— Он просто маразматик, — сказал Вальд. — Вот что я думаю: нужно забрать страуса и вернуться к Сьёкье, попросить, чтобы сделала другой какой-нибудь звоночек.

— Если еще отдаст, — хихикнул Сид.

Друзья миновали гараж, вышли по асфальтовой полосе на тротуар и остановились перед калиткой. Вальд нажал кнопку звонка.

— Кто там? — раздалось из динамика.

— Эбенизер, не валяйте дурака, — сказал Вальд. — Вы своего добились, выдворили нас; теперь извольте-ка вернуть нам нашего страуса.

— Какого страуса?

— Вы хотите, чтобы мы пришли с шерифом?

— С каким шерифом?

— О’кей, — сказал Вальд, — не с шерифом, так с адвокатом; если спросите, с каким, я зачитаю вам половину телефонного справочника.

Динамик помолчал.

— Будь по-вашему, заходите, — сказал он и испустил тяжелый вздох. — Найдете меня в доме.

— Давно бы так, — буркнул Вальд.

Воздухоплаватели прошли по мощеной дорожке и зашли в дом. За дверью располагался небольшой холл, в котором их никто не встретил; из холла шли две лесенки — одна вниз, видимо в подвал, другая наверх. Вальд и Сид выбрали ту, которая вела наверх; по ней они добрались до другого холла, очень большого и тоже безлюдного.

— Эй! — крикнул Вальд.

Никто не ответил.

— Это подвох, — сказал Сид. — Чую опасность.

— Может, он в подвале, — предположил Вальд.

— Разве в подвале встречают гостей?

— Незваных — конечно.

Друзья вернулись в маленький холл и вступили на другую лестницу. Ступени спускались все ниже. Редкие слабые лампочки наводили страх; повеяло сыростью и могильным холодом. Наконец, показалась дверь. Вальд тронул отполированное временем железное кольцо. Дверь заскрипела. Друзья с опаскою заглянули вовнутрь.

Это был роскошный винный подвал. Деревянные бочки и бочонки теснились на подпорках слева от двери; правый ряд, наоборот, состоял сплошь из стеллажей, выложенных и заставленных стеклянными бутылками, покрытыми пылью. Посреди подвала стоял простой деревянный стол — все здесь было натуральным, — а на табуретке сидел старина Эбенизер, ссутулясь, опершись локтями на стол и очевидно пригорюнившись. «Ремингтона» поблизости не было видно.

— Эй, — позвал Вальд. — Вы в порядке?

Старина поднял голову.

— А, это вы, — сказал он тускло. — Я в порядке, да.

— Вы не забыли? Мы насчет страуса.

— Да. Похоже, это и впрямь ваш. Выпить не желаете?

— Из этих запасов?

— Других нет. По пять капель амонтильядо?

Вальд замялся. Ради всего святого, Монтрезор…

— Амонтильядо сгодится, — быстро сказал Сид.

Старина Эбенизер неожиданно легко встал, подошел к стеллажам и в задумчивости остановился перед ними.

— Черт побери, Сид, — сказал Вальд вполголоса, — до сих пор я не был уверен, что такое вино в действительности существует.

— Почему? — удивился Сид.

— Ну… я не то чтобы бывал во многих местах, но где ни бывал, везде спрашивал амонтильядо; и ни у кого не нашлось. Все говорят: о да, амонтильядо! как же… но, к сожалению… и так далее.

— Значит, — заключил Сид, — не в тех местах ты бывал. Амонтильядо — это… о, амонтильядо!

Старик тем временем взял в руки одну из пыльных бутылок, глянул на этикетку и водворил бутылку на прежнее место. Снял другую, глянул на этикетку и утвердительно качнул головой.

— Кажется, это сойдет. Около 1974 года.

— Почему около? — удивился Вальд.

— Не заставляй меня краснеть, — сказал Сид. — Технология изготовления этого напитка такова, что на бутылке трудно указать точную дату; такого и не делается. Извините его, мистер Стамп, он просто никогда не пивал настоящего старого амонтильядо.

— Это бывает, — спокойно согласился Эбенизер. — Однако, идемте наверх; боюсь, вы здесь простудитесь.

— Да, — признал Вальд, — довольно прохладно.

— Ровно 58 градусов, ни больше ни меньше.

