Суровая тундра простирается между сибирскими реками Индигиркой и Колымой. Суровы все тундры, но эта – озерная, самая северная. На что уж холоден Якутск, но он далеко на юге, на севере же – ледяное Восточно – Сибирское море; сам батюшко земной Полюс холода соседствует с этим краем – он рядом, в пятистах километрах. Если кто – нибудь говорит, что мороз в их местах – как огонь, а ветер – как нож, то он просто не знает, что такое мороз и ветер, – он не бывал зимой в колымской и алазейской тундрах…

Но край этот – вовсе не вымерзшая пустыня. Напротив, обжит он давно, очень и очень давно…

С высоты полета турбовинтового лайнера средь сотен озер не всякий заметит два, похожих на блюдца. Но стоит произнести слово – Улуро, как любой юкагир, ламут, чукча, якут прильнет к иллюминатору – если летит он, конечно, в летнюю пору. Озера Большое и Малое Улуро – это центр юкагирской тундры, их гордость и красота, их прошлое…

Наше повествование и начнется с прошлого юкагиров. Спустимся к этим озерам, перенесемся в те времена, когда одни только шаманы могли «летать» в «верхнем мире».

Люди, жившие возле Большого и Малого Улуро, назывались улуро – чи[1]. Они были под стать суровой природе и тяготам бытия. Улуро – чи – это алаи и эрбэчканы. Алаи – потомки юкагирского богатыря Идилвея, вошедшего в родовую легенду. Идилвей перепрыгивал реки и виски[2], догонял диких оленей и в половодье переносил на своей спине трех беременных женщин. А эрбэчканы – потомки мальчика Эрбэчкана, который будто бы родился в медвежьей берлоге, что, согласно преданию, в какой – то мере сроднило юкагиров с могучим медведем.

Улуро – чи были потомственными охотниками и рыбаками. Они умели по следу узнавать, голодный или сытый пробежал песец, в какую сторону уплыл косяк рыб. Это были несловоохотливые, а то и до немоты молчаливые, однако добрые и умные люди. Улуро – чи не рвали первых цветов, сберегали молодую траву, человека встречали по взгляду, а провожали по уму, они делились последним куском мяса и не знали, как можно просить еду, – кончалась оленина или юкола – шли в соседний тордох[3], брали без спроса, и никто за это не осуждал. Умными, добрыми были они, но и наивными. Не имея понятия о торговле, люди Улуро брали у купца не много, без жадности – плитку чаю да связку табаку – чтобы других охотников не обидеть, а отдавали ему все, что сумели добыть…

Места для рыболовства и охоты здесь благодатные. Озера большие: ширина каждого равна пятнадцати якутским беганиям, или полутора шаганиям, то есть пятнадцати километрам.

Могучие штормы на этих озерах пугали даже чукчей, приезжавших сюда с морского побережья. Все люди тундры от матушки Колымы до сестренки Алазеи знали о богатстве Улуро – о знаменитой, вкуснейшей рыбе чир. Рыба эта славилась и в Средне – Колымске. А было ее в озерах до ужаса много. Из – за блеска чешуи небольшое тихое озерцо, окруженное высокими едомами[4], якуты называли «мешком с деньгами»: сюда, в Сыппай, по узкой протоке заплывала огромная масса чиров, спасавшихся от шторма. Чиры Улуро ценились дорого: приезжие чукчи за одну юколу отдавали лишний мах ремня из дорогой шкуры морского зверя, не жалели и клыков мамонта.

А вокруг озер, на болотистой равнине, поросшей тальниками, травой и мхом, обитало столько диких оленей и разного зверья, что каждый юкагир мог бы не думать об одежде и пище, жить да радоваться… Болота были сплошь покрыты морошкой; ее росло здесь так много, что один якут, подъезжая к стойбищу юкагиров, в испуге крикнул: «Земля горит!» Над озерами с суматошным криком носились целые тучи чаек…

В таком щедром крае жизнь юкагиров, однако, была далеко не счастливой. Как только выпадет снег, а лед на озерах огласит окрестности грохотом, трескаясь от жгучих морозов, на Улуро начинается нашествие купцов – русских, якутских, американских; приезжают сюда и богачи юкагиры, богачи чукчи, богачи якуты.

И не заметит рыбак и охотник, как чужие оленьи упряжки увезут по разным дорогам богатство, добытое ценой тяжкого труда, лишений, терпения. А как прожорливы шаманские духи! Правда, едят они не сами – они насыщаются через желудки шаманов, но ведь шаманы – люди, значит, насытить надо и духов, и самих шаманов вместе с их близкими…

Вот и голодает юкагир – охотник, юкагир – рыбак. Голодает тихо, терпеливо: лед на озере не прорубишь, чира не поймаешь, подстрелить оленя – пороха нет, да и холода стоят такие, что опасно уходить из стойбища. И идет юкагир в соседний тордох, чтобы взять немного юколы или оленины, идет, скрывая сосущую боль в животе. А особенно тяжело безоленному юкагиру – связан он по рукам и ногам.

Совсем иначе жили в те времена богачи. Не голодал знаменитый богач Тинальгин: в стадах у него оленей было больше, чем диких вокруг озер. В дни состязаний бегунов или погонщиков такие люди, как Тинальгин, старались перещеголять друг друга, выставляя призы. Нередко бывали состязания, когда на приз набиралось целое стадо оленей. Открыто прославляли свое богатство имущие: круглый год, до новых состязаний, вся тундра говорила о том, кто на сколько разбогател и кто выставил лучшие призы.

Даже места для стойбищ бедные и богатые выбирали разные. На сухом берегу Большого Улуро лето проводили обычно только богатые да оленные, расставляя белые, красивые тордохи. А у Малого размещались безоленные, бедные семьи. На берегу Большого Улуро происходили важные переговоры князей, купцов и казацких начальников, здесь собирался ясак.

Надо, однако, сказать, что богачи не притесняли бедных так, как притесняли русские помещики крепостных или «раскрепощенных». Жизнь здесь была иной.

…На Дальнем Севере в незапамятные времена родилась одна жестокая легенда о злосчастной судьбе жены и мужа. Вот эта легенда.

Пять лет бродил по тундре, по горным лесам и вдоль рек молодой парень; он обошел все стойбища в поисках невесты – но ни одна из девушек не откликнулась на зов его сердца. Отчаявшись, парень пришел к старушке и попросил предсказать ему будущее.

– Понравлюсь ли я когда – нибудь девушке? – спросил он.

– Конечно, – сказала старушка, – найдется, полюбит тебя. И поженитесь вы.

– А когда?

Старушка задумалась, усмехнулась.

– Я – старая женщина, – сказала она. – Но как бы ни состарились глаза женщины, они все равно хорошо видят мужчину. Когда – нибудь и кто – нибудь полюбит тебя…

Опечаленный, жалкий парень собрался уйти, но подумал, что старушка не поняла глубины его горя и шутит. И он рассказал ей о том, как старался в разных стойбищах показать свою силу, ловкость и доброту – как таскал вороха тальника родителям девушек, томил себя голодом, чтобы хорошо бегать, поднимал живых оленей, чтобы укрепить жилы, и как ни к чему это не привело: ни одна не полюбила его.

Старушка вновь усмехнулась – и вдруг указала на маленькую внучку, лежавшую в колыбели.

– Видишь – там девочка, – шутливо сказала она. – Ей – три луны. Вот подожди пятнадцать зим – и она станет твоей женой…

Парень вздрогнул, потом весь затрясся. Он вскочил, бросился к девочке – и ударил ее ножом.

– Чем пятнадцать лет ждать свое будущее – пусть его не будет совсем! – сказал он ошеломленной старушке. И исчез из тордоха.

Через пятнадцать лет, так и не найдя счастья, вернулся этот парень в родные места, вернулся человеком в годах – и начал думать о смерти. Но однажды к нему заглянула девушка – сирота, и он сразу же полюбил ее. Она согласилась стать его женою. В брачную ночь муж обнаружил шрам на теле жены.

– Ке, – спросил он. – Что это у тебя за морщинка здесь?