— Примите ее от меня в подарок.

Не поблагодарив, Вуй сгреб диктофончик в карман и задумался. Думал он, вероятно, не меньше минуты, а потом негромко бросил телохранителю:

— Скажи там, пусть принесут по стопке.

Тот выскользнул за дверь — буквально на пару секунд.

— Как тебя звать, чудо? — спросил Вуй.

— Вальдемар.

— Владик, значит.

Вальд пожал плечами.

— Твое счастье, что догадался меня отозвать.

— Я понимаю, — сказал Вальд.

— Не дети, значит, — ухмыльнулся Вуй. — А сейчас что, тоже пишешь?

— Сейчас нет, — сказал Вальд. — Я не самоубийца.

— Совсем хорошо…

В дверь осторожно постучали, передали через телохранителя по средних размеров запотевшей рюмке и по тарелке с селедочкой, огурчиком, лучком, хлеба кусочком.

Вуй молча поднял свою.

Выпили не до дна. Закусили.

— Ну и что? — насмешливо спросил Вуй. — И кому ты ее, эту пленку? Думаешь, я не знал?

— Я думал, вы судья, — сказал Вальд. — Вы же серьезный человек… неужели вас не задевает, как грубо они сработали?

— Это не твое дело, — сказал Вуй, как бы продолжая раздумывать. — Значит, по-твоему, я должен прямо сейчас взять вас и отпустить? Да?

— Но вы же видите, — развел Вальд руками. — Так было бы справедливо.

— Владик, ты не дурак. Почему вы без крыши?

— Это для меня религиозный вопрос.

— Ты верующий? Серьезно?

— Да, — сказал Вальд и перекрестился.

— А почему наоборот? — полюбопытствовал Вуй.

— Потому что католик.

Вуй помолчал.

— Я не могу отпустить тебя просто так.

— …

— Ты же понимаешь. Люди специально собрались… да и я не таков, чтобы обойтись диктофончиком…

— Хотя я нисколько не виноват, — сказал Вальд, — но раз уж так получилось, давайте я выйду из этого дела… Собственно, я и так должен выйти, — улыбнулся он, — не работать же мне после этого с Эскуратовым… Ваши ребята возвращают себе подряд. Разве этого мало?

— Пока не знаю, — сказал Вуй, — надо подумать. Подряд подрядом… а отступные все равно с тебя.

— Не могу, — тихо сказал Вальд. — Платить ни за что… Бог не велит.

— Ты видишь, я отнесся к тебе как к человеку, — со значением сказал Вуй. — Разве это не стоит подарка?

— У меня есть одна мысль, — сказал Вальд. — Почему бы вам вместо того… почему бы вам не продать мне…

Он замялся.

— Что? — алчно спросил Вуй.

— …одного вашего человека.

— Хм, — удивился Вуй. — Смотря какого.

— Я не знаю, как его зовут, — сказал Вальд. — Это тот тип, который звонил мне по телефону; он представился Иван Иванычем.

— А-а… Он дорогой.

— Ну, если сильно дорогой, тогда, значит, не потяну…

— А сколько бы ты предложил?

— Понятия не имею. А сколько вы бы запросили?

— Сто, — сказал Вуй почти не раздумывая.

— С ума сойти, — сказал Вальд. — Ему красная цена раз в десять меньше.

— Ошибаешься, — покачал головой Вуй. — Он хорошо работает… так вот сразу замену и не найдешь… А зачем он тебе?

— Ну, это как бы…

Вальд снова замялся.

— Твое дело, ты хочешь сказать?

— В общем, да.

— И здесь ты ошибаешься, — заметил Вуй. — От этого зависит цена; если он будет на тебя работать, цена одна, а нет — в таком случае можно дать и скидку.

— Он не будет на меня работать, — медленно сказал Вальд.

— Зачем же тогда?..

— Хочу с ним побеседовать.

На лице Вуя появилась ехидная улыбка.

— Понимаю… Пальцы будешь рубить?

— Нет. Просто… в яму посажу. Как Филиппа.

— А не пожалеешь потом?

— О чем?

— О чем-нибудь… люди жалеют о разном…

— Нет.

Вуй покачал головой.

— Разве Бог не велит прощать?

— Сложный разговор… Этот человек принес людям много страданий. Теперь его очередь.

— А ты мне начинаешь нравиться, Владик, — задумчиво сказал Вуй. — Да… Как бы ни был Ваня высок классом… а лишние эмоции и впрямь проявлял… приказы выполнял неряшливо… вообще много стал брать на себя…

Это для телохранителя, подумал Вальд.

