Вратко развел руками. Ну, что он мог ответить? Возмущение Гуннара совершенно справедливо. Словен и сам начинал злиться…
Королева Маб нуждалась в его заклинаниях. Вернее, заклинаниями она – да и многие другие – называла висы, складывать которые парня научил Черный Скальд. Да, иногда, когда он произносил строки, наполненные созвучиями, кеннингами и хейти[8], желаемое сбывалось. Но не было ли это случайностью? Вратко не знал и не мог поручиться, что в очередной раз все выйдет по его слову. А вот правительница малого народца, похоже, верила в колдовскую силу его строк. Потому и предложила союз против ненавистных ей монахов, служителей Белого Бога или Иисуса Христа, которые набирали все большую и большую силу на островах. Вратко не держал зла против христиан, но вот от отца Бернара, монаха, сопровождавшего войско норвежского конунга в походе и, как оказалось, возглавившего заговор в поддержку Вильгельма Нормандского, добра не видел. Отомстить ему парень не просто мечтал, он жаждал изо всех сил, готов был жизнь отдать, лишь бы наказать подлого святошу.
Но месть местью, а позволять королеве-волшебнице нарушать договор – помощь в борьбе с монахами в обмен на жизнь друга и учителя – Вратко не собирался. Он уже несколько раз за истекшие десять дней пытался поговорить с Маб, но молчаливая стража из воинов народа динни ши не пропускала его. На расспросы не отвечали. Вообще эти наследники некогда могущественного племени Туата Де Дананн относились к людям с изрядной долей презрения. Олаф как-то сказал, что ему очень давно хочется взять парочку заморышей за шивороты и хорошенько приложить головами друг о друга, если они не перестанут кривиться и морщить носы при виде викингов. Узнают, мол, тогда, что люди не грязные свиньи…
– Гуннар, – тихо проговорил парень. – Я сейчас пойду к королеве, и добьюсь, чтобы она выполнила свое обещание. Веришь мне?
Кормщик долго молчал. Вратко даже начал опасаться, что бородач обиделся всерьез… А за что обижаться? Можно подумать, он сам не хочет спасти Хродгейра! В конце концов он тоже обязан скальду жизнью, а долги нужно платить.
– Я верю тебе…
Услышав голос Гуннара, словен дернулся от неожиданности.
– Правда, веришь?
– Верю, Подарок Ньёрда. Как же мне не верить тебе?
Парень улыбнулся. Если называет его привычной кличкой, значит, зла на сердце не держит.
– А можно… – словен замялся.
– Чего тебе? – приподнял мохнатую бровь кормщик.
– Я хотел просить тебя… Научи меня биться копьем.
– Копьем? А зачем тебе?
– То есть как это зачем? – опешил Вратко. – Ты думаешь, мне не надо уметь защитить себя?
– Да нет! Надо, надо! – быстро проговорил Гуннар. – Ты теперь наш, а викинг должен уметь постоять за себя. Просто… Копье… Ведь Олаф учил тебя мечу, насколько я помню?
– И многого я достиг? – усмехнулся парень. – Верно Сигурд говорил: ногу уже не отрублю, но драться с воином и думать нечего.
– Меча толком не понял, а уже к копью примеряешься? – нахмурился кормщик.
– Ну… Я только попробовать хочу, – Вратко уже пожалел, что попросил Гуннара о помощи. – Мне показалось… Я подумал…
– Что подумал?
– Подумал: вдруг копье – это мое оружие? Ведь так бывает… Кому меч, кому секира, а кому и копье.
– Да? Что ж, парень… Может быть, ты и прав. – Гуннар вдруг улыбнулся и сунул новгородцу в руки Злое Жало. – Держи!
Вратко сжал пальцы на гладком, отшлифованном ладонями викинга древке.
– Не так! – командовал бородач. – Правую посредине! Хват нижний! Левую – ближе к пяте. Да верхним хватом! Держи свободно.
Парень выполнял все указания наставника, радуясь в душе. Если с мечом он чувствовал себя неловко, скованно – клинок был явно лишним, отягощал руку и мешал двигаться, постоянно норовил выкрутиться из ладони и, если не зацепить ногу незадачливого мечника, то, по крайней мере, улететь куда-нибудь подальше, – то держак копья лежал удобно и привычно. Будто бы Вратко всю жизнь только и делал, что ходил с боевым копьем наперевес. Словно вилы или грабли, которые должны быть более привычны простому пареньку, не воину по рождению.
