– Чем могу быть вам полезен, Куинн?
– Я только что разговаривал с женой Патрика О'Гормана. Или правильнее будет сказать – с вдовой?
– Правильнее – с вдовой.
– Вы были в Чикото, когда О'Горман умер?
– Да. Я как раз приобрел эту газету, рискнул последними грошами. Она тогда совсем захирела, и сейчас была бы не лучше, если б не история с О'Горманом. Мне тогда в течение месяца повезло дважды. Сперва О'Горман, а три-четыре недели спустя бухгалтерша из местного банка, милая такая дамочка – удивительно, кстати, насколько легко такие вот дамочки становятся воровками, – так вот, бухгалтерша, по локоть запустившая руку в банковскую кассу. Тираж "Чикото ньюз" за год увеличился вдвое, и этим я обязан О'Горману, упокой, Господи, его душу. Вот уж действительно не было счастья, да чужое несчастье помогло. А вы, стало быть, друг его вдовы?
– Нет, – осторожно ответил Куинн, – так меня назвать, пожалуй, нельзя.
– Вы в этом уверены?
– Уверен. Она уверена еще больше.
Ронда разочарованно вздохнул.
– Честно говоря, я всегда надеялся, что у Марты О'Горман есть засекреченный дружок. Ей вовсе не помешает снова выйти замуж за какого-нибудь славного парня ее возраста.
– Сожалею, но я этому образу не соответствую. Мне больше лет, чем кажется на первый взгляд, и характер у меня омерзительный.
– Ладно, понял. Хотя сути дела это не меняет. Марте нужно перестать жить прошлым и выйти замуж. А то О'Горман превратится в совсем уж недосягаемый идеал. С каждым годом он делается в ее памяти лучше и лучше. Я согласен, он был хорошим человеком: заботливым отцом, любящим мужем, но хороший покойник, по-моему, не должен играть в жизни живых большую роль, чем плохой. Марте наверняка было бы легче жить, если б она узнала, что О'Горман был отпетым негодяем.
– А может, так оно и было?
– Ничего подобного! – Ронда отрицательно покачал головой. – Он был мягким, стеснительным человеком, полной противоположностью тем классическим, буйным ирландцам, которых я, кстати, никогда в жизни не встречал. Когда полиция выясняла, не убийство ли это, там все чуть с ума не сошли, потому что в Чикото не нашлось ни одного человека, который бы сказал об О'Гормане что-нибудь плохое. Никаких обид, никаких старых счетов, никаких ссор. И если О'Гормана действительно убили – в чем я не сомневаюсь, – то это дело рук кого-то со стороны, скорее всего бандита с большой дороги в буквальном смысле. О'Горман всегда сажал в машину голосующих на шоссе.
– Мягкие, стеснительные люди обычно избегают случайных попутчиков.
– А он – нет. Они с Мартой смотрели на это по-разному – в их семье редкость, между прочим. Марта считала, что случайных попутчиков сажать опасно, но он поступал по-своему. Скорее всего потому, что жалел неудачников. Себя-то он наверняка неудачником числил.
– Почему?
– Он ничего особенного в жизни не добился – ни в смысле денег, ни в каком другом. Сильным человеком в семье была Марта, и ей это очень пригодилось после несчастья. Страховая компания год отказывалась выплачивать страховку О'Гормана, потому что тело его не нашли, а Марте надо было кормить двух детей. Пришлось снова идти лаборанткой в нашу больницу. Она и сейчас там работает.
– Сколько вы о ней знаете!
– Моя жена с ней дружит, они вместе учились в школе. Какое-то время, когда у меня шло много материала об О'Гормане, отношения между мной и Мартой были прохладные, но потом она поняла, что я всего лишь делаю свое дело. Почему вас это интересует, Куинн?
Куинн туманно ответил, что его работа в Рино имеет отношение к розыску без вести пропавших. Ронду такой ответ, казалось, удовлетворил, а если и нет, он не счел нужным это показывать. Он явно любил поговорить и с удовольствием использовал неожиданную возможность.
– Итак, его убил случайный попутчик, – сказал Куинн. – При каких обстоятельствах?
– Деталей я сейчас не помню, но, если хотите, могу дать общую картину.
– Хочу.
