На 1942 год немецкое командование планировало, «сохраняя положение на центральном участке», взять Ленинград, а на юге — прорваться на Кавказ. Бакинский район давал почти три четверти нефти, добывавшейся в Советском Союзе.

Чтобы скрыть направление главного удара, немцы провели, и довольно успешно, дезинформационную операцию «Кремль». Был даже выпущен псевдоприказ о наступлении на Москву, подписанный командующим группой армий «Центр» фельдмаршалом Г. фон Клюге.

И. В. Сталин и его маршалы были настроены оптимистически. Главное разведуправление вновь ошиблось, по его данным, потери вермахта к марту 1942-го якобы составили 5,8 миллиона человек. Советское командование планировало к концу года выйти на западную границу, освободив всю оккупированную территорию страны, и только после этого перейти к обороне.

12 мая началось наше наступление на харьковском направлении. Немецкое командование, как и предполагал воздушный разведчик Покрышкин, срезало «барвенковский выступ». Войска Юго-Западного фронта были разгромлены. Южному фронту нанесено страшное поражение. Перед этим потерпел катастрофу Крымский фронт. Трагически завершилась попытка деблокады Ленинграда. Неудача постигла и Северо-Западный фронт.

Самое жуткое творилось на юге. Оборона Красной армии была прорвана. Над всем югом страны нависла смертельная угроза. Развернулась Сталинградская битва и битва за Кавказ.

Покрышкин вспоминал один из тех дней: «Он дышал жаром, дымом и пылью Молдавии. Словно бы на этих рубежах война снова вздымала свой девятый вал. Немцы наводили переправы на Северском Донце, как год тому назад на Пруте…»

Вместо наступления, победных воздушных боев на новой технике — снова кошмар отступления и дезорганизации, изнурительная жара, пыль, скрипящая на зубах. Переутомление такое, что «не держали ноги». Гимнастерки выгорели добела. Снова штурмовки, снова «пляска смерти». «Опять приходится воевать на нервах и крови… Непрерывное отступление без надежды на скорую стабилизацию фронта угнетало до предела…

Летишь, окидываешь взглядом правобережье Дона. И как будто снова повторяется картина, которую пришлось наблюдать в прошлом году на Днепре… Враг стремился сорвать организованный переход через реку, растерзав беженцев».

Когда Покрышкин вернулся в полк после полетов на «мессершмитте», командиром 1-й эскадрильи был уже утвержден Анатолий Комоса, участник боев на Халхин-Голе, 25-летний опытный летчик.

Комоса страдал язвенной болезнью, в то время летал редко. С Покрышкиным у них состоялся товарищеский разговор:

— Ты, Саша, не обижаешься, что меня назначили командиром в твою эскадрилью?

— Брось эти разговоры, Анатолий. Сейчас обстановка такая, что некогда делить должности. Надо драться с врагом.

Покрышкин наводит порядок в эскадрилье. Каждый должен воевать с полной отдачей.

В одном из вылетов на сопровождение бомбардировщиков Су-2 Александр Иванович с ведомым Владимиром Бережным, оставшись вдвоем против восьмерки Ме-109, отбивают все атаки. В решающий момент Покрышкин вновь сломил волю врага, сбив ведущего группы. Участвовавшая в этом вылете четверка Аркадия Федорова в это время своевольно и напрасно искала противника над облаками. Радиосвязи у наших летчиков все еще не имелось.

На аэродроме Покрышкин, в мокрой от пота гимнастерке, сверкая грозным взглядом, оглашает перед летчиками эскадрильи свой приказ:

«Неправильная оценка обстановки и решение! Вы не имели права отрываться от сопровождаемой группы Су-2. Теперь мне понятно, почему несут потери «илы», когда вы их сопровождаете… Требую строго выполнять свою задачу, быть на своем месте в боевом порядке… Если впредь кто уйдет со своего места прикрытия, я его сам расстреляю. Отвечу за это, но расстреляю, как предателя!»

