— Да, черт возьми! — сообщил он счастливым голосом. — Здесь точно был поезд. Видишь все эти кустики между шпалами? Посрезало их к дьяволу, причем не так давно. — Хлопнув дверцей, он поглядел на Маккензи. — Если только в этих местах не кочуют два разных поезда — а если да, то я кричу «караул!» и уматываю, — то мы теперь на верном пути. Бог ты мой, — добавил он с облегчением. — Поверить невозможно! Я ведь на самом-то деле на дух не знал, в какую сторону ехать.

Машина вновь задребезжала по старой грунтовке, взбираясь все выше в горы; несколько раз они пересекли рельсы туда и обратно.

— Ладно, — подытожил, наконец, Ховик, — похоже, удачу испытали достаточно. Не знаю, сколько еще ехать, но услышать нас на этой штуке они смогут еще задолго до того, как мы их увидим.

Ховик сбавил скорость, разглядывая идущую впереди дорогу. Машина затормозила перед очередным переездом. На той стороне дорога взбиралась на крутой подъем и уходила в лес. Ховик, на предельной скорости загнав грузовик на склон, срулил задним ходом с дороги, осмотрительно въехал под прикрытие деревьев, заглушил мотор и обернулся к Маккензи.

— Здесь вылезаем и идем пешком. Дай-то Бог, чтоб завелась, когда вернемся, а то домой шлепать да шлепать.

Влезая плечами в лямке нетяжелых рюкзаков, Ховик спросил:

— А когда в десанте… офицером был, а? И до кого дослужился? Серебряную шпалу схлопотал-таки?

— Серебряный лист, — отозвался Маккензи, поправляя лямку. — Подполковник.

— Да ну, врешь! — Ховик от удивления вытаращил глаза. — Хотя нет, зачем тебе… Смотришься ты, надо сказать, моложе. И кем был, штабником?

— Авиация.

— Ого! Да, у них по службе продвигались быстрее. Сукин сын. — Ховик подхватил винтовку. — Ну что, подполковник, сегодня вам шагать в одной колонне со штрафниками.

Когда спускались обратно к рельсам, Маккензи спросил:

— Что за зуб у тебя на офицеров — или был? Может, мне бы надо знать.

— Да нет, к тебе это никакого отношения не имеет. Да и время то прошло, — ответил Ховик, когда они выбрались на насыпь и зашагали по полотну. — Было дело лет сто назад, в болотах у устья Шатт-аль-Араб. Лейтенант — щегол, такой зеленый, что все еще пердел харчами из учебки — ляпнул по дурости, из-за чего почти весь мой взвод полег. Вот я его несколько раз и приласкал.

Маккензи рассмеялся.

— Крепко?

— Чересчур, пожалуй. Его на операцию отвезли в госпиталь при базе, а меня на год в Портсмутскую морскую тюрьму, а там — в дисбат. Да ладно, что вспоминать, — отрезал Ховик, — я уже сказал, теперь-то что.

Они шли по полотну, то по шпалам, то возле, быстрым темпом, лишь иногда приостанавливаясь оглядеться и прислушаться, но никак не для отдыха. Мышцы ног у Ховика уже слегка побаливали от напряжения; он-то считал, что находится в форме, но видно, слегка себя подраспустил. Маккензи же шел безо всякого напряжения.

Они уже находились на возвышенности, земля становилась все более каменистой и сухой. Склоны гор, перемежаемые отдельными долинами, покрывали околки высоких деревьев. Дорога все так же шла вверх.

— Здесь вверх они не могли ехать очень быстро, — определил Маккензи. — На таком склоне, да еще с их старыми дизелями.

— Ага, видишь, здесь много мест, где им приходилось останавливаться и пластаться на полотне. Рельсы на такой линии тоньше, стяжки из дерева, меньше балласта — естественно, горбатиться им приходилось куда больше, чем на главной магистрали. Мне казалось, для дневного перехода слишком уж малое расстояние, но теперь видно, почему.

Рельсы тянулись нескончаемо, как и часы. Солнце постепенно приближалось к изломанному очертаниями гор горизонту, но цели видно так и не было. Может, придется остановиться где-нибудь на ночь, подумывал Ховик, а спальников-то с собой не прихватили…

И тут вдали, там, где рельсы пересекали широкую горную долину, обозначилось что-то — частокол теней, справа от дороги.

— Стой-ка! — сказал Ховик, подняв руку. Секунду спустя он уже спешил к близстоящим деревьям, рукой маня Маккензи за собой. Припав плечом к толстой сосне, он приставил к глазам бинокль и стал внимательно рассматривать дорогу впереди.

