Заведующий отделом этикеток надоумил искать в Гублите.

Отнесли в Гиз договора с редакторами. Долго разбирали с Васей бумажки у Володи на Лубянке.

Никто кроме нас Володей не интересуется. Без нас всё было бы в печке. Асеев рвет и мечет из-за того, что мало кроют Сельвинского.

20.11.1930. Вчера приехала Эльза.

Ося с Женей смотрели Эсмеральду.

Сегодня ходили с Васей в Гублит. Клоака — грязь, окурки, мрачные коридоры. Архива нет. Каждый год сдают макулатуру. Показали нам угол, заваленный пьесами. Долго рылись — нашли одно стихотворение о Метрополитене.

Арагон читал поэму — поняла мало, верю в темную.

Семкам поставили телефон.

21.11.1930. В книжной палате всё в свернутом виде.

Заходили с Элей к Фадеевым (!) в дом Герцена и расстроились — гадость!

24.11.1930. Волкова-Ланнита вызвала ячейка Мол. Гвардии (верно, сам вызвался). Спрашивали о Литфронте. Он сказал, что не состоит в нем, а состоит в Рефе, который есть организация мелкобуржуазная, существующая без партруководства и т. п. Блядь!

Осик, родненький, как скучно, тоскливо и ни к чему жить.

Вчера вечером пришли всякие делегаты писательского съезда. Разговаривать с ними совсем не хотелось.

Володенька…

28.11.1930. У Арагонов слишком много самолюбия. Раздражаюсь, когда говорю с Эльзой — ходит около самих дверей, а попасть в двери не может. — Все кругом да около, совсем рядом. Может это пройдет. Ездили с Васей по Гизам, библиотекам, литографиям — везде всегда все выходные. Без машины на это ушли бы годы.

Сговаривались о дешевом «полном собрании».

30.11.1930. Договорились с Зифом о дешевом издании: 65 к. томик в переплете, 10 томов — 6р. 50 к. Ужасно рада.

Перерыли в литографии на Щипке все старые альбомы — нашли один лист с конфетными этикетками.

2.12.1930. Отвезла Эльзу к Фадееву.

Сегодня выяснилось, что нам все-таки дадут квартиру в Камергерском.[126]

Видела во сне Володю — показывала ему каких-то собак.

5.12.1930. 3-го уехали Арагоны.

Потеряла ручку с буквой — Володин подарок.

В Огоньке хотят печатать маленькую книжечку и собр. сочинений, приложением к Литгазете. Боюсь Гиз не разрешит.

Вчера смотрели незаконченную Кулешовскую картину. Кулешов в грустях по Эльзе.

8.12.1930. Гиз не разрешил печатать Володю в Огоньке.

Осик страшно переутомлен. Передумался. А отдыхать не умеет — беллетристики не читает, поздно ложится. Не стала бы жить без него ни одного дня.

12.12.1930. У Асеевых был Арватов — говорил 5 часов подряд. Коля сказал очень похоже: «будто сквозь хаос прорывается прозрачный светлый ручеек». Взяла в Моссельпроме Володины счета — удивительно культурный архивариус.

Не найти собрания сочинений для работы.

Ося раскопал у себя массу Володиных рукописей.

14.12.1930. Один комплект Володиного собрания достали — хоть для дешевого издания, и то легче.

Всё время стараюсь представить себе Володю. На улице или как приходит домой со своим ключем, со стуком вешает палку на вешалку; немедленно снимает пиджак, ласкает Бульку, идет в ванную без полотенца и возвращается в свою комнату неся перед собой мокрые большие руки. По утрам вижу, как он пьет чай, мажет бутерброды, читает газеты. Пишу и плачу. Волосит, родной мой, маленький.

Чем дальше, тем все тяжелее. На кой черт я живу совершенно неизвестно. Нельзя Оську бросить. Думаю, только это меня удержало.

Г. Д. Катанян, В. А. Катаняну в Москву (Свердловск, 30 декабря 1930)

Милый Васенька, дневники пишутся, воспоминания тоже. Была здесь на Володиной выставке и огорчилась. Сама виновата — надо было следить.

Избранного Маяковского от Вас не получила — купила в магазине. Опечатки есть, но как будто не очень много, зато какой ужасный портрет!