– Это случилось около пяти с половиной лет назад в середине февраля. Всю зиму дождь лил как из ведра – я каждый день печатал, сколько выпало осадков, у кого дом затопило, у кого участок. Речка Гремучая – она течет милях в трех к востоку от города – разлилась как никогда. Каждое лето она мелеет до дна, так что сейчас, например, трудно себе представить, как она тогда вздулась. Короче говоря, машина О'Гормана проломила ограду моста и свалилась в реку. Ее нашли через несколько дней, когда вода спала. На передней дверце болтался лоскут, испачканный кровью. Ее было трудно заметить невооруженным глазом, но в лаборатории быстро определили, что это кровь, и той же группы, что у О'Гормана, а лоскут был от рубашки, которую он, надел, прежде чем уехать в тот вечер из дома.
– А тело?
– Чуть подальше Гремучая сливается с Торсидо, которая питается снегами с гор и полностью оправдывает свое название. Торсидо значит "сердитая, извилистая, буйная" – именно такой она стала в ту зиму. О'Горман был щуплым. Гремучая вполне могла внести его тело в Торсидо, а там оно окончательно сгинуло. Это версия полиции. Но не исключен и такой вариант, что его убили в машине во время борьбы, когда и была порвана рубашка, а потом где-то спрятали. Сам я придерживаюсь того же мнения, что и полиция. Скорее всего О'Горман подобрал какого-нибудь бродягу – не забывайте, что шел ливень, и такой добряк не мог спокойно проехать мимо голосующего на дороге, – бродяга попытался его ограбить, и О'Горман стал сопротивляться. Я думаю, что бродяга этот был нездешний, а потому не знал, что река разлилась ненадолго. Наверное, он думал, что она всегда такая и что машину никогда не найдут.
– Что же случилось с бродягой? – спросил Куинн.
Ронда закурил сигарету и смотрел на спичку, пока та не погасла.
– В том-то и дело, что на этот вопрос ответа нет. Бродяга исчез так же бесследно, как и О'Горман. Шериф объездил потом всю округу и допросил буквально каждого, кого не знал в лицо, но ничего не добился. Мне часто приходится сталкиваться с преступлениями, я в них неплохо разбираюсь и потому берусь утверждать, что это убийство не было преднамеренным. Вот почему в нем так много неясного и его так трудно расследовать.
– Кто решил, что это было непреднамеренное преступление?
– Шериф, коронер[4] и жюри присяжных при коронере. А что? Вы не согласны?
– Я знаю только то, что услышал от вас, – сказал Куинн, – и этот бродяга кажется мне весьма загадочной личностью.
– Понимаю, – кивнул Ронда.
– Если он поранил О'Гормана до крови, то можно предположить, что на его одежде тоже была кровь. Есть тут у вас на отшибе какие-нибудь дома, куда он мог залезть, чтобы переодеться или украсть еду?
– Есть, но туда никто не забирался, люди шерифа это точно выяснили.
– Значит, у нас остается неизвестный бродяга, мокрый до нитки и, скорее всего, с пятнами крови на одежде.
– Дождь мог их смыть.
– Смыть кровь не так-то просто, – заметил Куинн. – Представьте себя на месте убийцы. Что бы вы сделали?
– Пошел бы в город и купил другую одежду.
– Вечером? Магазины уже были закрыты.
– Тогда отправился бы в какой-нибудь мотель.
– В таком виде? Служащий мотеля наверняка вызвал бы полицию.
– Черт! Но что-нибудь он должен был сделать! Может, остановил кого-то еще и уехал. Я знаю только, что он исчез.
– Или она. Или они.
– Хорошо. Он, она, оно, они исчезли.
– Если вообще существовали.
Ронда перегнулся через стол.
– К чему вы клоните?
– Его попутчиком не обязательно был какой-то бродяга. Что, если О'Горман подвозил близкого друга? Или родственника?
– Я же вам сказал, что шериф не нашел ни единого человека, который был бы настроен против О'Гормана.
– Тот, о ком я думаю, и не должен был этого показывать, если он только что убил О'Гормана. Или она.
– Вы все время повторяете "она". Почему?
– Жены, как известно, – сказал Куинн, – часто бывают недовольны своими мужьями.
