Бездна обрела дно. Бесконечно далёкое, невидимое, не воспринимаемое органами чувств, но внезапно ставшее реальностью. Из недр бездны доносился чуть слышный, неизменно нарастающий гул. Туман быстро рассеялся, воздух стал прозрачен и кристально чист. Тайга замерла в напряжённом ожидании, тишина и безмолвие окутали мир.

Дно медленно поднималось…

— Дедушка, дедушка, куда же ты пропал? — плакал Игорь, прижимаясь к деду Мартыну.

— Игорёк, мальчик мой, как я рад, что ты жив! — шептал лесник, гладя мальчика по голове.

— Я думал, они убили тебя, дедушка…

— Я не надеялся больше увидеть тебя, Игорёк…

Они не слушали друг друга, дав волю чувствам. Они были счастливы, но обоих терзало смутное предчувствие неизбежного конца. Это предчувствие заполняло атмосферу, висело в воздухе, забивалось в поры, пронизывало всё вокруг — оно исходило от бывшего озера, обретшего второе дно.

А дно поднималось.

Уже слышно было, как кто-то гигантский копошится в бездне, скребётся в отвесные стены, источает злобу и алчность. Снизу несло разложившейся органикой, гнилью и кладбищем.

Озеро не отпускало их, не давало уйти. Да они больше и не пытались покинуть его, ибо знали, что обречены познать всё до предела, до самого конца, заглянуть в самую пасть дьяволу, в нутро преисподней. Они — это двое беглых убийц на грани сумасшествия и дед с внуком, нашедшие друг друга и потому счастливые — счастливые счастьем обречённых.

Небо заволокло густой чернотой, но это были не тучи, это была именно чернота — чернота, не дающая ни малейшей надежды на просвет. Она низко нависала над тайгой, верхушки длинноствольных сосен утопали в ней, словно в вязкой, густой смоле. Но тьме противостояло какое-то странное, необъяснимое свечение, исходившее неведомо откуда и отливающее фосфорическим светом, холодным, кладбищенски-могильным. Постепенно свечение разрасталось, становилось ярче, и вскоре наконец стал ясен его источник: то светился снег в тайге. Свечение шло откуда-то изнутри, пробиваясь сквозь спрессованный, обледеневший наст, сквозь нагромождение поваленных стволов, бурелом и слой обломанных ветвей. Свет шёл прямо из-под ног, создавая впечатление зыбкости снежного покрова.

Словно гигантский лифт, озерное дно поднималось всё выше и выше. Но лифт не был пуст, он нёс на себе нечто ужасное, непостижимое, сверхъестественное, изрыгающее отвратительные звуки, скрежещущее сотнями голодных челюстей. Теперь уже можно было различить кишащую массу на дне бывшего озера, массу живую, алчущую крови, злобно сверкающую из тьмы сотнями годных глаз. Что это — посланники ада? сам дьявол? или отторгаемая планетой зараза, проникшая в её недра, словно червь в яблоко?

На противоположном краю бездны, у самого обрыва, освещённые каким-то дополнительным светом, льющимся сверху, из хаоса чёрных, полумёртвых ветвей древнего уродливого дуба, под звуки мрачной, мистической музыки плясали две странные фигуры. Это были мутанты: тот самый жёлтый безумец, заглядывавший в окно сторожки несколько дней назад, и бывший дедов пёс Марс. Оба хихикали и повизгивали от удовольствия, кружась в хороводе и держа друг друга за руки (вернее, за передние конечности).

Чёрная масса на дне озера была теперь хорошо видна. Поблескивали чьи-то длинные, продолговатые спины, дёргались многометровые суставчатые лапы, подобно гигантским антеннам резали мглу упругие усы. И вся эта отвратительная смердящая каша из тысяч и тысяч тел медленно, но верно поднималась из бездны. Это было похоже на вражеский десант, только десант готовился не с иных миров, а из недр самой Земли. Ужас пронзил сердца четырёх наблюдателей, дух смерти завис над ними, готовый принять жертву.

— Это конец, — глухо прошептал дед Мартын и крепко, до боли сжал плечо мальчика.