— Что ж… — подытожил Вуй, — придется тебе помочь! На тридцатнике сойдемся? Ниже не проси.

— Базару нет, — сказал Вальд, поднял руку и звонко шлепнул ею по подставленной широкой ладони.

Они подняли рюмки и допили до дна.

— Однако нас уже заждались, — сказал Вуй, не закусив, — да ты и меня утомил этими разговорами. Идем. — Он начал приподниматься со стула, и Вальд уже встал без специальных намеков, хотя и еще медленней, чем из-за большого стола.

— Может, мы поедем? — спросил Вальд Вуя, пока они шли по недлинному коридору. — У вас тут наверняка какие-то еще свои дела…

— Не суетись, — бросил Вуй. — Во всем есть порядок… Будешь моим гостем, и твой друг тоже.

— Да ему бы поскорей к жене под бочок…

— Не нуди. Посреди всего от меня не уходят.

Вуй появился в гостиной, держа Вальда за плечо.

— Братва! — шутливо сказал он. — Объявляется перерыв. Пойдем попаримся, побалуемся с девочками… не против, Ильич? А потом добьем это дело.

— Вах, начинаю спешить, — посмотрел на часы Ильич озабоченно. — Зачем попаримся? Стрелка горит…

— Надо, надо немножко додумывать.

— Нехорошо, дорогой. Без ножа режешь…

Но Вуй раскрыл дружеские объятия и увлек Ильича в сауну. Вслед за ними потянулись остальные. Вальд удовлетворенно обнаружил, что Фила никто особенно не стережет; он с некоторой медлительностью подошел к нему поближе, и никто не помешал их общению. Ни они не подошли к Эскуратову, ни Эскуратов не подошел к ним. Когда перелатались в простыни, Вальд так и остался рядом с Филиппом, а Вуй опять оказался рядом с Ильичом, и видно было, как по мере их беседы желание последнего ехать на стрелку становится все меньше и меньше. В конце концов он послал за телефоном, сделал пару звонков и продолжал тет-а-тет с Вуем вплоть до перехода из сауны в бассейн.

Здесь уже ожидала веселая русалочья толпа; гвалт заполнил гулкое, интимно затененное помещение. Вальд и Филипп, теперь уже на правах гостей, были приглашены в бассейн наравне с другими. Оказавшись в воде, они некоторое время смущенно жались к железной лестнице; но девочки, сочтя такое поведение непонятной и обидной блажью, стали нарочно подзадоривать их еще громче и смелей, пока это и впрямь не начало выглядеть глупым и даже становиться опасным. Скромно отнекиваясь, они невольно выказывали свою моральную чистоту, тем самым противопоставляя себя коллективу. «Смотрите, мы здесь не свои, — как бы говорили они всем остальным; — сделайте нам что-нибудь плохое».

Тогда, плюнув на то, что было прежде, и на то, что могло быть потом, они оба пустились во все тяжкие. Вспомнив о Сьёкье, Вальд выбрал блондинку; Филипп, наоборот, выбрал брюнетку, чем-то похожую на его горячо любимую и несправедливо обиженную им жену. Они погнались за своими русалками, догнали их и схватили за простыни; те же, спасаясь бегством и визжа, отбросили и оставили в их руках эти простыни, подобно тому как ящерицы отбрасывают хвосты, и обернулись дочерьми Евы, имеющими в первую очередь ноги, и бедра, и задницы, и главные органы наслаждений. Ловкими движениями рук Вальд и Филипп поймали своих дам; это походило на синхронное плавание. Они обнажились. Они сжали груди дам. Они обняли дам за талии и прижали их к борту бассейна. Скользнув ладонями по двум гладким, горячим телам, они схватили их за задницы. Они приподняли эти тела, в воде легкие и послушные, и с удовольствием ощутили на своих плечах мягкие пальцы, а на поясницах — твердые щиколотки. Они вняли прерывистой дрожи этих напрягшихся тел, и — как купальные шапочки натягивают на голову, так они натянули их на свои возбужденные члены.

— Salve Regina, mater misericordiae, vita, duicedo et spes nostra, salve. Ad te clamamus exules filii Hevae. Ad te suspiramus gementes et flentes in hac lacrimarum valle. Eja ergo, advocata nostra, illos tuos misericordes oculos ad nos converte. Они будут отрубать пальцы моему Господину. Et Jesum, benedictum fructum ventris tui, nobis post hoc exsilium ostende. O clemens, o pia, o dulcis Virgo Maria…