— Прошу садиться… — Он сделал неопределенное движение, снова увидел в зеркале свое осунувшееся лицо, снял фуражку, ища глазами, куда ее положить. — Но видите, здесь такой беспорядок. Давно нужна большая приборка. Сейчас сотру пыль со стула.
— Ничего, не беспокойтесь, — сказал улыбаясь Людов.
Медведева поразило, что улыбка будто никогда не сходила с этого уже немолодого, пересеченного множеством морщин лица. Но странное дело, эта вечная улыбка не казалась натянутой, неуместной. Что-то дружеское, очень приветливое было в ней, точно внутренний свет озарял резкие, некрасивые черты.
Людов смахнул пыль со стула и сел. Сняв фуражку, привычным движением положил на перекладину под сиденьем.
— Погодка… — сказал он, стряхивая с шинели тающий снег. — На дворе еще лето, а вот извольте — заряд. Кажется, Наполеон говорил, что сюрпризы русской природы должны быть учтены при разработке любого стратегического плана? А ведь он дошел только до Москвы. Что сказал бы он, побывав в Заполярье?
Медведев хмурился, все еще держа в одной руке фотокарточку, в другой фуражку.
— Насколько мне известно, — тон Людова стал отрывисто-деловым, — вы подали рапорт об отозвании вас с торпедных катеров?
Медведев молча кивнул.
— Вы ушли с торпедных катеров, так как боялись… — Людов помолчал, выбирая выражение, — боялись стать причиной гибели своей семьи?
Медведев уронил снимок и фуражку на стол. Брови сошлись в одну сумрачную черту.
— Товарищ капитан, ничего подобного я не писал в рапорте!
— Конечно, не писали, — подтвердил Людов. — И не могли писать, так как не знали ничего определенного. Но я себе представляю, как вы страдали, подстерегая с торпедами корабли, на одном из которых могли идти ваши жена и сын! — Он помолчал, сочувственно глядя на Медведева. — Успокойтесь, Андрей Александрович. Все три корабля, на которых перевозили наших мирных людей, угнанных в рабство, спокойно дошли до места назначения. Мы узнавали о времени их отхода и курсе, своевременно давали шифровки… Правда, в последний раз шифровка немного запоздала: вы уже, кажется, хотели выходить в атаку…
— И вы тоже думаете, что на этом транспорте могла быть моя семья? — ломким голосом спросил Медведев.
— Этого я не думаю, — медленно произнес Людов. — Я верю в возможность всяких страннейших совпадений. Но строить такое предположение было бы слишком наивно.
Медведев тяжело сел на кровать.
— Подытожим факты, — продолжал Людов. — Вы обращались в штаб партизанского движения с просьбой установить судьбу ваших жены и сына, захваченных немцами под Ленинградом. Вам ответили — не правда ли? — что вашу семью сперва держали в концентрационном лагере, потом перевели в один из норвежских портов для отправки на транспорте в Заполярье… Не так ли?
Затаив дыхание, Медведев кивнул.
— Теперь, когда вашему рапорту дан ход, — помолчав, сказал Людов, — с какой целью вы направляетесь на сухопутье?
Медведев молчал.
— Я представляю себе ваши мечты… — Людов снял очки, стал задумчиво протирать носовым платком стекла. — Вы проситесь на передний край, думаете связаться с разведчиками, проникнуть в немецкие тылы, разыскать лагерь рабов, отбить свою семью…
Капитан сидел без очков; на Медведева глядели очень усталые, добрые, глубоко запавшие глаза. Но Людов опять надел очки. Его голос стал жестким.
— Едва ли это удастся вам. Северная Норвегия — океан пустынных сопок. Ваши поиски обречены на неудачу, даже если бы командование пошло вам навстречу в этом сомнительном деле…
Медведев порывисто встал:
— Скажите, капитан, зачем вы затеяли весь этот разговор?
— Затем, чтобы предложить вам перейти в мое распоряжение, — просто сказал Людов.
— В ваше распоряжение?
— Командующий передал ваш рапорт мне. Я думаю, вы как раз тот человек, который нужен мне для одной операции.
— Операция за линией фронта, в сопках?
