– Как ты можешь, – дрожащим от обиды голосом начала я, – как можешь?.. Разве мне нужно, чтобы ты испытывал какую-то мифическую вину? Я приняла тебя таким, как есть, я тебя таким полюбила, и мне не нужно, чтобы ты изменился хоть на йоту, понимаешь? Потому что это будешь уже не ты! И я ничего не прошу, кроме одного – не отталкивай! Понимаешь – не отталкивай человека, который тебя любит!

Акела со вздохом сел, сгреб меня в охапку, крепко прижал к себе и проговорил:

– Алька, ты как ребенок, честное слово. С Соней легче договориться, чем с тобой. Ты не представляешь, что такое ежесекундный страх за чью-то жизнь. Не за свою – об этом я давно не думаю и отношусь как к неизбежному. А вот как мне пережить, если, не дай бог, что-то случится с тобой или с Соней? Ты думаешь, что я по каким-то одному мне ведомым принципам не хочу, чтобы ты была в курсе дел? Нет. Я слишком хорошо знаю тебя, и в этом вся проблема. Ты мгновенно ринешься что-то делать, а это редко заканчивается чем-то хорошим, согласись. Я не хочу, не могу – понимаешь, не могу тебя потерять. Мне незачем будет жить.

Наверное, в чьих-то других устах эти слова звучали бы пафосно и пошло, но я хорошо знала своего мужа – он не стал бы рисоваться, произнося подобное, он так думал и так жил, и я ему верила. Привыкла верить, потому что не было повода усомниться.

Не знаю, почему, но слова мужа вдруг подействовали на меня как успокоительное. Или это его руки, умевшие прикосновениями вернуть мне покой… Не знаю, но, так или иначе, я совершенно расслабилась и закрыла глаза. Мне необходимо выспаться, потому что завтра предстоит нелегкий день.

Соседка снова пекла торт. Но у Жени язык не поворачивался назвать то, что она готовила, каким-то иным словом, кроме вертевшегося в уме «хрючева». С первого взгляда становилось понятно, что употреблять в пищу это несуразное нечто, украшенное сверху пожухлыми ягодами клубники вместе с зелеными листиками и припорошенное для красоты сахарной пудрой, вообще не рекомендуется. Однако Женя знала, что Анфиса Валентиновна ухитряется продавать эти «навозные кучи», как их окрестила Лена, каким-то законченным идиоткам, готовым выложить за них около трех тысяч рублей. «За ягодки плюс еще триста, – уточняла соседка в телефонных разговорах. – Фермерский продукт!»

«Продукт» покупался Анфисой Валентиновной в ближайшем самом дешевом супермаркете, по скидочной цене, почти совершенно сгнивший и омерзительный. Весь вечер она перебирала купленную ягоду, пытаясь выудить более-менее приличную, резала ее, маскировала битые бочка сахарной пудрой – словом, делала все, чтобы придать ей товарный вид. Женя никак не могла понять, кто все эти девицы, готовые платить деньги за то, что отнимает в общей сложности пару часов времени, если испечь самой. Ни разу они с Леной не соблазнились предложением «попробовать кусочек», справедливо полагая, что неделя в инфекционной больнице идет к «кусочку» бонусом.

Сегодняшняя «куча» выглядела особенно омерзительно, и Женя, подавив тошноту, отвернулась к своей плите, где разогревала картошку, которую не смогла одолеть вчера вечером – сил хватило только поджарить, а вот съесть – уже нет.

– Опять в больницу? – поинтересовалась Анфиса Валентиновна, помешивая в кастрюльке крем.

– Ну а куда еще? – вздохнула Женя. – С ночевой сегодня уйду, там санитарка одна в ночь, не успеет ничего.

– А завтра как же?

– А завтра приеду, посплю – и после обеда снова в больницу. – Женя выключила газ и с отвращением посмотрела в сковороду – есть совершенно расхотелось, приторный запах крема, разносившийся по кухне, лишил ее аппетита.

– Ты так долго не протянешь.

– Как будто выход есть!

– Комнату сдай, говорю, – сможешь иной раз санитарке денег сунуть, чтобы ночью посмотрела.