Искали здесь собрание сочинений — нет ничего.

Через выставку думают пропустить 40 000 человек в одном Свердловске — тем более обидно, что она тикая убогая и непонятная. Заявки экскурсий принимаются за неделю! Впрочем, когда я была, на следующий день после открытия, — было совершенно пусто.

То, что Кушнер до сих пор не дал статью, настраивает меня на очень пессимистический лад. Некоторую долю жизнерадостности дают мне полученные деньги.

6-го выезжаю в Москву.

Здесь очереди в трамвай, в кино, в кооператив и на почте. Но я хожу пешком или сижу дома. Очень по Вас соскучилась. Вы непременно должны приехать к нам в гости. Целую Галю и Ваську маленького.

Виталий[127] очень кланяется.

30.12.1930. Купила Избранного Маяковского — какой ужасный портрет. Вместо одного месяца печатали восемь, а так торопились, что не успели дать мне корректуру и в результате такая гадость.

1.1.1931. Очень трудно писать. Пишу машинально, а мысли отползают в сторону и я их ежеминутно подтягиваю. Но писать все-таки буду. Это не хуже, чем вышивать крестиком, нельзя же сидеть сложа руки.

4.1.1931. Приснился Володя: он поселился вместе с Норой и стал говорить мне «Вы» оттого, что считает это более уместным. Потом где-то не то в фойе театра, не то за кулисами, рыдала Норина мать, что Нора покончила с собой и я страшно плакала, а Володя улыбаясь говорил мне, что ничего подобного, что Нора просто вырезала два кусочка зеленоватого шелка из рубашки и привязала веревочку к тлеющей головне, но сделать с собой ничего не успела. Я проснулась, опять заснула и сон этот продолжался до утра.

5.1.1931. Керженцева убрали из комакадемии. Опять не с кем разговаривать.

9.1.1931. У Осика ужасные нервы и лихорадка на губе.

Вечером Семка, Катаняны, Кулешов, Лева, Жемчужный. У всех усталые лица.

За этот месяц обязана сдать три тома академических и три дешевых.

Избранный Маяковский выпускают вторым изданием — опять 100 000.

10.1.1931. Встретилась с Васей в Зифе. Уткин предлагает растянуть ак. издание на 2 года вместо года три месяца. Это хорошо — оказалось труднее, чем мы думали.

Какая обида, что Володя не выправил стенограммы. Попросила Петю выписать все военные стихи — Зиф предлагает издать к годовщине Красной армии.

Осик корректирует Избранного для второго издания.

Володик выиграл 200 р. по 3-ему займу.

11.1 1931. Ходила с Осиком пешком в город. Отнесла в Зиф «Избранный», Уткину — обращик оформления акиздания.

Всё время работаем. Подготавливаем, корректируем — Ося, Вася, Петя и я. Клава очень больна.

Ося совсем развинтился — не спит.

14.1.1931. Утром были с Осей у Володи. Встретились там с Асеевым. Прочла Людино писание, интересно, конечно, но очень нудно написано. Опять понимаю, что Володик заболевал от их присутствия.

Случайно прочла книжку какой-то Веледницкой «Моя повесть», там рассказ о Володиной смерти. Чудно читать.

15.1.1931. Накупила сладостей. Пришли Петя, Шкловский, Ксана с Верой. Аннушка поехала за Арватовым. Вредная штука постоянный анализ: человек должен действовать машинально — есть, управлять автомобилем, а то обязательно подавится, разобьется насмерть. Я терпеть не могу повышенно оживленных людей — как будто на тройках ввалились с мороза.

17.1.1931. Очень вкусный семейный обед. Крендель в новорожденного. Хорошо, что Осик родился!!!!

20.1.1931. 5,5 часов сидела Людмила Влад. и под конец обиделась, что Ося сказал: «Ну мы гостей оставим, а сами поработаем» — ждали нас Вася и Петя. Пришлось объяснить ей, что Володины книги не семейное дело. После этого все-таки просидела еще битый час. У меня от раздражения и тоски начался озноб и разболелся живот. А я-то ругала Володика! Как я его теперь понимаю — с ним всегда творилось такое же, как со мной сегодня.