Любимая! Жаль, но я не чувствовал ничего. Хотя Вами написанное живо напомнило мне сказку, мистический фильм… в тряпичную куклу втыкают иглу, а человек, служивший кукле прообразом, где-то вдалеке хватается за живот и истекает кровью.

Хотел бы я иметь такое воображение, как у Вас. Одно дело — придумать фразу, что мир вокруг нас наполнен эротикой; другое дело — чувствовать это, переживать, вкушать эти терпкие плоды. Возможно, я Вам немного завидую.

Я заметил, что этот наш полный эротики мир понемногу расширяет свои пределы. Вначале он был ограничен известными зонами наших тел — даже не архипелаг… просто горстка рифов, затерянных в безбрежном пространстве. Подобно тому, как мириады скелетов мельчайших существ со всех сторон облепляют эти рифы, заставляют их расти вширь и вверх, отвоевывая у воды новые участки и тем самым превращаясь в острова, мы начали обращать внимание на новые вещи: я — на белье, на застежки своего гульфика; Вы — на механические проекции наших природных устройств… Даже люди стали появляться близ нас, хотя прежде этого не было. Впрочем, для меня это единый ряд — девушка из магазина… Ипполит… чмокающая клавиатура ноутбука… врач… искусственный рот… Однородный ряд внешних объектов. Я не знаю, до какой степени суждено расти нашим островам; в любом случае две исходные точки, две центральных сущности будут неизбывно вздыматься вершинами посреди этого будущего, быть может, обширного мира.

А угадай: где сейчас Ипполит?

Право, я даже затрудняюсь…

Он в моей заднице. Мне от этого хорошо, а Ему?

Ему от этого просто чудесно. Я касаюсь пальцами своего языка — сразу несколькими — и обильно увлажняю Его слюной, чтобы Он легко проникал глубже. Я делаю даже такую вещь, которую никогда не смог бы сделать прежде: я укладываю Вас животом вниз и присоединяю свой безымянный язык к Ипполиту. Теперь мы в Вашей заднице вместе: мой язык и Ипполит. Их движения синхронны, но в разных плоскостях. Так они вместе ласкают Вашу задницу; она великолепна.

Я не хочу, чтобы вы кончали мне в задницу; переместитесь-ка оба пониже.

Мы делаем это. Но нас стало трое: к языку с Ипполитом добавился мой нос; в то время как первые двое послушно спустились ниже и теперь погружаются в глубину Ваших волос, последний остался против покинутой дырочки; он слегка щекочет ее, вдыхая начинающийся подниматься снизу аромат.

Ипполит проникает мне во влагалище и трахает меня. Твой язык завладел моим клитором. Опиши, что ты чувствуешь сейчас.

Неизъяснимое наслаждение.

Каков хитрец! Нет уж, изволь изъяснять.

Это сложно. Дело в том, что клитор и анус находятся по разные стороны от Вашего влагалища; таким образом, Ипполит находится между моим носом и моим же языком. Его яйца упираются в мою верхнюю губу. Это непознаваемо… а потому и неизъяснимо.

Намек поняла. Перевернулась, высвободив твой нос. Трахни-ка меня как следует!

Неизъяснимое наслаждение.

Что ты заладил одно и то же?

Неизъяснимое наслаждение.

Эй, ты слышишь меня?

Сломался ты, что ли?

Неизъяснимое наслаждение.

Какой облом! Дурацкая связь. Придется кончать в одиночку. На всякий случай все же отправлю письмо. Имей в виду, я люблю вас всех: и нос, и язык, и верхнюю губу, а заодно и нижнюю губу, а больше всего — Ипполита с яйцами.

На рассвете следующего дня, покормив Сида и страуса, Вальд по обыкновению начал молитву. И трех часов не прошло, как в быстро нагревающемся воздухе послышался чуждый звук, похожий на стрекотание далекой цикады. Вальд с раздражением прервал благочестивое занятие.

— Ты слышишь? — крикнул он в Трубу.

— Да.

— Что это?

— А черт его знает.

Стрекотание доносилось откуда-то снаружи, из безбрежного голубого пространства. Воздухоплаватели стали озираться по сторонам. Через пару минут эту благостную гладь прокололо некое острие, появившееся с северной стороны и металлически поблескивающее на солнце.

— Это вертолет, — сказал Сид.

— У тебя острое зрение, — заметил Вальд.

— Я еще не вижу его, просто узнал звук. Кстати, в ящике номер двенадцать лежит небольшой телескоп; собери-ка его между делом.

Вальд нашел нужный ящик и, раскрыв инструкцию, довольно быстро собрал телескоп. Он навел телескоп на увеличивающуюся точку, но ничего не увидел.

— Похоже, он не работает.

— А ты опустил четвертак?

— Четвертак?

— Ну да, quarter.

Пошаривши там и сям, Вальд не без труда отыскал требуемую монетку, а затем и предназначенную для нее щель. Он опустил четвертак в щель, и телескоп заработал. Вальд опять глянул в него и убедился в правоте Сида.

— Это иммиграционные власти, да?

— Может быть кто угодно, — сказал Сид довольно-таки зловеще. — В 1981 году таким образом произошла катастрофа близ островов Вануату. Вертолет террористов напал на воздушный шар…

— Эй, прекрати, — попросил Вальд.

— Извини. Я не учел, что ты всего лишь любитель.

Вертолет приближался; его уже можно было разглядеть невооруженным глазом, а в телескоп стало видно, что он совсем маленький, двухместный. Он приближался все медленней и медленней. Страус громко, озабоченно закряхтел.

— Не слишком ли он близко? — обеспокоился Вальд.

— Пока нет.

— Он кажется безобидным, не так ли?

— Во всяком случае, он ведет себя по правилам.

От вертолета вдруг отделилось нечто совсем маленькое и тоже блестящее, быстро двинулось по направлению к шару и превратилось в крошечное подобие самого вертолета. Собственно, это был еще один вертолет — действующая авиамодель, вероятно управляемая по радио и используемая в качестве транспортного средства.

Игрушечный вертолет подлетел совсем близко к корзине — воздушный поток от него был совсем невелик — и выпустил из себя довольно толстый телескопический стержень. На раме, венчающей этот стержень, Вальд со все возрастающим удивлением увидел телекамеру и металлический, нестерпимо сверкающий на солнце рупор громкоговорителя.

— Они гонят волну, — проворчал Сид. — Скажи им, чтобы зашли с востока.

— Эй, на вертолете! — крикнул Вальд в сторону рупора. — Зайдите с востока!

Вертолет медленно начал смещаться к солнышку, и игрушечный детеныш его туда же.

— Будьте добры, — сказал рупор женским голосом, — не кричите, пожалуйста. Микрофон очень чувствительный; мы отлично слышим вас обоих и даже вашего пернатого друга.

— Кто вы такая, уважаемая дама?

— GNN International. Нас здесь две дамы; хотим договориться с вами об интервью.

Вальд облегченно вздохнул, но тут же вновь насторожился.

— Что еще за интервью?

— Просто, о вашем полете…

— Какая-то лажа, — неприязненно сказал снизу Сид. — Пусть объяснят, чем мы так уж особенно хороши; на земном шаре воздухоплавателей нынче достаточно.