– Место будешь искать?

Подразумевалось с хорошим жалованием и дальнейшей перспективой.

– Есть интересная идея.

Либан внимательно выслушал и скривился:

– В политику нонеча лезут кому не лень, а пользы для деревни она не принесла. Прогрессисты, популяры, – дальше позвучало непечатное. – А шо удивляешься, газеты читаем. Наша забота вовремя посеять, убрать. Толковый крестьянин всегда выживет. Неужто и впрямь политика такое доходное дело? – спросил после паузы озадаченно.

– А коли я не для себя, а для всех?

Макс заранее знал, всерьез обсуждать это в деревне глупо. Лендлорды в их краях не водились и основной проблемы арендаторов – повышения платы не существовало. Свой клочок земли с незапамятных времен имелся. Политика по здешним понятия была дурость городских и существовала отдельно от деревни. Повседневные будничные заботы не особо навевали желание интересоваться событиями, происходящими в соседней долине. Что уж говорить о побережье или метрополии.

Идеологические или политические бури, если и случались, крайне редко задевали кряжистых здешних мужиков с мозолистыми руками. Большинству крестьян совершенно безразлично, кто там наверху ими управляет. Лишь бы лишний раз не трогали. Где находятся Каренские острова, и на кой Макс там три года болтался редко кому известно. Вот причину отъезда все помнить будут до смерти.

– Я думал ты умнее, да видать образование мозгов не добавляет, – скорбно качая головой, удивился Либан.

Макс невольно рассмеялся. Он сам недавно почти слово в слово подобное сказал.

– Нельзя вечно сидеть в горах. Случись завтра очередной налог и что? Жаловаться здесь некому, а в город, никто из вас не поедет по той простой причине, что неизвестно, к кому там и обратиться. Будете пыхтеть и платить.

– А ты все изменишь! – с непередаваемым сарказмом в голосе согласился дядька.

– Мы. В одиночку бесполезно и пробовать. Для безродных, но достаточно честолюбивых попасть наверх много значит.

С дядькой он не стеснялся говорить о том, за что другому обязательно вырвал бы язык, посмей сказать нечто подобное вслух.

– Вона как, – протянул Либан. – Мы. Ты и твои товарищи. Вы вчера под смертью ходили, сегодня вместе за властью устремились.

– Да! Лучшая проверка для человека война. Там сразу видно кто чего стоит.

– Она закончилась. Теперь вы все хотите получить жирный кусок. А каравай не обязательно резать поровну.

– И что?

– Тогда подумай… Кто за своего вступится коли не семья и Клан? По сторонам глянь. Кабаки и рестораны кто держат? Итины. Хлеботорговля и даже булочники – насаги. Рыболовецкий промысел и консервные заводы – таузы, бакалея – сиолы…

– Ну не совсем так, – удивился неожиданным познаниям племянник, – но я понял.

Действительно, посмотреть внимательно, так обувь делают люди из определенных Кланов, шляпы и одежду шьют совсем иные, извозом занимаются почти всегда сиромы и даже на заводах и шахтах нередко выходцы из одних мест…

– Потому как свояка тянут. Сам устроился – помоги другому. А кому? Знакомому. Родственнику. Кого соседи или добрые люди посоветовали и плохого не скажут. Не все пробьются и не каждый доволен, зато при деле. А грухи где?

Наши все больше в долины идут, согласно кивнул Макс. Знакомое дело. Когда голодных ртов становилось с избытком, многие родители отправляли своих отпрысков на заработки в низины. Там редко плохо принимали. Все в курсе: приходят трудолюбивые молодые люди и всегда можно проверить с кем имеешь дело.

Отработав оговоренный срок, часть из них, обратно так и не возвращалась, особенно девушки, находя на новом месте своё семейное счастье. Связи между горными и долинными Кланами давно стали нормой, но действительно в города горцы шли редко, предпочитая знакомый труд на земле. А в промышленности целые отрасли были оккупированы выходцами из одного района, Клана, крайне редко племени.

– Понял, – довольно сказал Либан. – Идешь в политику, веди за собой наших ребят. Они выполнят твой приказ, а ты их потащишь за собой. Выше.

