная «Б», — или, как я слышал от людей, приговор разгневанного Бога нации, безнадежно увязшей в моральном вырождении. Сам я не профессор, лишь простой боец, поэтому не мне судить, однако я считаю… — Остановившись, он патетически прижал руку ко лбу. — Ладно, Хутен, думаю, пока хватит. Ну что, прервемся? — Он с улыбкой поглядел на адъютанта. — Вы, должно быть, устали, здесь жарко. Как насчет стакана холодной воды?
— Благодарю вас, сэр, — признательно кивнул Хутен. — А где, э-э…
— Сзади, вон туда. К сожалению, ничего, кроме воды? нет, но по крайней мере хоть хорошая, холодная. — На самом деле в купе у Декера имелся вполне сносно укомплектованный бар, но на черта переводить редкое нынче виски на рядового. Небось, пить он еще и по возрасту не дорос. — Сюда, я покажу.
Жестом он указал Хутену идти впереди по коридорчику Наблюдая за движением литых с виду плеч адъютанта и узких бедер под тонкой тканью полевой формы, Декер одобрительно размышлял, что за отборный экземпляр этот Хутен, особенно для адъютанта, не привязанного к своему боевому посту.
— А вы, я вижу, в хорошей форме, Хутен, — вслух заметил Декер. — Видно, придется учесть при составлении списка на повышение, а? Так, пришли.
Он отворил дверцу небольшою холодильничка и выну, из него графин. Вот она, одна из отрадных сторон жизни на колесах: электричества для немногочисленных благ цивилизации от здоровенных тепловозных генераторов было хоть отбавляй. Личный вагон-салон Декера был по сути единственным, где имелся работающий, да и то не очень хорошо, кондиционер, но по крайней мере есть где взять льда для питья в эти жаркие дни. Уже из-за одного этого, заключал порой Декер, стоило все затевать.
По кивку Декера Хутен вынул из соседней тумбочки два-стакана и разлил по ним воду.
— Благодарю вас, Хутен, — кивнул Декер учтиво. Хутен, Хутен… Похоже, фамилия голландская? М-м-м… А как вас по имени, рядовой Хутен?
— Ричард, сэр.
— Ага, Ричард, значит. В свое время в Англии был прославленный король, которого звали Ричард, это вы знаете?
— Мгм, нет, сэр.
— Я и не думал, что знаете.
Боже этот юноша был не более чем ребенком, когда книги и учебники истории оказались низринуты, наряду со всем остальным. Впрочем, американская молодежь никогда не выказывала особых познаний в истории… Хутен, вероятно, не знал даже, где эта Англия и что такое король.
— Ричард Львиное Сердце, — пояснил Декер. — Один из моих любимых героев, вместе с Александром Македонским и Дугласом Макартуром. Люди судьбы, все, как один. — Он улыбнулся Хутену, придвинувшись ближе в узком проходе. — А как вас зовут друзья, Ричард? Дик? Рич?
Хутен в ответ не совсем уверенно улыбнулся. Очень привлекательная улыбка, заметил про себя Декер. По-мужски, естественно.
— Ричи, сэр, — ответил Хутен. — Меня они зовут Ричи. А иногда просто Рич.
— Ричи, Ричи… Ну что ж, — Декер расцвел улыбкой. — А отчего бы нам не заглянуть в мои апартаменты, Ричи…
Капрал, надзиравший за бригадой Маккензи, повторил, наверное, раз в двадцатый:
— Эй, ленивые вы уроды, это вам, ети е, не пикник на травке, вы сюда пришли не цветочки нюхать. Пошевеливайтесь, язви вас в корень, надо все быстрее кончить. Чем скорее уберем это дерьмо с рельсов, тем скорее залезем в поезд с этого пекла.
Маккензи продолжал выжидательно внимать, однако капрал на этот раз почему-то не упомянул, что хочет видеть только жопы и локти. Маккензи с проблеском надежды подумал, что, может, у гада пересохла, наконец, глотка.
Насчет жары капрал был, однако, прав: такого пекла с начала лета, пожалуй, и не упомнишь. Глаза щипало от пота, но понятно, что уж лучше так, чем остановиться отереть лицо. Здоровенный горлопан-капрал сам лично пока не применял физического воздействия, а вот кое у кого из нижних чинов это было просто хобби — по малейшему поводу пинать и поносить пластающихся заключенных. Всерьез, отмечал Маккензи, до потери трудоспособности, никому не доставалось, долго тоже не усердствовали, чтобы не нарушать темпа; но все равно лучше такого по возможности избегать. Сморгнув накатившую струйку пота, Маккензи вонзил свою лопату в кучу перемешанного с землей щебня.
Работа сама по себе была не такой уж и тяжелой. Бывало нее, причем намного, когда Маккензи вскапывал огород или колол дрова у себя в лачуге, в горах. А здесь так средней паршивости: небольшой оползень, вероятно, от прошлогоднего землетрясения или весеннего паводка — с полтонны грунта от закраины холма сползло на рельсы. Ни крупных деревьев не попадалось, ни каменюг — не то, что тот ужас, над которым горбатились вчера — и рельсы внизу вроде как в порядке, справа от полотна чисто, не придется мести пути.