Вспоминая те дни, Герой Советского Союза А. В. Федоров писал через 45 лет: «Ни с чем нельзя сравнить тяжелейшие 1941–1942-е годы. Это были годы драматизма, годы проверки на прочность… Невозможно забыть нашего ведущего, летчика и снайпера № 1, замечательного мастера воздушных боев Александра Ивановича Покрышкина, жизнь которого навсегда была связана со своими однополчанами, где бы они не находились… Мне доводилось видеть его в самые трудные дни войны — радостным и огорченным, сердитым и ужасно усталым, но никогда — растерянным…»

Федоров успешно совершил в группе Покрышкина еще не одну сотню боевых вылетов. Но были и другие летчики… В эскадрилью Александра Ивановича был включен прибывший с Дальнего Востока на стажировку капитан П. Воронцов. В первом вылете новичок неожиданно не пошел за ведущим вниз, на штурмовку моста через Северский Донец. В другом вылете увёл за облака ударное звено перед нападением на сопровождаемые «илы» шестерки «мессеров». Опять Покрышкин ведет неравный бой парой с Николаем Науменко против шести, опять следует переломный удар по ведущему…

Стало ясно, что за летчик и человек этот стажер. Пронизывающий гневный взгляд Покрышкина выдержать не мог никто. Воронцов стоял, опустив голову.

— Самое страшное на войне — это бросать в беде своих боевых товарищей! Науменко за его смелость и умение в бою объявляю благодарность. А вам, товарищ Воронцов, хочу сказать, что это был ваш последний полет в нашей группе!

…В начале июля случилась беда, тяжело отразившаяся на судьбе Александра Ивановича. Командир полка Виктор Петрович Иванов готовился лететь на УГ-2 в авиаремонтные мастерские, договориться о приемке самолетов, которых в части оставалось все меньше. При запуске мотора механик ошибся, Иванову лопастью винта сломало руку. Командира отправили в госпиталь. В полк он уже не вернулся. Покинул часть — ушел на повышение — и объективно относившийся к Покрышкину начальник штаба А. Н. Матвеев.

31 июля новым командиром полка назначили гвардии батальонного комиссара Николая Васильевича Исаева. Так Покрышкин попал, как говорится, из огня да в полымя. Исаев был схож с Осипенко тем, что свои личные боевые вылеты прекратил, строго требовал соблюдения действующих наставлений и инструкций, возражений не терпел.

Сейчас очевидно, что именно Покрышкина следовало назначить командиром полка. Уже росла среди истребителей его известность как летчика особенного, «в чем-то необыкновенного». Бой за боем зримо высвечивали его силу и правоту передовой истребительной тактики. Он всегда был окружен летчиками, всегда — в центре внимания. Те, кто летал с ним вместе, слушались его беспрекословно.

Александр Иванович определял должность командира истребительного полка как ключевую. На фронте это — «основной организатор боя, главный ответственный за морально-психологическое состояние личного состава его части, за боеготовность, успешное выполнение боевых задач… Для того, чтобы чувствовать обстановку в бою, знать особенности действий противника и умело организовывать бои своих летчиков, он должен сам лично летать на боевые задания».

Исаев, будучи в должности штурмана полка, увидел в Покрышкине конкурента. Ему стали известны слова капитана о том, что нелетающий начальник «загубитлетчиков».

Изначально неверное решение — назначить командиром гвардейского полка летчика, не заслужившего уважения своих подчиненных, изменило к худшему положение дел. Заметив, как переглянулись летчики, услышавшие приказ о его назначении, Исаев заявил, что будет наводить строгий порядок: «Дальше так не будет, как было до этого… Выбью из вас ивановские привычки». «При Иванове в полку был порядок. Мы стали гвардейцами», — ответил за всех Покрышкин. «А с вами у меня будет отдельный разговор…»

Никогда не произносил Александр Иванович фраз типа: «Война есть война… На войне без жертв не бывает…» Он считал — за каждой гибелью, за каждым поражением — чья-то ошибка, чья-то вина. В июле 1942 года, как вспоминал Покрышкин, опять «на штурмовку наземных целей стали летать звеньями, а не по-эскадрильно. Это увеличило потери. Вскоре в эскадрильях осталось по шесть самолетов. Хорошо, что летчики, получив ранения и ожоги, остались живы».

28 июля нарком обороны И. В. Сталин подписал приказ № 227, быть может, главный в своей жизни приказ: