— И, наконец, «Роскошь», номер один. Подвенечное платье…

И тут Люси, не в силах больше сдерживаться, разразилась целой серией «пулеметных очередей». Возмущению публики не было предела. Послышались возгласы:

— Прекратите!

— Какая наглость!

— Выйдите отсюда!

— Позволять себе такое в публичном месте!

Все, кому она делала пакости, теперь получили редкую возможность отомстить этой дряни. По залу прокатились смешки. Пегги едва заметно подмигнула Нат.

— Что здесь происходит? — спросил Арчи.

— Не знаю. — Глаза Пегги не выражали ничего, кроме невинного удивления.

Люси Мадден сорвалась с места, с яростью раненой слонихи растолкала весь ряд и, опрокинув несколько стульев, напролом двинулась к выходу.

И как последний штрих к картине прозвучал жеманный голос Додино, который громко, так, чтобы слышали все, сострил:

— Похоже, она сменила письменный жанр на разговорный!

Каждый из сидящих за столиком был очень богат и, как почти неизбежное следствие этого, патологически скуп. Пегги как женщину проблема, кто будет оплачивать счет, не волновала. За нее всегда кто-то платил. Оставались Арчибальд Найт и ливанец, каждый из которых еще не успел понять, является его визави хозяином или же гостем, о котором заботятся. Предвидя возможные осложнения, Арчи ограничился тем, что заказал себе селедку и салат из грейпфрутов, запивая все это минеральной водой. Ливанец же потребовал две порции икры, проглотил омара, расправился с перепелами и попросил официанта подать ему три бутылки старого вина, которое пробовал, восхищенно прищелкивая языком. Пегги, делая вид, что в винах не разбирается, «нечаянно» заказала себе розовое «Клико» урожая 1929 года и «Ричбург» 1929 года, отчего фантастический счет увеличился раз в десять, если не считать нескольких блюд, до которых она едва дотронулась и сразу же отослала обратно. Скрепя сердце Арчибальд попытался подсчитать в уме стоимость трапезы и побледнел. По обыкновению, счет его в этом ресторане, где он бывал довольно часто, не превышал тринадцати долларов.

— Цена вполне умеренная, — сказал ливанец.

Арчи едва не сорвался с места, но вовремя вспомнил, что намек относился не к счету, а к той сделке, которую они собирались обсудить.

— Восемьсот тысяч долларов! — хмуро произнес он. — За такие деньги можно приобрести реактивный самолет!

Ливанец улыбнулся, обмакивая в соус ломтик хлеба.

— Господин Найт! В лучшем случае на эти деньги я могу купить этажерку, но не ди Бенедетто да Борго Сан-Сеполькро!

— Я полагала, что речь идет о Пьетро делла Франческа? — вмешалась в их беседу Пегги.

— Это одно и то же, — нетерпеливо отрезал Арчибальд. — Просто две картины идут по одинаковой цене. Прошу меня извинить…

Он раздраженно оттолкнул официанта, который делал вид, будто помогает именитому гостю подняться со стула. Фоторепортеры, скромно державшиеся в стороне, засуетились. Со дня знакомства Арчи и Пегги прошло уже полгода, но всякий раз повторялось одно и то же. Где бы они ни появлялись вместе, их уже ожидала толпа представителей прессы. Именно этого Арчи и добивался, но постоянное преследование уже начинало ему надоедать. Он спустился по лестнице и отправился в туалет, желая хоть на несколько минут остаться наедине с собой, чтобы обдумать, как вести себя дальше. Ему страстно хотелось заполучить Пьетро, из трех эскизов которого, где было изображено воскрешение Христа в Борго Сан-Сеполькро, сохранился лишь один. Два затерялись в веках. Редчайшая вещь могла от него ускользнуть. Цена в восемьсот тысяч долларов Найта не смущала. Ливанец оказался таким же хитрым и изворотливым, как и он сам, а значит, не уступит ни цента. Арчибальд решил не торговаться. Оставалась лишь проблема с оплатой счета. Женщина, обслуживающая туалет, поклонившись Арчи, угодливо улыбнулась. Найт поморщился. Любая протянутая рука вызывала в нем чувство протеста, как бы напоминая, что в нее следует вложить чаевые.

