В. И. Уборевич, В. А. Катанян и Л. Ю. на Кутузовском проспекте. 1961
Вооружившись карандашом, Л. Ю. показывает гостям автопортрет Маяковского. На Кутузовском, 1970-е
Марк Шагал. Рисунок из цикла «Владимир Маяковский». На оригинале подпись автора: «Лиличке на память о Маяковском и Шагале».
Записка ива Сен-Лорана с наброском портрета Л. Брик. 1978
На выставке «XX лет работы» Маяковского с Бланш Гринбаум. Париж, 1975
1975. Фото Антуана Витеза
Франция, 1963
Автопортрет с голубкой. Бронза. 1938
Портрет Владимира Маяковского. Бронза. 1938
Евгения Соколова-Жемчужная
Василий Катанян
В. В. Катаняну; И. Ю. Генс в Москву (Париж, 9 декабря 1966)
Дорогие Иночка и Васютка!
Спешу, поэтому пишу коротко. Робик берет со скрипом (страшный перевес!)
2 кор. «Nuclevit В 12» — (Сацу?)
5 кор. «Vasolastine» — Вале Мильман
1 резиновый чулок — Анне Лукьяновне[183]
3 кор. «Serpasil» — Тышлеру (остальные лекарства, кот. он просил обещал достать Сориа, но уехал, не достав, а мы не нашли их в аптеках)
8 кор. «Artane» для Софьи Сергеевны Шамардиной (героиня «Облака», ее телефон найдешь в тел. книжке, кот. находится в верхнем левом ящике Васиного бюро).
Очень прошу всё это передать немедленно.
Иночке пока только пудра. Напишите правильный ли цвет?
Мы живем — устриц жуем.
Выставки, выставки…
Нет сил по магазинам, даже не хочется ничего.
Ни на что не хватает ни времени, ни сил. Ну, да ладно, что успеем, то успеем.
Надеюсь на Новый год в Москве. Е. б. ж!..
Люблю, целую.
Э. Триоле, Л. Арагону в Париж (Москва, 5 августа 1961)
Элик! Арагоша! Вот первая ласточка о выставке[184] («сокращенная» за мой счет…)
Всё забываю спросить тебя — почему на стендах нет Самопортрета?[185] Так задумано или потеряли репродукцию?
Лариса дала две статейки о выставке в «Декоративное искусство» и еще в какой-то художеств, журнал. Брала у меня фотографии.
Как вы отдохнули? Здоровы ли?
Вчера были у нас рыжики-Фриу. Очень было приятно. Вкусно поели. Между прочим, и вареники с вишнями. А на днях обедали у нас Энтжесы.
Мы уже неделю в городе — у Васи был чудовищный приступ радикулита! Он чихнул, после чего я еле дотащила его до кровати! Хорошо, что это случилось не в Переделкине: сразу пришел врач, четыре дня ему делали уколы, прописали лекарства, массаж, и вчера он уже сидел за столом и, кривой-косой ходит по комнатам. Я — тоже не герой… Ответь про Самопортрет.
Целуем крепко.
Э. Триоле в Париж (Переделкино, 30 августа 1967)
Элик, дорогой наш! Не можем прийти в себя из-за Жоржа Садуля.[186] Какое мученье! За что, о господи! Такой прелестный, такой хороший человек. Такой верный друг. Всё несправедливо! Скоро никого у нас не останется. Хорошо, что теперь уже не долго и нам.
Какие у нас новости? В один и тот же день очень хорошо приняли «Анну»[187] и картину Васи младшего. Просмотры были официальные, так что я не видела ни ту, ни другую. Увижу е. б. ж.
Погода теплая, но уже осенняя — дожди, грозы, грибы, яблоки. Пришлю вам с Робелями варенье из китайских яблочков.
После разговора с тобой у меня осталось «недоеденное чувство» — сначала я совсем не слышала Арагошу, не поняла, что это он. Потом ты спросила про Рябова, потом сказала про болезнь Жоржа…
У Васи был зверский припадок радикулита и мы из-за этого 10 дней жили в городе. Но он, как водится, не долечился и какой-то кривой, правое плечо ниже левого. Мне его жалко. Я хочу. Чтобы он был прямой!
Завтра будем обедать на соседней даче, у Плучеков. Он сейчас заново ставит «Баню». Очень здорово, у него в театре, один молодой режиссер поставил «Доходное место».
Э. Триоле, Л. Арагону в Сен-Арну-ан-Ивелин (Переделкино, 10 сентября 1968)
Элик! Арагошенька! Только что сюда позвонил Жорж. Не поверила ушам своим!.. и обрадовалась дико! Завтра утром уже улетает и обещал заехать сегодня «попозже». Жоржино «попозже», это может быть и под утро. На всякий случай не спустим Кубика с цепи.
Не буду писать о том, что и так яснее ясного.
После адовой жары наступил почти холод. В доме тепло — топят. Гуляем. Только что мы принесли из лавки кило винограда и свежайший деревенский хлеб. Нажрались и напились чаю.
Веранду отложили до весны, е. б. ж. Вы не приедете. Холодно. Торопиться некуда. Может быть, сделаем ставни — много хулиганья (мягко выражаясь).
Жорж расскажет вам о «настроениях».
Чувствую себя (здоровье) прилично. Ноги мои ходят кое-как. Каждое утро приходит медсестра и колет меня Depot-padutin'ом. Очевидно помогает… Зато волосы лезут немилосердно. Думаю, что от бесконечных тяжелых переживаний, а, может быть, просто краска плохая.
Оба твои письма из Швейцарии получили. Надо же-ж! Скоро должна выйти книга Колоскова, главы из которой печатались в «Огоньке». Говорят, кому-то разрешат напечатать отрицательную рецензию. Книга, однако, выходит!!! Чёрт знает что! Но все эти дела меркнут в блеске наших дней. Я о них почти думать забыла. Отменились гастроли Большого в Италии, где Майя должна была 4 раза станцевать «Кармен». Жаль её. Наконец разрешили и — на тебе!
Дождусь Жоржа, чтобы дописать письмо. Вдруг ты о чем-нибудь спрашиваешь. Интересно, видели ли вы Васю[188] и если да, то понравился ли он вам. Он должен прилететь завтра вечером и послезавтра мы его увидим.
Все наши друзья спрашивают о вас, любят вас. А мы — больше всех.
Неужели никогда не увидимся?!
Элик! Вот и Жорж. Рассказывает, рассказывает… Очень мы беспокоились за Liehm'a. Слава богу, что он с вами. Поцелуйте, обнимите его.
Башмаки — восторг! Они уже на мне.
Супы, кофей… шоколады…
Спасибо, родненькая!
Целую бесчисленное количество раз.
(Приписка В. А. Катаняна)
Дорогая Эльза, хочу, чтобы Вы знали, что с дачей огромная удача и здесь была бы у нас райская жизнь, если бы не то страшное, что делается вокруг, в мире, и далеко, и очень, очень близко.[189] И думаем о Вас, и вспоминаем очень часто. И поводов очень много, и без поводов, по любви! Целую крепко!