Что там? — спросил Маккензи.

— Стрелка. Отсюда еле видно, но это она и есть. Видишь, линия такая идет по ровному месту? Должно быть, тупик. — Опустив бинокль, Ховик поглядел на Маккензи. — Куда-то мы вышли, подполковник. Давай будем сколько можно держаться под прикрытием.

Не выходя из-под сени деревьев, они быстрым шагом двинулись вперед вдоль полотна. Выйдя в долину, оба пригнулись и почти бегом пересекли открытое пространство, отделявшее их от рельсов. Опустившись возле них на корточки, Ховик изучающе оглядел стрелку. Стык переброшен не был. Идущая вправо тупиковая ветка поросла травой.

— Черт, ети ее! — ругнулся Ховик. — Я-то думал, это точно оно… Погоди минутку.

Он двинулся вдоль ветки, идущей изгибом через долину.

— Куда мы идем? — спросил за спиной Маккензи. — Даже я вижу, что по рельсам этим не…

— Ага, — Ховик остановился и указал на другую стрелку, почти полностью скрытую высокими травами. В этом месте ответвлялись еще одни рельсы. Под вечерним солнцем поблескивала свежесоскобленная сталь. Дальше, в сторону неширокого проема меж двух гор, уходила одноколейка, образуя с магистралью некое подобие буквы «У».

— Правильно. Видишь тот «игрек»?

— Что?

— Да буква, понимаешь. Только, думаю, она больше напоминает треугольник. Они миновали ту вон стрелку, что сзади, затем задом въехали по этим вот рельсам — там по линии должна быть еще одна стрелка — и дальше вверх по этой ветке. Затем, когда поедут назад, то воспользуются конкретно этой, по которой мы сейчас только пришли. При таком раскладе, — подытожил Ховик, — им не придется все время пятиться, чтобы выйти к главной магистрали.

— Теперь понятно, — кивнул Маккензи. — Вижу. Получается, они въехали по этому вон пути, или ветке, или как там ты это называешь, и предположительно все еще находятся где-то там, куда она ведет. Так что теперь?

— Поступаем, как медведь, что пошел через гору, и посмотрим, чего там есть. Только у нас в башке не больше, чем У медведя. Поэтому вернемся обратно под деревья и сделаем порядочный круг, пока не увидим, что есть на другом конце этого перегончика. А теперь давай-ка отсюда, из чертовой этой лощины. — Ховик на ходу беспокойно огляделся. — я себя здесь, ети ее, чувствую совсем голым, будто ширинка расстегнута или что еще.

Примерно через час Ховик протянул бинокль Маккензи.

— На-ка, теперь погляди сам, смотри только, чтоб солнце от стекол не отстреливало. А потом скажи, что там за хиромантия происходит.

Они лежали в глубоком затемнении леса, у вершины крутого каменистого гребня. Внизу, змеей вытянувшись вдоль изгибом идущей линии, стоял бронепоезд Армии Америки. Тепловозы замыкали состав — значит, поезд подталкивали сзади; примерно в полусотне ярдов впереди дизеля на рельсах виднелась «мушка».

Дальним своим концом дорога поднималась на склон внушительного вида горы, выветренный и каменистый. У подножия жались друг к другу несколько обветшалых строений, очевидно, часть заброшенной шахты — крыши провалились, стены черные от грибка. Среди развалин, примерно в четверти мили вверх по склону, считая от дороги, темнел прямоугольный зев большого туннеля. Ховику показалось вначале, что это пещера — хотя нет, края чересчур уж правильные.

Вверх-вниз по склону муравьями сновали люди, в основном на участке между туннелем и поездом. Некоторые сгибались под тяжестью ноши — далеко, не различить, что именно — другие, судя по всему, усердно расчищали рельсы, отделявшие поезд от туннеля; ну, и без охраны никуда — вон, явно стоят, караулят. В целом, надо сказать, общая суета не вносила в картину особой ясности.

— Невероятно, — проговорил Маккензи, не отрывая бинокля от глаз.

— Да уж куда невероятней, черт побери, — пробурчал с кислой гримасой Ховик. — Весь день лапы бить, чтобы прийти только полюбоваться на это зрелище. Ладно, теперь мы в курсе, где они, эти ублюдки, и где их эта треклятая цель. Ну и толку? Мы же что имели в виду: выяснить, для чего они сюда пришли, и что замыслили учинить. — Ховик указал на противоположный склон. — Сидим сейчас тут, на них поглядываем, и я лично не вижу, какая разница, если б мы нынче и вообще не вставали утром с койки.