Угрюмо, молча Нортон сделал несколько шагов к выходу из салона. Людов оставался на месте.

— У вас еще была надежда, мистер Нортон, что ваша шлюпка попадет в руки немцев, но наши разведчики обнаружили ее. Рухнули ваши финансовые планы. Потому-то вы были так потрясены, узнав о подвиге советских людей. А на родине вас ждут не только разорение, но и суд, тюрьма, может быть, электрический стул. Есть собственноручное свидетельство против вас вашей жертвы. На странице из Библии, под цифрами координат, написано дрожащим почерком капитана Элиота: «Прости меня бог — я принял предложение Нортона…» Подождите, не уходите, мистер Нортон.

Нортон стоял у двери салона, вытянувшись, положив пальцы на ручку двери.

— Может быть, вы посмеете задержать меня?! — сказал яростно Нортон. — Меня тошнит от вашей клеветы. Я уважаемый гражданин Соединенных Штатов!

— Да, вы были уважаемым гражданином Соединенных Штатов, — сказал Людов. — Вы из семьи судовладельцев. По наведенным мной справкам, «Бьюти оф Чикаго» принадлежала лично вам, фирма «Нортон энд Нортон, лимитед» считалась солидным коммерческим предприятием в прошлом. Но вы разорились, мистер Нортон, и решили поправить дела преступлением. Когда в Нью-Йорке шли поиски судна для отправки нам подарков американского народа, представители гитлеровской разведки — им, кстати сказать, очень свободно живется в вашей стране — сделали вам выгодное предложение. Подождите же, куда вы торопитесь, глава фирмы «Нортон энд Нортон, лимитед»?

Пальцы Нортона застыли на ручке двери.

— Вы предоставили ваше судно для перевозки груза в Советский Союз. Вы договорились с Чарльзом Элиотом, безработным, спившимся моряком, что возьмете его капитаном «Бьюти оф Чикаго», если он отведет судно не к нам, а посадит на мель в заранее условленном месте, недалеко от оккупированного фашистами порта. А чтобы капитан не обманул ваших надежд, вы назначили сами себя его первым помощником, чтобы успешнее довести до конца этот бизнес.

— Это ложь! — пронзительно крикнул Нортон. — Все это подлая большевистская ложь. Я принесу доказательства сейчас же…

Он толкнул грузную металлическую дверь, исчез в коридоре. Все молча смотрели на Людова.

— Вы видите, джентльмены, — сказал Людов, поправляя очки, — поведение мистера Нортона говорит само за себя.

На него надвигался, грозно выставив грудь, офицер в жемчужно-сером мундире.

— Предупреждаю вас, сэр, если он принесет доказательства своей невиновности, вам придется серьезно ответить за клевету.

— Боюсь, сэр, ему долго придется искать эти доказательства, — ответил Людов, беря со столика свой недопитый стакан. — А мои доказательства будут пересланы в судебные органы Соединенных Штатов.

Над головами зазвенела палуба, донесся одиночный пушечный выстрел. Слышались приглушенные частые гудки.

Офицеры авианосца выбегали из салона. К Людову подошел дирижер ансамбля.

— Товарищ капитан, пора бы на бережок. Нам завтра с утра на передний край, ребятам отдохнуть нужно… Не разъясните, о чем шел разговор?

— Об одном грязном деле, — устало сказал Людов. — О предателе, который продал гитлеровцам предназначенный нам груз.

— Вот как? — сказал дирижер изумленно. — Не об этом ли плешивом, в штатском костюме? Что же он вплавь, что ли, удирать собрался?

— Почему вплавь? — рассеянно спросил Людов.

— А вот — выстрел и гудки. Сигналы «Человек за бортом». Это он, значит, прямым курсом из салона за борт.

— Едва ли он рассчитывал куда-нибудь удрать. Просто понял, что проиграл все, — брезгливо сказал Людов.

— А вы знаете, почему чайкам удается ловить рыб? — спросил меня капитан Людов. Он помолчал, глядя с легкой улыбкой, ответил сам себе: — Потому, что рыбы, по устройству своего зрения, принимают чаек за облака и, следовательно, не опасаются их.