В большом холле старина поставил на стол три стеклянных бокала и миску с большими зелеными оливками. Затем он распечатал бутылку и налил в каждый бокал до половины. Затем он взял свой бокал в руки, понюхал его светло-янтарное содержимое и отпил глоток. Затем съел оливку.

Вальд с Сидом сделали то же самое. Цветочно-ореховый аромат старого вина настроил Вальда на романтический лад; вкус его был неизъяснимо печален. Оливка начисто перебила эти тонкие ощущения. Я дилетант, подумал Вальд. Я прожил сорок с лишним лет и ничего не знаю о настоящей жизни.

— Нравится? — спросил его Эбенизер.

— О, да… У меня нет слов.

Старик довольно ухмыльнулся.

— Ну, теперь можно и поговорить. Вы откуда?

— О, мистер Стамп, — протянул Сид, — это долгая история.

Старик отхлебнул еще глоток.

— Значит, послушаем, — сказал он.

— Что ж, — сказал Сид, — извольте…

— Как вам, должно быть, известно, — начал Сид, — в 1598 году достославный дон Хуан де Оньяте снарядил в Новой Испании переселенческую экспедицию, чтобы освоить территории, открытые за полвека до того — вы понимаете, что я имею в виду нынешние Соединенные Штаты, а точнее Новую Мексику, как она называлась тогда. Выйдя из Санта-Барбары в январе, экспедиция благополучно миновала пустыню Чихуахуа и достигла берегов Рио-Гранде в аккурат к празднику Пасхи.

— Да, это я изучал в начальной школе, — подтвердил сказанное старина Эбенизер, — правда, тоже изрядно давно.

— Очень хорошо, — одобрительно заметил Сид, — в таком случае, вы избавляете меня от необходимости живописать испытания, выпавшие на долю переселенцев. Надеюсь, вы обратили внимание на тот факт, что в состав немногочисленной охраны экспедиции входил простой солдат Франсиско Кампоамор.

— Хреновая у меня память на имена, — сказал здесь Эбенизер. — Ну, входил; что с того?

— Посреди дороги, названной впоследствии Camino Real, Королевской, — продолжал Сид, входя в режим монолога и не обращая внимания на ослабевающие реплики старины Эбенизера, — Франсиско заболел и был оставлен доном Хуаном в Сокорро, то есть в той индейской деревушке, которая дала экспедиции приют и поэтому получила от дона Хуана это новое название…

Здесь рассказ Сида, уже начинавший было входить в свое плавное, размеренное течение, оказался внезапно прерван неожиданной реакцией старины Эбенизера и вновь превратился в диалог.

— Как, — гневно вскричал старина, осмыслив последнюю фразу Сида, — ты говоришь, что Сокорро прежде имел другое название?

— Само собой, — пролепетал испуганный Сид, — но разве вы это не проходили в школе?

— Не успел; именно в это время учителя застрелили, а когда приехал новый, я уж был далеко. А как этот населенный пункт назывался до дона Хуана?

— Об этом сведения разнятся, — сказал Сид, — по одним данным, Тейпана; по другим — Пилабо…

— Тейпана, — повторил Эбенизер и с непонятной ухмылкой сказал: — Наверняка слово «Сокорро» казалось индейцам полной бессмыслицей.

— Это не совсем бессмыслица, — осторожно заметил Сид, — socorro по-испански означает помощь, приют.

— Да знаю я, — отмахнулся Эбенизер. — Ну и ну! Как я погляжу, эта манера переименовывать гораздо старше, чем я думал… Впрочем, продолжай. Еще вина?

— Не откажусь, — сказал Сид, размышляя над странной вспышкой гнева старины. — Итак, солдат Франсиско Кампоамор был оставлен в Сокорро…

— В Тейпане, черт побери! — рявкнул Эбенизер и с размаху хватил кулаком по столу, отчего оливки подскочили, а бокалы жалобно звякнули. Вальд выразительно посмотрел на Сида.

— В Тейпане, — послушно повторил Сид. — Его выходила девушка из переселенцев по имени Исабель, фамилию которой история не сохранила. Но это и не важно, так как Франсиско женился на Исабель, и у них родился первенец Франсиско. Они подружились с местными индейцами, изучили их язык и долгое время оставались единственной белой семьей, постоянно живущей в Сокорро… я хочу сказать, в Тейпане.