Караванные животные страдали еще больше, чем люди. Четыре верблюда и одна лошадь пали, а остальные, истомленные высотой, холодами, бескормицей, едва волочили ноги.

Путь, по которому проходили отважные русские путешественники, для многих других путников был роковым. Повесть о страданиях и гибели странников рассказывали людские черепа и кости караванных животных, попадавшиеся по дороге. На одном из переходов путешественники нашли труп монгола-богомольца, уже объеденный волками, грифами и воронами. Рядом лежали посох, дорожная сума, глиняная чашка и мешочек с чаем…

Начался подъем на Тан-ла — самый высокий из всех хребтов, встававших на пути каравана.

Поднимались восемь суток. Шли так медленно потому, что животные, и без того уже усталые, все больше слабели на огромной высоте. Караван двигался по обледенелой тропинке. В некоторых особенно опасных местах посыпали лед песком или глиной для того, чтобы тяжело навьюченные верблюды могли пройти. Навстречу дул студеный ветер, иногда переходивший в бурю.

Пали еще четыре верблюда. Люди выбивались из сил. Когда же они, вконец измученные, останавливались на привал, то часто не могли отыскать на занесенной снегом почве даже небольшой ровной площадки, и тогда поневоле разбивали свои бивуак на кочках.

Особенно трудно было делать съемку. Николай Михайлович, работая с бусолью, опять, как во время первого путешествия, отморозил пальцы обеих рук.

На третий день подъема на Тан-ла путешественники, впервые за все время пути от Цайдама, встретили людей. Это был конный отряд.

Несколько всадников отделились от своих товарищей и с воинственным видом поскакали к путешественникам. «Длинные, косматые, на плечи падающие волосы, плохо растущие на усах и бороде; угловатая физиономия и голова, темно-смуглый цвет кожи, грязная одежда, сабля За поясом, фитильное ружье за плечами, пика в руках и вечный верховой конь — вот что прежде всего бросилось нам в глаза при встрече с еграями», — рассказывает Пржевальский.

Еграи — кочевое северотибетское племя. Пржевальский в своих книгах описал общественное устройство северотибетских племен в конце XIX века.

Путешественник застал эти племена разделенными на «25 хошунов, управляемых родовыми старшинами». Организованные на началах родового строя, хошуны были, вместе с тем, подчинены центральной государственной администрации — «китайским властям из Синина» — и продавали свой скот и продукты скотоводства за «звонкую монету».

Еграй. Рис. Роборовского.

Энгельс указывал, что «родовой строй абсолютно несовместим с денежным хозяйством».[45] Денежное хозяйство разрушало родовой строй кочевых тибетских племен. Именно на этой переходной стадии общественного развития, когда можно наблюдать, по выражению Энгельса, «еще в полной силе древнюю родовую организацию, но, вместе с тем, и начало ее разрушения»[46], застал тибетских кочевников Пржевальский.

Характерным признаком этой стадии Энгельс считал «совершающееся уже вырождение былой войны между племенами в систематический разбой на суше и на море в целях захвата скота, рабов и сокровищ, превращение ее в регулярный промысел»[47].

Нравы тибетских кочевников описали Пржевальский, его ученик Козлов и другие путешественники. «Летом, как только лошади успеют откормиться, — пишет Козлов, — тибетцы организуют партии для воровских набегов в соседние или отдаленные хошуны. Нередко воровство переходит в открытый разбой».

Из северотибетских племен особенную известность своими разбойничьими повадками приобрели в географической литературе племена еграев и нголоков. «Грабежи караванов, следующих в Лхассу с севера и обратно, в особенности монгольских богомольцев, — пишет Пржевальский, — составляют специальное и весьма выгодное занятие еграев. Они караулят дорогу и перевал через Тан-ла, так что ни один караван не минует здесь их рук». Семенов-Тян-Шанский характеризует племена еграев и нголоков как «издавна привыкшие жить грабежами мирных караванов».

Заметив караван Пржевальского, еграи, вероятно, решили, что это идут монгольские богомольцы. Но когда посланные вперед всадники подъехали поближе, они сильно удивились, увидев людей, которые совсем не походили на монголов, а еграев нисколько не боялись.

«Объясниться мы не могли, — рассказывает Пржевальский, — так как мы не говорили по-тибетски; еграи же не понимали по-монгольски. Кончилось тем, что с помощью пантомим кое-как мы расспросили про дорогу, а еграи получили от казаков несколько щепоток табаку».

Продолжая подниматься на Тан-ла, путешественники почти ежедневно встречали еграев, которые перекочевывали отсюда в бесснежную и более обильную кормом долину Мур-усу. Эти еграи как видно уже были оповещены о появлении необыкновенных чужеземцев и меньше им удивлялись. Путешественники даже купили у кочевников пять баранов и немного масла.

Одно только казалось Пржевальскому подозрительным: подъезжавшие к каравану еграи каждый раз просили путешественников показать свои ружья и, разглядывая их, горячо о чем-то спорили между собой. Через несколько дней выяснилось, что Николай Михайлович имел все основания подозревать недоброе.

На восьмые сутки, 7 ноября 1879 года, экспедиция разбила свой бивуак близ перевала через Тан-ла, на высоте более 5000 метров. Справа и слева поднимались над перевалом громадные горы, покрытые вечными льдами и снегом.

На гребне перевала путешественники увидали «обо»: кучи камней, украшенные длиннорогими головами яков, а над ними — на нитках, протянутых между жердями, — развевающиеся по ветру тряпицы, исписанные молитвами. Каждый буддист, переваливающий через горы, кладет на «обо» свое приношение — камень или кость, или прядь волос от хвоста своего коня.

Русские путешественники положили на «обо» Тан-ла пустую бутылку.

«Нам можно было радоваться своему успеху! — говорит Пржевальский. — Семь слишком месяцев минуло с тех пор, как мы вышли из Зайсана. Против нас постоянно были — то безводная пустыня с ее невыносимыми жарами, то гигантские горы, то морозы и бури, то, наконец, вражда людская. Мы удачно побороли все это».

На перевале путешественники дали залп из берданок и трижды прокричали «ура».

«Обо» на перевале через Тан-ла. Рис. Роборовского.

Животный мир Тибета. Рис. Роборовского.

В тот самый день, памятный для истории географических исследований, когда русские путешественники перевалили через хребет Тан-ла, на них напали еграи.

Вероятно кочевники при первой же встрече соблазнились вьюками русского каравана и тогда же задумали ими поживиться. Сначала еграев, привыкших наводить ужас на монгольских странников, смущало спокойствие русских, а также и необычное их вооружение. Но так как русских было мало и они вели себя мирно, то еграи, наконец, решились действовать.

Пока караван переваливал через Тан-ла, за ним следовали издали несколько еграйских всадников. Когда же путешественники, уже на спуске с гор, разбили стоянку, к ним подъехали человек пятнадцать еграев. Еграи привезли масло для продажи.

В то время, как шла торговля, один из кочевников украл складной нож, висевший на поясе у переводчика Абдула Юсупова. Заметив это, Юсупов стал требовать свою вещь обратно. Кочевник выхватил саблю и ударил ею Абдула по левой руке, но плохой клинок только прорубил шубу и халат, а руку лишь слегка оцарапал. В ту же минуту еще один еграй бросился на Абдула с копьем. Находившийся вблизи Роборовский пересек разбойнику дорогу, вырвал у него из рук копье и сломал его.