— Но в данном случае наши разведчики отнюдь не оказались похожими на облака, — откликнулся я.

Разговор происходил на втором этаже старой школы, в комнате командира отряда особого назначения. Мои пальцы ныли от напряжения — кончалась последняя страничка заполненного торопливым почерком блокнота.

Слухи о событиях в поселке Китовый далеко не сразу дошли до сведения нашей краснофлотской газеты, так же как и все остальное, связанное с аварией «Бьюти оф Чикаго». Моряки умеют хранить секреты, а капитан Людов дал строгую инструкцию артистам ансамбля и зенитчикам береговой батареи соблюдать молчание обо всем происшедшем в дальней морской базе и на борту английского авианосца. И только много времени спустя, уже после приключений на Чайкином Клюве, рассказал мне Валентин Георгиевич и об этом удивительном подвиге североморцев.

Откровенно говоря, я был тогда немало удивлен, что мне удалось заставить разговориться этого обычно молчаливого человека.

— Вас удивляет, что в данном случае я проявил несвойственную разведчику болтливость? — как бы отвечая на мои мысли, усмехнулся Людов. — Скажу откровенно, хочется, чтобы сохранились все подробности этого необычайного дела. То, что совершили наши люди, чтобы «Красотка» не досталась врагу, может и должно стать когда-нибудь основой героической поэмы.

Он подошел к чайнику на электроплитке в углу, налил два стакана бледно-желтого чая, пододвинул ко мне раскрытый портсигар с кубиками рафинада.

— И едва ли нуждается в уточнении, что все записанное вами сейчас придется пока спрятать в надежный архив, хотя здесь и нет никакой военной тайны. А если когда-нибудь возникнет у вас желание опубликовать хронику этих событий, не впадайте в искушение изложить ее в форме детективного романа.

Валентин Георгиевич вынул из шкафа потрепанную книгу, раскрыл на заложенной странице.

— Как раз в те дни мне довелось прочесть «Эволюцию физики» Альберта Эйнштейна. В этом, кстати сказать, весьма популярно изложенном труде создатель теории относительности пишет: «Со времени великолепных рассказов Конан-Дойля почти в каждой детективной новелле наступает такой момент, когда исследователь собрал все факты, в которых он нуждается для раскрытия тайны. Эти факты часто кажутся совершенно странными, непоследовательными, не связанными между собой. Однако великий детектив заключает, что не нуждается в дальнейших розысках и что только чистое мышление приведет его к установлению между собранными фактами связи…»

Людов захлопнул книгу, аккуратно поставил в шкаф.

— Факты, вставшие перед нами в связи с исчезновением «Красотки», только в самом начале казались противоречивыми, не связанными между собой. С того момента, как в голубом океанском просторе острый взгляд Агеева заметил шлюпку с «Красотки», Нортон все больше запутывался в собственной лжи, и наконец у него не выдержали нервы. Осуществив свой план и бросив легкомысленно в снег украденную у Джексона нитку, он явно недоучел возможности, что мы разгадаем тайну комнаты, запертой изнутри, что доказательства его черного предательства смогут очутиться в наших руках. Какой сюжет, достойный Достоевского или Стендаля! Кстати, если бы автору «Красного и черного» попала подобная фабула в руки, он, возможно, свой новый роман на этом материале назвал бы «Голубое и черное».

Людов усмехнулся свойственной ему чуть насмешливой, немного грустной улыбкой.

— Конечно, дело не в названии, а в том, насколько глубоко удастся разработать этот сюжет. Хотя и разрабатывать здесь особенно нечего — лишь взять и записать, как произошло в жизни.

— Однако едва ли оправдано психологически самоубийство Нортона, — сказал я.

— Вы имеете в виду его прыжок за борт авианосца? — прищурился Людов. — Нортон игрок и актер, тут тоже сказался его характер, проявился определенный расчет. Может быть, в первый момент, придя в отчаяние, он и решил покончить счеты с жизнью. Но когда мы уходили с авианосца, мне рассказали, с какой силой Нортон вцепился в спасательный круг. Такие субъекты живучи как кошки. Вероятно, он отделался насморком и, возможно, радикулитом. Вода Баренцева моря, как правило, противопоказана для купания.