27 января 1891 года лошади Маннергейма были доставлены в офицерскую конюшню, где их внимательно осмотрели командир полка и командир взвода. Генерал-майор Тимирязев, уходя, бросил фразу: «Надеюсь, корнет, с вашими лошадьми вам будет не скучно». Действительно, лошади Густава только-только подходили к полковому стандарту.

Январь и февраль 1891 года были месяцами активной светской жизни столицы России, временем роскошных балов, представляющих редкий набор громких имен и изящных туалетов.

На «Розовом балу» в шикарном особняке Елены Александровской на Большой Морской улице, 51, сослуживец Маннергейма по эскадрону корнет Александр Звягинцев знакомит Густава со своей двоюродной сестрой Анастасией Араповой, которая после смерти матери жила с сестрой Софьей у своей тети на Шпалерной улице. Это была высокая девушка, не отличающаяся особой красотой, с хорошей, хотя и несколько коренастой фигурой. Миловидное лицо ее немного портили глаза — чуть-чуть навыкате.

После этого знакомства Густав с Анастасией иногда встречались на балах.

1 февраля 1891 года корнет Маннергейм впервые в составе лейб-эскадрона участвовал в Высочайшем смотре войск на Дворцовой и Разводной площадях.

Полковая жизнь Кавалергардского полка во многом удивляла Густава. Особенно — равенство между офицерами, независимо от их титулов. Отсутствие «мордобойства» солдат, с которым Густав встречался в Калише и Варшаве. Ругань, которая у николаевских юнкеров считалась молодечеством, здесь была признаком дурного тона. Главное было уважение к солдатам. «Дедовщина» жестоко каралась, поэтому ее в полку и не было. Здесь обращались друг к другу только на «вы». Не пили на брудершафт, хотя от хорошей водки в наполненной до краев рюмке не отказывались. Впоследствии, будучи фельдмаршалом и маршалом Финляндии, Маннергейм постоянно издевался над своими генералами, которые, получив рюмку водки, налитую «под завязку», проливали ее, чаще всего в тарелку. Маннергейм, заметив это, обычно с милой улыбкой говорил: «Вы что, хотите приправить свое блюдо алкоголем или разбавить соус?»

Кавалергардский полк во второй половине XIX века представлял собой высококультурную военную среду, оказывающую огромное воспитательное воздействие на солдат, выходцев из крестьянских семей.

По традиции с 7 ноября 1860 года шефом полка была императрица. В кавалергарды подбирали солдат высоких, белокурых, с синими глазами. Гимном полка с 1826 года служила мелодия из оперы Ф. Буальдьё «Белая дама» (на военном жаргоне «Белая дама» — холодное оружие). Кавалергарды с момента создания полка в 1799 году несли почетную дворцовую службу и службу при коронации. Это было особое войсковое подразделение, к которому предъявлялись повышенные строевые требования. Оно использовало все возможные технические и тактические новшества ведения боя, которые кавалергарды испытывали во время лагерных сборов в Красном Селе.

Старшие офицеры лейб-эскадрона, внимательно приглядываясь к молодому корнету, с пониманием оценили его чувство долга и рвения к работе. Новый командир подразделения штабс-ротмистр барон Федор Гойнинген-Гюне стал умелым и требовательным наставником Маннергейма. Он сделал Густава блестящим наездником и умелым командиром. Маннергейм всю свою долгую жизнь использовал на практике и совершенствовал уроки своего учителя в работе с людьми и умении выбирать лошадей. Штабс-ротмистр представил Густава великому князю Николаю Михайловичу, который хорошо знал деда Маннергейма. В полку Густав встретил своего личного николаевского «зверя» Павла Демидова и «земного бога» николаевского вахмистра Андрея Половцева, перед которым младшие юнкера становились «во фронт», как перед генералом.

Павел Демидов, очень богатый человек, постоянно и очень тактично, часто незаметно, помогал своему бывшему николаевскому «богу».