– Неплохо, Подарок Ньёрда, неплохо, – одобрил и Гуннар. – Мне нравится, как ты стоишь, как держишься. Попробуй уколоть.
– Кого?
– Да никого! – рассмеялся кормщик. – Ткни вперед, перед собой!
Вратко ткнул.
– Неплохо. Только ты слишком сильно сжимаешь пальцы. Мягче… Хорошо! А теперь крутани, будто руну рисуешь! Молодец! В запястье мягче!
Молодой человек старался исправно выполнять все распоряжения кормщика. Ему быдло легко и радостно. Злое Жало слушалось малейшего поворота кисти, хоть он и держал это оружие первый раз в жизни – Гуннар обычно очень ревностно относился к своему любимому копью.
– Мягче, мягче, Подарок! Теперь представь, что тебя бьют в лоб! Как будешь отбивать?
Вратко показал.
– Без пальцев останешься! Отводи чужой клинок так, чтобы твой кулак был выше! Тогда меч или топор соскользнут по оковке древка, а пальцы твои целы будут! Понял?
Радостно кивнув, новгородец повторил движение, но уже учитывая замечание Гуннара.
Заслужил скупое одобрение:
– Ничего. Годится… А может быть, Подарок, из тебя толк и выйдет.
Увидев улыбку до ушей, озарившую лицо парня, кормщик нахмурился и добавил:
– Толк выйдет, одна бестолочь останется. Ты не зазнавайся. Ишь ты, не успел копье в руки взять, а уже великим воином себя возомнил.
– Да я…
– Не перебивай старших. Тебе, чтобы настоящим бойцом стать, нужно до седьмого пота прыгать. И то не один год. И то, не знаю, как еще жизнь повернется. Иному не дано бывает: учись, не учись – подмастерьем и помрет. А помрет обязательно. И не своей смертью, ибо имеют обыкновение такие горе-мастера о себе возомнить больше надобности.
Бросаются драться и нарываются на сто́ящего бойца.
– Да я не собираюсь драться с кем ни попадя…
– Это хорошо. Только ты сейчас так говоришь, а получаться начнет…
– Правда, начнет?!
– Сказал – не перебивай! – рыкнул Гуннар. – Я, парень, загадывать не берусь, но вижу – задатки у тебя есть. Если трудиться будешь до ломоты в костях и кровавых мозолей, то чего-нибудь и достигнешь. Понял?
– Понял.
– Вот и славно. Давай сюда Злое Жало…
Вратко невольно задержал копье в ладонях несколько лишних мгновений. Не поймешь этого бородача: то обещает учить и хвалит, то начинает обвинять в несуществующих проступках и недостойных замыслах. Даже немножко обидно… И вдруг новгородец почувствовал спиной чей-то взгляд.
Он обернулся. Рядом с толстым каменным столбом, который соединял свод пещеры с неровным «полом», стоял один из военачальников динни ши. Как и все воины народа холмов, малорослый, но отлично сложенный – благородная осанка, гордый постав головы, дерзкий разворот плеч. Серебристые волосы указывали на его почтенный возраст. Не мальчик. Хотя вряд ли кто-то мог бы сказать точно, сколько зим встретил житель Полых Холмов. Может двести, а может быть и тысячу. Но, если подумать, двести годков для динни ши – ранняя юность. Значит, Лохлайну – Вратко лишь сейчас вспомнил имя подземельщика – не меньше тысячи.
– Чего надо? – неприветливо буркнул Гуннар, приближаясь к факелу, начинающему уже тухнуть. На динни ши он старался не смотреть. Кормщик опасался, что может не сдержаться и наговорить злых, возможно, даже несправедливых слов, а то и ударить карлика. К чему это привело бы, нетрудно догадаться. Королева Маб вряд ли спустила бы викингам непотребство. Тут и защита ворлока по имени Вратко не помогла бы. Она и так согласилась оставить урманов среди залов и коридоров Полых Холмов только после настойчивых уговоров новгородца. Счастье, что он ей нужен, и волшебница готова терпеть его капризы и потакать им.
Говорил Гуннар, ясное дело, на северном наречии, которое динни ши не понимали. Но Лохлайн, похоже, догадался – вскинул подбородок, сверкнул глазами-сапфирами. Проговорил, брезгливо искривив губы:
