– И я его могу понять, – усмехнулась я. – Так же, как и тебя.

– Я с ним согласна, – поспешила сообщить Маруся.

– Ах, согласна, птичка моя. Чудесно, тогда возьми эту трудолюбивую девушку себе. Будешь лучше справляться с хозяйством, – ответила я, кивая на Ивана Федоровича.

Маруся пришла в смятение, но очень быстро из него вышла.

– Мне бюджет не позволяет, – заявила она.

– Не страшно, такие расходы я охотно возьму на себя, по дружбе и для эксперимента.

Маруся просверлила меня взглядом и поняла, что я не шучу.

– Ну, что скажешь? – спросила она, оборачиваясь к «своему». – Или я не права? Она завидует нам.

– Права, права, – тут же замурлыкал он, кусая Марусю за щеку и умильно вскрикивая:

– А щеки! Мои румяные щеки!

Фу, как это противно. И я должна все это терпеть. Но в одном я с ним согласна: щеки Маруси и раньше занимали значительную часть ее лица, а в последнее время просто выступили за его пределы.

– Ваня! Перестань, – млея от счастья, отбивалась Маруся, а он то кусал, то щипал ее оплывшие щеки с каким-то садистским остервенением, словно она была не тем, что есть, а извращенной малолетней нимфеткой.

Я смотрела на эту сцену с нескрываемым отвращением, мысленно поклявшись не соглашаться на прислугу младше пятидесяти.

– В общем, так, старушка, – вспомнила обо мне Маруся, когда Иван Федорович утомился дергать ее за щеки. – Ты как хочешь, но Жанне я уже сообщила. Работе она очень обрадовалась, поэтому выкручивайся сама. «Мой» занят сегодня, поэтому мы спешим. Пока, чмокни Саньку, мы испаряемся.

Что они и сделали.

Минут пять я стояла в прихожей, потрясенная столь наглым вторжением в свою жизнь.

Кто кому завидует? Разве я пытаюсь протиснуть молодую девицу в Марусин дом? Щеки!

Щеки!

Я фыркнула и хотела вернуться в кровать, откуда раньше времени меня и извлекла Маруся, но три дверных звонка сообщили о приходе Евгения. Я распахнула дверь и тут же была подвержена нападению на свои худые щеки.

– А щеки! Щеки! – радостно вопил Евгений, щипая и кусая меня на все лады.

– С ума. сошел?! – отбивалась без особой охоты я. – Могу представить, где ты этому научился.

– Да, эту сцену я только что видел в твоем подъезде, – признался Евгений.

– Ну так не думай, что такой варварский способ выражения любви нравится всем, – ответила я и добавила:

– Может, он и в самом деле любит Марусю, раз лучших достоинств в ней не нашел? А ведь и правда, из всего, что у нее было, более-менее сохранились только щеки.

Евгений усмехнулся и пожал плечами.

– Конечно, любит. Я не поклонник крупных – женщин, но Маруся уж очень хороша.

Я, словно после удара под дых, поинтересовалась одними губами:

– Чем же она хороша?

– Сиськами, задницей и вообще фигурой. Всего много, все есть. Что еще мужику надо?

Я растерянно осмотрела свою фигуру в висящем на стене зеркале. Отметив ее незначительность, я пролепетала:

А мне еще хотели впендюрить молодую домработницу. Понятен ее замысел, я имею в виду Марусю.

Евгений неожиданно заинтересовался:

– Домработницу? Вот правильно. Это то, что тебе нужно. А то глянь на себя в зеркало: на тебе уже лица нет. Надо взять молодую крепкую домработницу, чтобы все спорилось в ее руках…

Насчет ее рук не знаю, а мои руки уже уперлись в бок, глаза метали молнии и стрелы.

– Маруся – прелесть, на мне нет лица, а ему не кикимору болотную – молодую и крепкую подавай, чтобы все в руках! – возмутилась я.

Евгений рассмеялся.

– Обожаю, когда ты ревнуешь. Не хочешь молодую, бери старую. Мне подойдет любая.

– Как это по-мужски! – выразительно закатывая глаза, констатировала я, на что Евгений рассердился.

– Ну все, хватит, – рявкнул он, но, испугавшись своей смелости, сразу же дипломатично пояснил:

– Лично я иду ремонтировать кран и бачок, а ты можешь приготовить мне кофе, а если появится настроение, то и завтрак. Санька где?

