— Я тоже.

— Давай так еще посидим.

— Да.

— А ты можешь рассказывать в душе?

— Сериал?

— Ага.

— Наверно, да. Я с тобой этому везде научусь.

— Рассказывай.

— Я не помню, на чем остановилась.

— На банкире. Как ушла от него целехонька.

— Ах, да. Что же тебе сказать дальше? — Ана немножко подумала. — Помнишь, как я показывала тебе красивые цюрихские картинки? Я вернулась в Москву возбужденная, радостная… озадаченная Гласснером, конечно, но от этого не менее счастливая. Как ты уже знаешь, я удачно посетила банк, не повредив Филу и вместе с тем не связав себя обязательствами; а встретившись с тобой, я увидела, что ты совершенно искренне, безо всякой зависти рада за меня…

— Это так и было, — вставила Вероника.

— Не сомневаюсь; даже больше: ты радовалась не за меня, а вместе со мной, и тогда-то я поверила, что в твоем лице нашла настоящую подругу. По всему по этому у меня было прекрасное настроение, и я была уверена, что оно сохранится и после разговора с Филом — независимо от того, поеду я или нет. Между тем я многого не знала… Я не знала, что у «систем» появилась проблема: на них наехали.

— Кто? — спросила Вероника.

Ана пожала плечами.

— Просто бандиты — откуда я знаю, как их зовут…

Она вздохнула — неслышно на фоне шумящего душа; лишь по движению грудной клетки Вероника почувствовала ее вздох.

— В Цюрихе я делала доклад на симпозиуме и любезничала с доктором Гласснером, а в Москве в это время мой муж и его компаньон общались с бандитами, вот как обстояли дела, — сказала Ана. — Вальд похитрей, подипломатичней; если бы только он занимался этими вещами, «системам» удалось бы, я думаю, обойтись минимумом потерь. Но Фил со своей идеей-фикс полез в эти переговоры… захотел, видишь ли, чтобы бандиты помогли ему найти его давешнего обидчика…

В итоге они-то между собой договорились, а Фил, понятно, опять остался крайний. Собственно, все это началось задолго до Цюриха, и я ничего об этом не знала! Фил ограждал меня от таких проблем, его новые заботы легко было выдать за обычные, производственные, что он и делал успешно, но наверняка не с легкой душой; потому-то, в первую очередь, он и обрадовался, когда я сказала ему про Цюрих.

К моменту моего возвращения, всего за несколько дней, ситуация резко обострилась. Уже не о деньгах шла речь; Филу прямо сказали, чтоб подумал о семье, и пришла пора ему являться ко мне с повинной. Ах, бедняга. Представляю, как трудно ему было решиться на этот разговор; а я по-прежнему ничего, совсем ничего не знала.

И еще долго не знала со своими детскими восторгами.

Потому что забылась, слишком сильно радовалась — и не посмотрела повнимательней в его глаза, с какими он начинал разговор. Свой разговор — а я-то думала, это мой разговор. Ника, я поступила плохо… Все обошлось, но иногда мне снятся кошмары… я просыпаюсь и думаю: слава Богу, все обошлось… а если бы нет? представляешь — если бы не обошлось… и меня бы не было рядом…

Впрочем, он даже успел начать. Ах, какая я сволочь!

— Я люблю тебя, — хмуро перебила Вероника рассказчицу после этого слова.

— Я… — Ана озадаченно умолкла.

— Не называй себя сволочью.

— Но это моя самооценка! — возмутилась Ана. — Я имею право снабдить рассказ своими оценками?

— Мне больно, когда ты называешь себя так.

— А вот буду называть!

— Нет, не будешь!

— Тогда не буду рассказывать.

Вероника помолчала. Потом тихонько дотронулась до руки возлюбленной. Погладила ее.

— Прости меня. Я сорвалась.

Ана накрыла руку Вероники своею.

— Очень нервничаю все время…

— Я понимаю, милая…

— Ты все понимаешь…

Они поцеловались и насладились тихим восторгом примирения.

— Продолжай, — попросила Вероника.