5 марта 1891 года корнет Маннергейм вместе с девятью офицерами полка был приглашен на Высочайший бал в Зимнем дворце. Офицеры-кавалергарды личных приглашений не получали. Полку сообщали, что надо прислать столько-то танцоров. Командир полка назначал кандидатов по своему усмотрению. Во дворце зорко следили за поведением кавалергардов, и если кто-то нравился, то он получал личное приглашение на очередной бал. Блестящий полонез и мазурка, которой восхищались в Варшаве поляки, — и Маннергейма сразу включили в реестр церемониальной части Зимнего дворца. Вот как Густаву пригодились уроки танцев, которые он постоянно посещал в Николаевском училище, выслушивая насмешки товарищей.

28 мая 1891 года Кавалергардский полк выступал в свой красносельский лагерь, расположенный в Павловской слободе, составляющей как бы продолжение Красного Села. Поход в лагерь был похож на красивый пикник. День обычно выбирался солнечный, на полпути офицерам предлагали обильный завтрак.

Лагерный сбор полка делился на две неравные части. С мая до середины июля шли конные и стрелковые учения, занятия по сторожевой охране, офицерские стрельбы, на которых Густав несколько раз занимал призовые места. Рука у него была твердая, и стрелял он очень метко.

Остальные три-четыре недели уходили на артиллерийские учения, четыре уставных дивизионных учения, маневры частей бригады. Все это завершалось общими маневрами всех войск и Высочайшим смотром. Переход от одного типа занятий к другому носил название «перелом» и приходился на 27 июля.

Свой первый лагерный сбор в полку корнет Маннергейм начал с дежурства как главный пожарный, затем он стал командовать хлебопеками и следить за порядком в походном лазарете полка. На тактических занятиях гвардейской кавалерийской дивизии был ординарцем у командира полка и офицером для поручений у командира дивизии.

11 августа 1891 года командир кавалергардов генерал-майор Тимирязев в присутствии офицеров зачитал Высочайший приказ и поздравил корнета барона Густава Маннергейма с зачислением его в постоянный состав полка, назначив помощником знаменщика соединения.

Лагерный сбор закончился большими маневрами в присутствии Александра III, скачками и театральной премьерой. Здесь, в местном театре, впервые выступала балерина Матильда Кшесинская.

Все это великолепие не радовало Густава, денежные расходы были велики, а кошелек — полупустым. Вечера приходилось проводить в офицерской артели с ее обязательным шампанским. Хотя Кавалергардский полк был непьющим, все же французские вина и шампанское были главным связующим звеном в офицерской среде. Генерал Игнатьев писал: «Маннергейм пил так, что всегда оставался трезвым».

Свой 28-дневный отпуск Маннергейм частично провел в Москве, живя у своего приятеля по полку Петра Арапова.

Вернувшись в полк, Густав углубился в сложные обязанности казначея, временно получив эту должность. Он долго наводил порядок в этой запутанной финансовой области.

12 октября командир полка выделяет Маннергейму небольшую квартиру во втором офицерском корпусе. Аккуратный корнет ужаснулся ее состоянием — настоящая помойка с поломанной мебелью. Квартирмейстер поручик Федор Безак совершенно не справлялся со своими обязанностями. В разговоре с Павлом Демидовым Густав рассказал о своем жилище. Павел сразу предложил другу переехать в его огромную квартиру на Захарьевской улице в доме протоиерея Григория Дебольского.

15 декабря корнет Маннергейм с группой офицеров был принят главнокомандующим войсками гвардии и округа по случаю их зачисления в полк. Вечером шеф полка императрица Мария Федоровна устроила для офицеров в Малиновой гостиной Аничкова дворца кофейный стол. Будучи маршалом Финляндии, Маннергейм часто вспоминал «звенящую люстру» императрицы.

Начиная с Рождества на молодого кавалергарда обрушился поток светско-религиозных обязанностей. Два-три раза в неделю, вплоть до Масленицы, приходилось ездить в дома, куда был приглашен, часто даже не зная в лицо хозяйку.

В дни, свободные от визитов, Густав со своим другом поручиком Владимиром Воейковым в квартире его отца на Надеждинской улице (ныне Маяковского) устраивали «смотрины невест», среди которых было немало замужних дам.