Это не совсем справедливо, потому что половина всех священников получала менее 200 фунтов в год, а тысячи викариев жили на половину этой суммы.[910] С другой стороны, многие из англо-католических священников действительно имели аристократическое происхождение, и их частные доходы позволяли им служить, не получая платы.

С тех пор как при королеве Елизавете I были утверждены основы протестантского вероучения, истинные англикане ненавидели римско-католическую церковь. В 1847–50 годах в ряды «старых» католиков влились орды нищих эмигрантов, бежавших из родной Ирландии от голода и не внушавших любви добропорядочному среднему классу. У королевы Виктории были необычайно широкие для ее времени взгляды: «Хоть я всегда была настоящей протестанткой… я не выношу оскорблений в адрес католической церкви»,[911] а оскорблений было предостаточно. Ньюмен и Генри Эдвард Маннинг, еще одна заметная фигура в англо-католицизме, в 1845 и 1851 годах обратились в католическую веру. Из ламентаций и заламывания рук англикан из среднего класса, можно предположить, что новообращенные не просто поменяли свою личную лояльность епископу кентерберийскому на лояльность папе, а решили перенести папский престол в Англию.

В 1850 году папа Пий IX нанес англиканам, как тогда казалось, очередное оскорбление: вместо главных викариев, представлявших его в Англии с XVI века, он назначил епископов, восстановив тем самым католическую иерархию. Как и следовало ожидать, вслед за этим прозвучали гневные протесты против «папской агрессии». «Таймс» негодующе писала, что «итальянскому священнику» было позволено «восстановить иностранное влияние на умы [англичан]». Повсюду висели лозунги «Нет папству!», а 5 ноября были сожжены портреты папы и Гая Фокса.[912] В 1851 году, чтобы воспрепятствовать католическим священникам принимать церковный сан, к своду законов был добавлен закон о церковном сане, но он не соблюдался и в 1871 году вновь был введен Гладстоном. В 1851 году Маннинг, пользовавший всеобщим уважением, был возведен в сан архиепископа католической вестминстерской епархии, и шум постепенно утих.

Римско-католическая церковь, как и англо-католики, радушно принимала бедных. Неутомимый священник Дейвис, оставивший нам описание «традиционных» и «нетрадиционных» церквей викторианского Лондона, посетил кафедральный собор в Кенсингтоне (Вестминстерский собор еще не был построен) в Вербное Воскресенье, церковный праздник в память входа Христа в Иерусалим, и был поражен отношением к беднякам во время службы. Священники, благословив «огромные связки» настоящих пальмовых ветвей, раздали их клирикам и каждому члену прихода. Должно быть, это было великолепное зрелище, напоминавшее движение леса к замку Дунсинан: епископ воздел к небу свою десятифутовую ветвь, а остальные священники — свои. «В кафедральном соборе, хотя он и расположен в центре богатейшего пригорода Лондона, среди постоянных посетителей было множество бедняков… и, как всегда бывает в католических церквях, всем им уделили такое же внимание, и они отправились домой счастливые, с большой пальмовой ветвью в руках, как и самые зажиточные прихожане».[913]

Всякий, кто по историческим или личным причинам не присоединился к одной из двух основных церквей, мог выбирать из множества нонконформистских христианских течений.[914] Самой харизматичной личностью того времени был баптист Чарльз Хаддон Сперджен, имевший огромное число последователей. В 1856 году он арендовал один из залов в Суррей-Гарденс на 10 000 человек, однако туда набилось 12 000 и еще 7000 осталось снаружи.[915] Три года спустя он регулярно заполнял специально построенный молитвенный дом на 6000 человек расположенный близ паба «Слон и замок». Он был не только вдохновенным священником, но и блестящим организатором, на его попечении находились: сиротский дом, где в отдельных зданиях под присмотром женщин, работавших на уровне лучших образцов XXI века, жили мальчики, которых кормили, одевали и учили; несколько богаделен и пасторский колледж, где бесплатно готовили баптистских священников. В его церковных книгах числилось 4200 прихожан, и «каждому прихожанину выдавался набор из двенадцати билетов на причастие, с уже готовой перфорацией и проставленными датами, которые нужно было отрывать во время службы и ежемесячно класть на блюдо, чтобы подтвердить свое присутствие на „таинстве“». Того, кто этого не делал, брали на заметку и даже могли отлучить от церкви.

В другой баптистской церкви в Блумсбери в семь утра в Иванов день читали «утреннюю проповедь» для «молодых людей и девушек» — очень мило с их стороны. Строгие баптисты принимали крещение с полным погружением в молитвенном доме недалеко от молитвенного дома Сперджена. Часовня партикулярных баптистов располагалась у Ноттинг-хилл-гейтс. Молитвенный дом Сперджена использовался также первометодистами, или «болтунами», в основном принадлежавшими к низшему классу, о чем свидетельствовали ждущие снаружи фургоны и повозки (сегодня мы могли бы сделать подобный вывод по потрепанным машинам). Во время службы они то и дело громко выкрикивали «Аллилуйя» и «Слава Господу». Божьи дети, или «Уолуортские прыгуны», собирались в Чатеме и у Дуврского вокзала. Их можно было отличить по «звонкому поцелую», которым они обменивались друг с другом. Они не столько прыгали, сколько иногда впадали в транс и танцевали.

У последователей кафолической, или апостолической, церкви — не путать с любой другой католической церковью, англо- или римско-католической, — известных также как ирвингиты, по имени своего основателя, было в Лондоне семь храмов, и в каждом дважды в день проводилась торжественная служба, с ладаном и пышными облачениями священников, «более торжественная, чем в большинстве ритуалистских церквей». У последователей Сведенборга, или Новой церкви, было пять храмов, главный из которых находился на Аргайл-сквер близ вокзала Кингс-Кросс. Они верили, что умершие мгновенно воскресают и что реально существует лишь духовное тело, и в этом теле — за неимением лучшего — браки совершаются на небесах.

Плимутская братия собиралась в трех местах. Они причащались буханкой домашнего хлеба, разрезанной на четыре части; хлеб пускали по кругу, и каждый отламывал себе кусочек, а вино передавали в обычных больших стаканах. Кристадельфиане встречались в академии танца на Гауэр-стрит. Они тоже крестились с полным погружением. «Я был поражен тем, как рабочие читают и толкуют свою потрепанную Библию».

В Великобритании было 5532 моравских брата, но в Лондоне им принадлежала всего одна часовня на Феттер-лейн. Они вели начало от гуситов пятнадцатого века. Их миссионерская деятельность распространялась на такие отдаленные места земного шара, как Лабрадор и Гренландия, на аборигенов Австралии и индейцев Северной Америки. Сандемиане, или гласситы, достаточно известны, благодаря выдающемуся ученому, Майклу Фарадею, который входил в эту секту и верил в спасение по вере, а не по делам. На «праздниках любви» им полагалось целовать своих соседей в обе щеки — чтобы прихожане не пытались избежать поцелуев с дурно пахнущим стариком или прыщавым юнцом, места в церкви распределялись по жребию.