Наличных у Арчи при себе никогда не было. Сама мысль о плате за что бы то ни было погружала его в мрачную ярость. Этими вопросами занимались его подчиненные и, как правило, в отсутствие хозяина. Разозлившись, он заперся в кабинке, обдумывая новую проблему: как незаметно улизнуть отсюда, чтобы не бросать монетку в кружку служащей. Тем более что использовать писсуар по его прямому назначению Найт вовсе не собирался. Не удирать же ему через окно. В его возрасте это практически невозможно. Впрочем, выход есть: даже самому бдительному стражу вряд ли удастся разглядеть, что клиенты опускают в кружку. Он порылся в карманах в поисках предмета, который можно было бы опустить вместо монеты, но ничего не обнаружил. По многолетней привычке Арчи никогда ничего не носил при себе, боясь, что его ограбят. И вдруг его осенило. Он потеребил пуговицы ширинки и попытался оторвать одну из них. Но ничего не получалось. Пуговицы, казалось, были пришиты намертво. Значит, надо отыскать здесь что-нибудь острое. Но где его взять? Итак, оставались только зубы, великолепные зубы из настоящего фарфора потрясающей белизны, которые обошлись ему в целое состояние. Машинально Арчи попытался согнуться, чтобы отгрызть пуговицу, но не смог. Тогда он снял брюки и, оставаясь в одних кальсонах, начал перетирать нитку передними зубами. Его усилия увенчались успехом. Взвесив на ладони оторванную пуговицу, он уронил ее на керамический пол, но звук при ее падении ничем не напоминал звон монеты в пятьдесят центов. В бешенстве он вцепился зубами во вторую пуговицу. Но, вкладывая их в жилетный карман, Арчи обнаружил новое неудобство: ширинка брюк в результате всех его манипуляций оказалась неприлично приоткрытой. Пришлось, насколько это было возможно, замаскировать ее носовым платком. Он вышел, глянул на себя в зеркало, еще раз проверил положение платка и прошел перед служащей с высоко поднятой головой и равнодушным, устремленным вдаль взглядом. При виде Арчи женщина поднялась. Вся ее поза выражала ожидание. Найт небрежно сунул большой и указательный пальцы в карман жилета, достал оттуда пуговицы и под пристальным взглядом женщины втолкнул их в кружку. Раздался глухой стук, который поверг Найта в панику, заставив выскочить из туалета подобно вору. Как только он скрылся, та немедленно подняла крышку кружки и, обнаружив на дне ее всего лишь две брючные пуговицы, прошипела: «Ну и сволочь».

— Что вы решили? — спросил ливанец, когда Арчи вернулся к столику.

— Семьсот, — пробормотал Найт.

— Сожалею, что заставил вас потерять столько времени. — В тоне ливанца прозвучали решительные нотки. — Отложим до следующего раза?

— Согласен, восемьсот, — быстро сказал Арчи. — Но вы попросту грабитель.

— Не скажите, — улыбнулся ливанец. — Я бы назвал эту сделку одной из самых выгодных. Для вас, конечно. — И он сделал знак метрдотелю, чтобы принесли счет. Арчибальд отметил этот жест с облегчением, напряженные черты его лица смягчились.

— Когда вам доставить картину? — спросил ливанец.

— За такую цену — сегодня же.

— Черт! Тогда нужно поторопиться. Иначе закроется банк и я не успею достать ее из сейфа. Картина будет у вас через два часа, если мне повезет.

Самым естественным образом он поднялся из-за стола, поцеловал руку Пегги, которая сделала вид, что ничего не понимает, и кивнул Арчибальду.

— Поставьте меня в известность сразу же, как только получите покупку!

И прежде чем Найт успел что-либо ответить, ливанец проскользнул между столиками и оказался у выхода. По дороге он столкнулся с метрдотелем, несшим на серебряном чеканном подносе злополучный счет. Пегги машинально вертела в руках пепельницу и брелок для ключей с эмблемой ресторана, упакованные в целлофан, когда к ней подошел администратор и шепнул на ухо, что ее просят к телефону.

Она извинилась перед Арчибальдом, ошеломленным проставленной в счете суммой, и прошла к лестнице, ведущей к туалетам и телефонным кабинам.