Дмитрий Адамович сообщал то же, что и Каверина, но с бблыиими подробностями: «Преследуемый революционерами, Морозов решил бежать с семьею за границу. Поместившись со всеми удобствами в международном вагоне, переехав через границу, он почувствовал себя успокоенным. Однако благополучие продолжалось недолго. На одной из станций в Германии Морозов вышел позавтракать, но тотчас же поспешно вернулся в вагон, бледный и совершенно расстроенный. На расспросы семейных он отрывочно отвечал, что на станции среди толпы он опять увидел того «некоего», страшного, который преследовал его в России, а теперь, очевидно, следует за ним по пятам и за границей. На семейном совещании в вагоне тотчас же решено было изменить ранее намеченный маршрут, чтобы скрыться от филера-террориста. Но куда бы Морозов ни приезжал, следящий за ним агент оказывался там же».[619] Таким образом, переезды Саввы Тимофеевича по Европе тщательно отслеживались — и это должно было отрицательно сказаться на состоянии его психики. В отличие от потомков Морозова и семьи Кавериных Олсуфьев, который жил в эмиграции и мог не опасаться за свою жизнь, прямо говорит, что Морозова преследовали революционеры.
Наконец, тот факт, что Морозова «затравили… как медведя, маленькие, злые и жадные собаки»,[620] признавал и Горький в письмах законной жене Е. П. Пешковой. Правда, писатель не уточнял, кто именно затравил Савву Тимофеевича. Но очевидно, что с мотивами этих людей писатель был знаком — не зря он говорит о жадности.
Первую из оставшихся версий — о том, что у Морозова, который подвергался постоянной травле со стороны революционеров, сдали нервы и он застрелился, — поддерживали С. Ю. Витте и бывший московский градоначальник, товарищ министра внутренних дел В. Ф. Джунковский. Оба они — крупные и хорошо осведомленные чиновники. Джунковский сообщал: «С. Т. Морозов дошел до того, что дал крупную сумму революционерам, а когда окончательно попал к ним в лапы, то кончил самоубийством».[621] В свою очередь, Витте писал о Морозове: за границей «он окончательно попал в сети революционеров и кончил самоубийством».[622] Эта версия крупных чиновников выглядит довольно правдоподобно. Во всяком случае, они указывают виновников смерти купца, аккуратно сообщая, что их вина была косвенной. Однако следует учесть, что ни Витте, ни Джунковский не присутствовали на месте смерти Морозова. Поэтому они придерживались официально выдвинутой версии — о самоубийстве. Причины же этого поступка они не искали ни в сумасшествии, ни в болезни, указывая информацию, полученную из достоверных источников.
Наконец, остается еще одна версия, которую выдвинули родственники Саввы Тимофеевича и которой до сих пор придерживаются его потомки: Морозова убили большевики.[623] Так, М. Л. Каверина рассказывала: «Я хорошо помню Зинаиду Григорьевну. Это была красивая, умная и представительная женщина. Не раз присутствовала при ее разговорах с моей матерью и тетей. Однажды она рассказала о трагических событиях, которые произошли в Канне в мае 1905 года. Она была единственным свидетелем гибели своего мужа. Зинаида Григорьевна утверждала, что Савву Тимофеевича застрелили большевики».[624] Этой версии придерживаются многие исследователи постсоветского периода — от американского историка Ю. Г. Фельштинского до современных исследователей Т. П. Морозовой и И. П. Поткиной.[625] У этой версии оснований, наверное, больше, чем у прочих.
Прежде всего, у большевиков имелся очень веский мотив для убийства Морозова. Еще в конце 1904 года Савва Тимофеевич застраховал свою жизнь на сумму в 100 тысяч рублей. Страховой полис, который был оформлен на предъявителя, он передал актрисе и бывшей любовнице М. Ф. Андреевой. Для большевиков эта сумма — 100 тысяч — являлась поистине огромной. Так, Л. Б. Красин сетовал в воспоминаниях, сколько времени и усилий пришлось потратить, чтобы «сколотить нужную сумму, что-то около двух или трех тысяч рублей», чтобы выписать из-за границы типографскую машину. Ведь рядовые сотрудники могли отчислять в пользу партии совсем небольшие суммы, «от пяти до двадцати рублей»[626] ежемесячно. А тут — целое состояние, причем единоразово! Там же Красин восклицал: «Каких только способов мы ни применяли, чтобы сколотить те, в буквальном смысле, гроши, на которые строилась партийная организация и техника в первые годы их существования!»[627] А в мае 1905-го, сразу после III съезда РСДРП (12–27 апреля) большевикам как никогда нужны были деньги. Об этом говорит, в частности, революционер H. Е. Буренин, член Боевой технической группы, созданной при Петербургском комитете Российской социал-демократической рабочей партии и действовавшей с февраля 1905 года. Функции этой организации заключались в следующем: она «устанавливала связь с рабочими, создавала боевые отряды в районах и на предприятиях, добывала и распределяла оружие».
Буренин в воспоминаниях отмечал: «Третий съезд РСДРП, состоявшийся в апреле-мае 1905 года, принял специальное решение «О вооруженном восстании». В этом решении съезд партии предложил всем партийным организациям «…принять самые энергичные меры к вооружению пролетариата, а также к выработке плана вооруженного восстания и непосредственного руководства таковым, создавая для этого, по мере надобности, особые группы из партийных работников». После третьего съезда РСДРП «Боевая техническая группа» перешла в непосредственное ведение Центрального Комитета партии. Во главе группы был поставлен, по предложению В. И. Ленина, член ЦК Леонид Борисович Красин («Никитич»)… Какие же задачи возлагал ЦК на «Боевую техническую группу»? Эти задачи вытекали из простых и ясных слов Владимира Ильича: «Вооружение народа становится одной из ближайших задач революционного момента».[628]
Свидетельство Буренина подтверждает Л. Б. Красин: «Кажется, Наполеону принадлежит изречение: «Деньги — нерв войны». Но и революционную работу нельзя было вести без денег, и поэтому организация финансов партии встала перед нами одной из настоятельнейших задач… Мне в качестве члена ЦК пришлось довольно близко стоять к этому делу… Одним из главных источников было обложение всех… оппозиционных элементов русского общества, и в этом деле мы достигли значительной виртуозности».[629] В другом месте Леонид Борисович писал, что в 1904–1906 годах партийные средства проходили через его руки, так как он являлся «главным тогда финансистом партии».[630]
Итак, III съезд РСДРП закончился 27 апреля 1905 года. Он дал установку на всеобщее вооружение, что требовало немалых средств. А уже через 16 дней после его окончания, 13 мая, С. Т. Морозов погиб при загадочных обстоятельствах, причем его деньги впоследствии, в 1906 году, пошли на нужды партии через того же Красина, которому их передала М. Ф. Андреева. Фактически Савва Морозов предоставил большевикам повод для собственного убийства. Что же вынудило его решиться на такой безрассудный шаг?
Можно допустить, что в тот момент, когда Морозов вручил Андреевой страховой полис, он всё еще верил в ее нравственную чистоту. Мария Федоровна в письме своей сестре сообщает о письме Морозова, которым тот сопроводил свой подарок. По ее словам, в 1906 году это письмо находилось у известного московского адвоката, прославившегося выступлениями на политических судебных процессах, — Г. И. Малянтовича. В письме якобы говорилось, что «С[авва] Тимофеевич] поручает деньги мне, так как я одна знаю его желания, и что он никому, кроме меня, даже своим родственникам, довериться не может».[631] Однако письмо, как и другие материалы судебного процесса, который Зинаида Григорьевна Морозова возбудила против Андреевой, не сохранилось или, во всяком случае, пока не найдено. Может, оно действительно было написано С. Т. Морозовым. А может, являлось подделкой, которая позволила Андреевой выиграть процесс и получить деньги. Выяснить это вряд ли когда-либо удастся. Мотивы Морозова, решившего сделать женщине сомнительной репутации странный подарок — собственную жизнь, вероятно, так и останутся неразгаданными. Видимо, его чувства к ней действительно были столь велики, что совершенно ослепили коммерсанта. А может, он решил пожертвовать собой, чтобы его семью оставили в покое — кто знает?