Деньги были для Анфисы Валентиновны богом, которому она поклонялась, и ей в голову не приходило, как, взяв в руки деньги, можно не выполнить то, за что они дадены. А вот Женя хорошо знала, что, сунув в карман халата тысячу, санитарка запросто не подойдет к Лене ни разу за ночь, и только утром сменит простыни, чтобы Женя не обнаружила сестру лежащей в луже. Все это она уже проходила…

Я ехала в город, радуясь отсутствию охраны – папа почему-то забыл о своем обещании приставить ко мне кого-нибудь, а я благоразумно не напомнила, лишние глаза и уши мне совершенно ни к чему. Никите я позвонила, миновав пост ГИБДД, и он сразу взял трубку:

– Ну, что – выехали?

– Да, минут через пятнадцать буду у тебя.

– Вряд ли. Как раз на въезде в город перевернулся какой-то чудак на груженой фуре, вы бы свернули на Воронцово, через поселок быстрее, хоть и с другой стороны.

– Вот спасибо, что вовремя сказал. – Я перестроилась влево и свернула на проселок, ведущий в деревеньку Воронцово. – Тогда жди, пока я тут круги наматывать буду. И чайник поставь, я с утра не позавтракала почти.

– Может… в кафе лучше? – замялся Никита, и я догадалась, что ночь он провел не один, и, вполне очевидно, даме его на работу не нужно.

– Хорошо, давай в кафе.

– Тогда в «Макарун и капучино», – подытожил Никита, и я ухмыльнулась:

– Понятно, хоть сладенького поешь.

– И это тоже.

Воронцово я проехала довольно быстро, но застряла на въезде в город – там тоже произошла авария, такое впечатление, что все идиоты города разом выехали на трассу и решили продемонстрировать «удаль богатырскую».

Очередной «натрия долбохлорид», как называл таких наш заведующий кафедрой, раскорячился как раз поперек двух полос движения, встав на крышу.

– Это как же тебя угораздило, – бормотала я, еле продвигаясь в плотном потоке машин и то и дело поглядывая на часы, – этак ведь я совсем ничего не успею.

У меня сегодня не было пар, но нужно было успеть в библиотеку за необходимым пособием, на которое как раз подошла моя очередь в списке желающих. Если сегодня не заберу – все, книгу отдадут следующему, а там жди, когда снова повезет.

Никита снова позвонил минут через сорок, а я не приблизилась к кафе даже наполовину.

– Что – и там авария? – изумился мой телохранитель. – Я вроде все по карте посмотрел, через Воронцово свободно было.

– Ну, теперь чего уж… – и тут я осеклась, бросив взгляд в зеркало заднего вида и обнаружив в правом ряду своих «приятелей» на «шестерке». Я могла поклясться, что их до этого не было. Не было – но вот сейчас я отчетливо вижу машину, которую не перепутаю ни с какой другой. – Слушай, Никс, а ведь мой «хвост» в Воронцово обитает, – выдала я, и Никита поперхнулся:

– Вы это с чего?

– А с того. Я въехала в деревню и всю дорогу присматривалась – никого за мной не было. Зато сейчас, в пробке, я прекрасно вижу эту «шестерку». Откуда, по-твоему, она могла взяться? Не с неба же упала, правда?

– Логично. Но откуда они знали, что вы через деревню поедете?

– А они не знали. Скорее, выехали на задание, время-то как раз подходящее, вот и ехали не спеша в сторону академии. А тут такая удача…

Я закурила, исподтишка бросая взгляд в зеркало, – машина не приближалась, конечно, но упорно ехала в своем ряду, я даже могла рассмотреть сидевшего за рулем.

– Теперь нам с тобой встречаться не с руки, Никита. Давай так сделаем. Я проеду мимо кафе и направлюсь в академию, а ты выйди, посмотри и номера срисуй. Хотя они, скорее всего, левые… Черт…

– Я знаю, что делать. Вы только как подъезжать будете, мне наберите и сразу сбросьте, прямо после первого гудка, хорошо?

– Да, поняла.

– Остальное уже моя работа. Вы только ничему не удивляйтесь, не останавливайтесь, не снижайте скорость, а сразу в библиотеку, и сидите там, пока я не позвоню или не подъеду, хорошо? Ни в коем случае не уезжайте без звонка, это важно.

– Да, Никита, я поняла.

Ничего я не поняла, если честно, но в голосе телохранителя почувствовала азарт и догадалась, что у него созрел собственный план. Отлично, буду ждать.