— Говорите тише… Да, за линией фронта, в сопках. Но сперва уточним: правильно ли я вас понял? Вы коммунист и советский морской офицер. Тревога о семье не может заслонить в вашем сознании мыслей о Родине, понимании советского воинского долга. Главная ваша мечта — уничтожить фашистских захватчиков, что вызволит из гитлеровского рабства тысячи наших детишек и женщин. Так ли это, старший лейтенант?
— Вам, товарищ капитан, удалось высказать самые мои заветные мысли! — волнуясь, сказал Медведев.
— Так вот. Сейчас командованию необходимо установить точные координаты района, куда фашисты свозят наших людей. С какой целью — вам будет сообщено позже. Сами вы не пойдете на поиски своей семьи. Вы только поможете установить место, все остальное предоставите другим. Приготовьтесь к разочарованиям. Приготовьтесь к безусловному повиновению инструкциям, которые вам будут даны… Согласны ли вы пойти в тыл врага навстречу неведомым опасностям на неопределенный срок? Вы…
Он не договорил. Медведев бросился к нему, сжал его тонкие, узловатые пальцы. Не находя слов, тряс Людову руку.
— Если вы сломаете мне пальцы, — морщась, сказал Людов, — я не смогу подписать приказ о вашем назначении.
Медведев распахнул дверцы шкафа, выхватил бутылку вина, два липких стакана. На дне одного лежал окурок, в другом ползала вялая полярная муха. Вытряхнув из стаканов муху и окурок, молча выбежал из комнаты.
— Андрей Александрович, не нужно! — крикнул вслед Людов.
Из-за двери слышались бульканье и плеск воды. Медведев вернулся с вымытыми стаканами.
— Я редко пью, — отрывисто сказал он. — Последний раз выпил из этой бутылки, когда расставался с Настей. Думали допить после ее возвращения. Но для такого случая…
Багровая густая струя билась в стенки стаканов.
— Чтобы не был последним! — сказал Медведев, торжественно поднимая стакан.
— Чтобы не был последним! —повторил Людов суровый тост военных моряков.
Они выпили, поставили стаканы рядом.
— У вас хорошие нервы, Андрей Александрович, — с уважением сказал Людов. — Волнуетесь, а в руке ни малейшей дрожи.
Он застегнул шинель. Нагнулся, вынул из-под стула фуражку, обмахнул ее рукавом.
Медведев смотрел удивленно.
Людов надел, поправил перед зеркалом фуражку.
— Сейчас я вас покидаю, Андрей Александрович. — Странно звучало для Медведева это штатское, еще непривычное тогда на флоте обращение. — Главное мы с вами скрепили. Вы поступаете в мое распоряжение. Обдумайте еще раз этот шаг. Нет колебаний? Тогда прикиньте пока, кого из своего экипажа сможете взять с собой. Нужны двое: радист и сигнальщик.
Медведев не успел ответить ни слова. Капитан предупреждающе поднял смуглый палец:
— Не торопитесь, обдумайте кандидатуры всесторонне. Через полчаса жду вас у командующего, в скале… Думаю, лучше нам не идти по улице вместе…
Приложив руку к козырьку, вышел, тихо притворив за собой дверь.
Ровно через полчаса вахтенный краснофлотец перед овальным входом в скалу спрашивал пропуск у подошедшего сюда офицера.
Ранние сумерки уже окутывали улицы, корабли у причалов, площадь стадиона, где совсем недавно летал влажный футбольный мяч, свистели и топали англичане, аплодировали наши моряки, когда команда гвардейского эсминца забивала в английские ворота гол за голом.
Медведев предъявил удостоверение. Вахтенный нажал кнопку звонка.
В глубине туннеля горел электрический свет. Дежурный офицер показался из-за поворота.
— Старший лейтенант Медведев?.. Проходите.
Медведев шел туннелем, наклонно убегавшим в глубь сопки. По неровным каменным стенам сочилась вода, бежала проволока проводов, темнел свинцовый кабель.
Открылась тяжелая, обитая резиной дверь. Еще одна дверь — с высоким стальным порогом-комингсом, как на линкоре.
Возник длинный прямой коридор, ряд дверей по обеим его сторонам. Из-за дверей слышался заглушенный разговор, звучали телефоны, постукивали ключи телеграфа. Адъютант остановился, пропустил Медведева вперед, в небольшую приемную.