– Санька спит, а ты иди к черту, так меня пугать. Говорила тебе, что разница в возрасте до добра не доведет. Мне уже сейчас трудно соответствовать твоим тридцати шести, а что будет через десять лет?

– Через десять лет я буду импотентом, и ты успокоишься, – обнадежил Евгений.

– Заманчивая перспектива.

Санька выскочил из спальни: и закричал:

– И я буду импотентом! И я!

Мне осталось лишь развести руками.

– Вот, милый мой, до чего доводит твое воспитание. Вот, чему ты учишь ребенка, хотя в его возрасте это неплохо, особенно при его болезненном интересе к сексу. Вчера он справлялся, что такое секс-премьер и сексофон.

– Надеюсь, ты правильно ему объяснила, – рассмеялся Евгений, хватая Саньку на руки и подбрасывая под потолок.

– Можешь не сомневаться, – ответила я и удалилась на кухню варить кофе, раз уж в этом доме совершенно не дают поспать.

Звонок в дверь застал меня за этим занятием. Из ванной выбежал Евгений и с криком «это Серега пришел на помощь!» помчался в прихожую.

Серега, друг Евгения, в помощи постоянно нуждается сам, но. при этом (как последний враг) умудряется еще предлагать и свою, хотя от этого выходят одни неприятности.

На этот раз Серега, видимо, обещал справиться с бачком и краном. Я живо представила, что теперь с ними станет, но решила по пустякам не расстраиваться.

Поэтому, спокойно закуривая сигарету, я сидела на кухне и изучала в зеркале свое лицо, которого якобы на мне нет, и была вполне довольна тем, что вижу.

Щеки, правда, немного ввалились, но разве не этого добивалась я много лет?

На пороге вырос Евгений. На его губах блуждала улыбка.

– Это к тебе, – крикнул он и, насвистывая игривый мотивчик, отправился в ванную.

– Эй, постой, – вернула я его громким шепотом. – Кто там?

– Какая-то незнакомая девица, спрашивает хозяйку. Это ты?

– Это я. А что за девица? Хорошенькая? Евгений причмокнул губами и закатил глаза, демонстрируя крайнее восхищение.

– Высший пилотаж! – констатировал он.

Я пулей вылетела в прихожую. У раскрытой двери стояла девица, каких немало на Тверской. Длинные, ничем не прикрытые ноги, полные глупости глаза в обрамлении щедро намазанных тушью ресниц, сочные карминовые губы, на голове…

В общем, я пришла в ужас и с криком «нет, никогда!» захлопнула дверь и сразу припала к «глазку», давая себе клятвы завтра же убить Марусю.

Девица удивленно пожала плечами, перешла к соседней двери и надавила на кнопку звонка.

Ждать ей пришлось довольно долго. У моей соседки Татьяны не квартира, а постоялый двор. То из Мурманска родственники, то из Челябинска, то из Ставрополя. И что ни ночь, то пир горой. Хроническое нашествие гостей доведет-таки мою добрую Татьяну до хронического алкоголизма. Она уже давно не работает, перешла на ночной образ жизни и трезвой бывает лишь изредка.

Девица в ожидании нетерпеливо дрыгала своей длинной ногой, а я ругала и ее, и Марусю, и Татьяну. Наконец дверь распахнулась, и на пороге показалась Татьяна в халате, накинутом поверх ночной сорочки до пят. Она сонно, пьяно и бестолково хлопала ресницами, явно пытаясь продрать глаза.

– Как вы относитесь к гостям из… – заблеяла девица, но Татьяна не дала ей договорить.

– Прекрасно отношусь, – воскликнула она, сгребла девицу в охапку и радостно завопила:

– Миша! Юра! Андрюха! Тети Дунина Зина приехала!

И потащила девицу в квартиру.

Я пришла в полное недоумение. Что за чертовщина? Куда она поволокла мою девицу? Это что? Она уже и моих гостей принимать собирается?

Не успела я прийти в себя, как затисканная объятиями девица вновь появилась на площадке. За ней шла смущенная Татьяна с журналом «Башня» в руках и извинялась на все лады:

– Простите, я вас приняла за Зину, дочку тети Дуни. Вы похожи, очень похожи. Миша! Юра! Андрюха! Ведь правда?

– Правда! Правда! – басовито загудело из глубины квартиры.

Девица вежливо улыбнулась, отряхнулась, расправила крылышки и, пятясь, уперлась в дверь Старой Девы, куда тут же и позвонила.