— Что это? — срывающимся голосом спросил Игорь, не в силах оторвать взгляд от бездны.

— Гигантские тараканы, — отрешённо отозвался дед. — Или нечисть, подобная им… Скорее! — вдруг спохватился он, и глаза его вспыхнули чуть заметным огоньком надежды. — Тут есть берлога… кто знает, может, ещё уцелеем…

Он потащил Игоря вглубь тайги.

Берлога, действительно, была в двух шагах от озера. Медведь, обезумевший от страха, давно покинул её и теперь носился по лесу в поисках пристанища. Именно в берлоге и решили укрыться дед с внуком от гнусных тварей, вот-вот готовых заполнить своею массою окрестную тайгу.

Уже не менее тридцати метров отделяло кишащую массу от края бездны.

Меченый и Плохой словно одеревенели, глубокая апатия овладела, обоими: они смирились со всем.

— Послушай, Плохой, — вдруг прохрипел Меченый, — подыхать, так с музыкой. Может, шарахнуть по этим тварям, а?

Плохой не отозвался. Тогда Меченый вынул из кармана запасной «рожок» и заменил им пустой.

— Получайте, мать вашу!.. — проревел он, и неясно было, что мгновением позже прозвучало громче: отборная матерная брань или длинная автоматная очередь.

Бездна взорвалась нечеловеческими воплями и жутким металлическим скрежетом. Чудовища заметались по каменному колодцу, топча друг друга, теряя лапы, усы и челюсти, вгрызаясь в брюха соседей, поедая трупы себе подобных, отвратительно чавкая, шипя и извиваясь от боли. Объятые паникой, они совершали гигантские прыжки — и тогда их толстые, словно витые канаты, усы оказывались над краем бездны.

Меченый дико захохотал и тут же выпустил вторую очередь по обезумевшей бурлящей массе. Плохого выворачивало наизнанку.

И вновь тайга пришла в неистовство. Снова застонал лес, исполненный боли и страдания, снова неведомая сила принялась корчить, гнуть и валить деревья. Снова лес превратился в кромешный ад. Только теперь всё было иначе. Деревья не просто гнулись и корчились — они завязывались в узлы, раздувались, словно резиновые, до неимоверных размеров и внезапно лопались, осыпая окружающее пространство крупными бурыми пятнами; та же бурая жидкость, вязкая и дурно пахнущая, изливалась из поверженных стволов, сочилась из ран и бурлящими ручейками стекала в бездну.

И вот настал тот момент, когда кишащая масса достигла земной поверхности. Гигантские тараканы зловонным потоком хлынули в тайгу, круша всё на своём пути. Во мгновение ока оба бандита были сметены живой волной, отброшены на десятки метров в лес и тут же затоптаны. В довершение ко всему одно чудовище на ходу отхватило голову Меченого и, хрустнув челюстями, мигом проглотило.

Были они метров пяти длиной, стремительные, беспощадные, с огромными круглыми глазами-шарами, с вечно жующими челюстями и длинными мохнатыми лапами. Они сыпались из бездны в тайгу, тут же вскакивали на лапы и двумя правильными потоками текли: одни — на юго-запад, другие — на юго-восток. Многие, оказавшиеся брюхом кверху, не успевали встать на лапы и оказывались раздавленными своими же сородичами. Деревья сыпались под их напором, словно спичечные коробки, срезались острыми челюстями подобно хлебным колосьям, отбрасывались как никчемные сорняки.

А дно тем временем поднималось всё выше и выше, вздымая к чёрно-свинцовой мгле всё новых и новых посланников ада. Гора из копошащихся тел неуклонно росла и становилась похожей на гигантский муравейник. С хрустом, с треском сыпались тараканы с её вершины, ломая усы, лапы и головы. Вот один из них сорвался, попытался спланировать на куцых крыльях, но напоролся брюхом на обгоревший остов сосны и, пронзённый насквозь, долго ещё бился в конвульсиях, судорожно царапая лапами небесный мрак.

Гул, подобный топоту сотен табунов, нёсся по тайге. Земля дрожала…