Прошли еще сутки, и кубинские товарищи объявляют нам, что завтра они готовы встретиться. Думаю, что это время было затрачено на консультации с Гаваной. Не знаю, до чего они договорились, но я опять приготовил сюрприз, на мой взгляд, приятный для всех.
Когда на следующий день снова приехали в резиденцию кубинцев, то мы увидели, что все были мрачные, как туча, и неразговорчивы. У Рискета шевелюра и борода были всклочены. Сам он выглядел уставшим. Возможно, у них были свои внутренние проблемы. Жизнь есть жизнь, и живые люди в этой жизни — носители множества проблем. Вот и у кубинцев — группировка более 37 тысяч человек находится в дружественной, но в чужой стране. Люди с оружием. Их надо занять подготовкой и всесторонне обеспечить. А дома, на Кубе у всех у них семьи…
Поэтому то, что они не были такими ясными, солнечными, как в прошлый раз, а стали хмурыми, как ненастный день, можно было объяснить разными причинами. Однако это не значило, что все это мне надо отнести в свой адрес. Хотя и этого исключать было нельзя.
Поздоровались, пожали руки, с некоторыми по-братски обнялись и сели за стол. Я окинул всех взглядом и почувствовал, что наши кубинские друзья уже хотят согласиться с нами. Кстати, накануне вечером начальник Генштаба ангольской армии, который считается лучшим другом у кубинцев, намекнул генералу Курочкину, что Рискет и Поло после консультаций со своим руководством, очевидно, примут предложение советского Генштаба.
— Будем начинать? — обратился Рискет ко мне.
— Мы готовы. Но прежде чем что-либо обсуждать, я хотел бы сделать заявление.
Все насторожились. Рискет откинулся на спинку стула и любезно произнес: «Конечно, пожалуйста!»
Искренне поблагодарив кубинских товарищей за творческое и тесное взаимодействие с нами в изучении проблемы и обсуждении этого важнейшего военно-политического шага в жизни Анголы, а ангольское руководство— за предоставленную возможность посетить войска и рассмотреть эту проблему применительно к Вооруженным Силам и народу юга страны я сказал:
— Всесторонне изучив сложившуюся ситуацию на юге страны и имея в виду возможные последующие удары военщины ЮАР, а также учитывая возможности и способности Вооруженных Сил Анголы, мы пришли к выводу, что лидер Республики Куба товарищ Фидель Кастро глубоко предвидел дальнейшие события и мудро поступил, когда рекомендовал руководству Анголы отвести войска на рубеж Бенгельской железной дороги. Мы не только обязаны поддерживать это предложение, но и в возможно короткие сроки реализовать его.
Я сделал паузу и посмотрел на лица сидящих в комнате людей. Одни смотрели на меня, как на человека, который безнадежно заболел. Другие вертелись с широко раскрытыми глазами и обменивались вопрошающими взглядами с соседями, всё почему-то оглядываясь назад. Я понял, что цель достигнута — после высокого накала мы поддержали нашего друга и товарища Фиделя Кастро, выступающего на современном этапе символом борьбы за национальную независимость. Поддержали именно поэтому, а не из-за того, что ему посоветовали его представители в Анголе, не согласовав это с советским военным советником. Мы в своих действиях, конечно, обязаны были сделать все, чтобы и сохранить военно-политическое лицо Фиделя Кастро, и совершенно не подвергать риску юг Анголы, а вместе с этим не подвергать испытаниям и судьбу республики и авторитет Советского Союза.
Конечно, я понимал состояние моих друзей, которые, наверное, видели во мне фигуру человека, который был категорически против отвода войск. А тут вдруг все наоборот, и я даже призываю быстрее это сделать.
Тем не менее я продолжил в том же духе:
— Убедившись в войсках, что они готовы защищать занимаемые рубежи и не намерены отходить, а также понимая, что товарищ Фидель Кастро прав — ударом на избранных направлениях, сосредоточив здесь основные усилия, в том числе и авиацию, противник может опрокинуть ангольские войска и беспрепятственно шагать в глубину страны, а разрозненные части добивать своими резервами и вторыми эшелонами. Теперь мы должны действовать возможно энергичнее, чтобы оперативно построить современную оборону.
Но решать эту задачу надо творчески. Оборона должна быть глубоко эшелонированной. Чтобы не получилось так, что противник, действительно сосредоточив большие силы на избранном направлении и тем самым достигнув трех- даже пятикратного превосходства над ангольцами, проткнет обороняющуюся линию, а за ней уже не будет никакого сопротивления. Вот поэтому нам товарищ Кастро и говорит, что надо отводить — имеется в виду определенную часть войск— в глубину вплоть до Бенгельской железной дороги. На наш взгляд, можно было бы пятьдесят процентов войск оставить оборонять те рубежи, которые они занимают сегодня, вторую же половину этих войск поставить опорными пунктами, на дорожных направлениях до рубежа железной дороги включительно. При этом перед передним краем и на флангах, в том числе между опорными пунктами шире применять инженерные заграждения. Наконец, иметь маневренный резерв. Да и вообще все силы, расположенные в глубине на приготовленных позициях, должны быть готовы к маневру. Таким образом, отведя определенную часть войск в глубину до рубежа нахождения кубинских войск, расположив их в опорных пунктах и подготовив к маневру, мы получим глубокоэшелонированную активную оборону, на завершающем рубеже которой подключаются и кубинские войска. Противник если и захочет наступать, то в такой обороне увязнет и своей цели никогда не достигнет.
Решая эту задачу, советским военным советникам и кубинским товарищам широко надо разъяснять, в первую очередь офицерам ангольской армии, цель наших действий, когда будет идти речь об организации опорных пунктов в глубине. Надо сделать все, чтобы у ангольских товарищей не создалось впечатление, будто мы отходим вообще. Нет, мы создаем непреодолимую оборону.
Вот теперь прошу обсудить внесенное предложение.
Все сразу заговорили, задвигались. Мое предложение было воспринято весьма положительно. Кубинские друзья смотрели на меня мягко, с благодарностью за то, что был найден выход из сложного положения. Потом началось обсуждение. Высказались все кубинцы и два или три наших офицера. Каждый подчеркивал, что это единственно правильное решение, а затем кое-что предлагал от себя.
Когда мы прощались, товарищ Рискет сказал мне:
— Я знал, что всё, как всегда, закончится благополучно. Советские товарищи могут найти выход даже там, где его нет.
От кубинцев мы с Главным военным советником поехали на наш узел связи. Я написал донесение-шифротелеграмму, где изложил суть организации обороны с учетом предложения тов. Ф. Кастро. Подчеркнул при этом, что по существу его рекомендация принята с целью создания глубокоэшелонированной обороны. Отметил, что этим шагом мы действительно значительно укрепляем оборону, но Вооруженные Силы Анголы не намерены отходить, а будут защищать свое Отечество при любых условиях. Затем я это же устно передал по телефону Николаю Васильевичу Огаркову. Одновременно сообщил, что нашей группе желательно задержаться здесь как минимум еще на неделю, чтобы оказать помощь в проведении в жизнь замысла по югу Анголы. Начальник Генштаба мое предложение утвердил и сказал, что сразу идет докладывать министру обороны.
Решив все вопросы, в том числе по организации обороны, нанесению бомбоштурмовых ударов (в течение двух суток) по районам базирования основных сил УНИТА в юго-восточном районе Анголы и организации помощи отрядам СВАПО, которые действуют в этих же районах, мы со спокойной душой и чистой совестью улетели к себе на Родину. Кстати, в числе провожающих был и товарищ Рискет.
В Москве я первым делом, разумеется, явился с докладом к Н. В. Огаркову. Фактически повторил то, что было в телеграмме, но сделал акцент на некоторых существенных деталях. Одна из них — поведение противника. Во-первых, нет консолидированных выступлений ЮАР и УНИТЫ, во-вторых, на протяжении всего нашего пребывания не было ни одной попытки нанести где-нибудь удар. Мало того, через три-четыре дня после нашего прилета войска ЮАР перестали даже обстреливать позиции правительственных войск Анголы.