Макс хмыкнул. Занимательное дело. Кто идет на шахты, а кто в политику. А какая разница? И там, и там попытка выйти в люди. Парням сегодня все равно, им бы авторитетного человека, а слушаться старших научили в детстве.

– Есть кто на примете?

Либан удовлетворено кивнул. Племянник не стал изображать сильно умного и вытаскивать свои дипломы. Правильный совет с вежеством принимает – будет из него толк.

– Ты когда последний раз в Молельном доме был?

– Если нет иной возможности разрешено ходить в Ортодоксальную церковь, – поскучнев, сообщил Макс, основательно подзабывший, когда он посещал службу, – токмо исповедоваться запрещено и признавать над собой власть духовную епископата.

Горы испокон веков верующий край. Здесь веруют в Бога не формально, а на самом серьезе, и по всей правде. И это прекрасно совмещается с явными пережитками древних времен. Каждые пять лет все мужское население старше двадцати одного года собирается у старинного дуба, выслушивая отчет предводителя Клана или избирая нового. Естественно если умирает старый, то встреча состоится раньше, но сроки стараются выдерживать четко.

Из каких глубин веков идет обычай неизвестно, но древние хроники зафиксировали традицию еще у аборигенов. И именно в горах наиболее сильно пустила корни реформация. Что-то все-таки передается из прошлого и кровь ассимилированных народов не слишком благосклонна к ортодоксам.

И в остальном горцы ведут столетиями ничуть не меняющийся образ жизни. Сельскохозяйственная самодостаточность, стремление поменьше общаться с представителями власти и не показная вера. Молельные дома давно стали центрами общественной жизни. Стандартная приземистая постройка не особо отличающаяся от обычных домов имела обычно веранду, где собирались решая спорные вопросы жители деревень. По выходным здесь общались все и обменивались последними новостями. Обговаривали сделки, свадьбы и многое другое.

– Значит, завтра пойдем всей семьей, – твердо сказал Либан.

Макс покорно кивнул. Приятного мало, когда на тебя пялятся и обсуждают за спиной практически открыто, однако делать нечего. От похода не отвертеться.

– А после исповеди, – нажимая на «исповедь» продолжил дядька, – пообщаешься с нашими парнями. Посмотришь, кто чем дышит. Себя покажешь. Байками армейскими поделишься и наградами посверкаешь.

Макс озадачено моргнул. Конечно, молодежь всегда собиралась после молитвы и проповеди. Именно потом легко встретиться, не привлекая внимания окружающих еще и с девушкой. Принести выпивку и закуску, баян или гитару и показать себя во всей красе. Понятно, не возле стен молельного дома, а слегка подальше. Это был день отдыха и гуляний. Летом шли на опушку, в холодное время собирались у кого-нибудь в сарае и весело проводили время.

– С Логаном поговорю, выясню насчет его одногодков.

– А я созову всех сродичей, – произнес довольно дядька. Ему предложение понравилось. – Много у нас нонече подросло пареньков и хуже всего в малоземельных фамилиях. Ежели уходить в люди, почему не с тобой? Соберемся, обсудим и решим, кого в город отправлять. Вот опосля и проверим, – подмигивая, заявил Либан, – насколько в людях разбираешься. Когда сравним имена.

– Не зря я приехал, – честно сказал Макс. – Пусть твои закрома наполняются хлебом всегда и Бог будет благосклонен к тебе и семье.

– Помнишь, – одобрил дядька. – Обычно обещают еще на пиво свежее заглянуть. У нас будет самогонка. Как спивать станут – все дела серьезные обсудили и постановление вынесли. Заходи – дай и мужикам на тебя глянуть. Половину небойсь и не вспомнишь, мал был, разве на похоронах матери видеть мог. Да и им любопытственно на героя глянуть… Слушай, – просительно сказал, – а вправду за что ордена дали?

– В основном за убийства дядя. Они на тебя прут кучей, а ты стреляешь. И выбора на самом деле нет. Побежишь – тебя порубят. Вот и стоишь до конца и других заставляешь. Иногда пинками. Храбрость, самоотверженность, верность долгу – это в бумагах. Настоящий герой не боится взглядов и перешептывания за спиной. Он выше этого. Я, видимо, не дорос.