— Хорошо, — кивнула головою Ана. — Я остановилась на том, что Фил начал, успел начать свой разговор… «Зайка, — сказал он нерешительно, смущенно, — я смотрю, ты так довольна поездкой… в самом деле, быт тебя достал; ты засиделась, устала от этих квартир, тебе нужно отдохнуть, развлечься… Смотри: жены моих партнеров живут интересно, путешествуют… Почему бы тебе тоже не съездить? Только не на симпозиум. У Сашки как раз каникулы; взяла бы его… покатаетесь как следует, посмотрите мир… Заодно присмотришь пару хороших мест, куда мы потом поедем вместе…»

«Забавно, — сказала я. (Ну, разве не сволочь! Ника, ну как же еще-то сказать? Ведь это же надо додуматься! Я сказала: «Забавно». Представляешь? «Забавно» — я лучше слова подобрать не могла!) — Забавно, — сказала я, — как раз хотела с тобой поговорить именно на эту тему».

«Да ну? Неужели?»

Я рассказала про Гласснера. Бойко так рассказала, сжато и привлекательно. После репетиции у Владимира Эдуардовича это было совсем не трудно.

«Класс! — сказал он восхищенно. — Вот это класс!»

Он так обрадовался — настолько сильно — что мне бы хоть тогда почуять неладное, а я… ладно уж, чего там.

«Тебе, конечно, нужно ехать, — начал он фантазировать, — то есть вам нужно поехать вдвоем с Сашкой… Школа, да… но год за границей, в таком городе — в конечном итоге во сто раз полезней, чем наша дурацкая школа. Я все улажу. К тому же в Барселоне, кажется, есть наше консульство… значит, должна быть какая-то школа… Можно, в конце концов, учебники взять с собой… Еще и испанский выучит между делом — тоже не вредно для будущего…»

Недостатком воображения Фил никогда не страдал.

«А как же ты?..» — спросила я жалобно.

«Ха! — сказал он очень, очень убедительно, — мне будет гораздо лучше. Сейчас я разрываюсь между работой и вами. Я не могу работать меньше, но я страдаю от того, что ты здесь одна даже в выходные. Разве это жизнь? Ну, когда мы последний раз гуляли? Не помнишь… Бедная, бедная Зайка… Мне нужен еще год, именно год. Я куплю квартиру и успокоюсь, честное слово…»

«Но как же ты будешь жить здесь один?»

«Нет проблем, — сказал он, — я все уже продумал. Я переселюсь на работу — там есть куда — и только на дороге сэкономлю целый час в сутки. Кухня, душ — все у нас есть, ты же знаешь… А на Рождество я приеду к вам! О-хо-хо, вот это будет праздник!»

Он радовался шумно, заразил меня своей радостью, и почти до утра мы не спали. Опять было любовно и производственно, как давным-давно, на кухне, под знаменем учения — помнишь?

На следующий день я позвонила Гласснеру.

Вот…

А еще через день Фил притащил домой учебники по испанскому и пристал ко мне с новой идеей: захотел, чтобы мы с Сашкой немедленно уехали на отдых. Хоть куда, но самое главное — чем скорее, тем лучше. И снова говорил горячо и убедительно.

«Подумай сама, — говорил, — допустим, все это пройдет гладко и в конце августа вам нужно будет отбыть. Ты представляешь себе, сколько это будет суеты и нервов? Ты забыла, что ли, как крутилась тут перед Цюрихом? А ведь это утомительно, Зайка. И вообще, не забывай, что ты едешь не отдыхать, а работать. Сразу же нужно будет войти в новую обстановку… новый мир, можно сказать… языковые проблемы… Сашка ладно; но ты уже не девочка, для тебя это большая нагрузка, перед которой нужно как следует отдохнуть. Да и испанский… Представляешь, каково учить язык в городе, постоянно отвлекаясь… мелкие дела, звонки всякие… То ли дело — серьезно, спокойно, на красивом отдыхе! Ну, будь умницей. Ты же понимаешь, что я прав. Понимаешь, верно ведь?»

Я уныло кивала головой, думала.

«С другой стороны, — продолжал он, — вы развяжете мне руки не в сентябре, а немедленно. Что такое сентябрь? Это уже новый деловой сезон. Из отпусков возвращаются клиенты — со свободной головой, с новыми запросами и идеями. Деньги тоже… одним нужно показать расходы в этом году, другие верстают бюджеты на следующий… Кто хочет вовремя вписаться в новый сезон, для того именно сейчас горячее время. Мы сейчас готовим новый продукт, в некотором роде сюрприз для рынка; очень емкий продукт, а впереди — всего два месяца, я не могу оторваться. Но вы-то — такое лето, такая благодать на природе, а вы в городской жаре, дышите этими ядами… Ну, Сашка найдет себе занятие, а ты? Да и Сашка — смотри, в каком он возрасте, а лето — пора безделья и соблазнов; его как можно дольше нужно держать на своей стороне, а кто сделает это лучше тебя?»