– Вот уж действительно – спасибо! Но скажи, с чего ты взял, что кто-то, кроме нас троих, в курсе этого подарка?

– Ой, я вас умоляю, Александра Ефимовна! Если человек в чем-то сильно заинтересован, то приложит все усилия, чтобы как можно больше знать об объекте – ну, так ведь? Ефим Иосифович – персона заметная, его в этих-то кругах мало кто не знает, так что…

– Думаешь, и за папой кто-то ходит-ездит? – Я вытянула новую сигарету и сделала глоток чуть остывшего чая.

– А тут и сомневаться не приходится.

– Тогда я вообще ничего не понимаю.

– А как вам такая схема: прижать вас, заставить что-то этакое выкинуть, а потом этим знанием Ефима Иосифовича припугнуть?

– «Этакое» – это что же, убить кого-то? – уточнила я на всякий случай, хотя отлично понимала, что имеет в виду Никита.

Он кивнул:

– Вы ведь не хуже моего понимаете, что при должном подходе…

Это я понимала даже лучше. В моей жизни уже был эпизод, когда я под давлением вынуждена была согласиться на подобного рода операцию и в прицеле винтовки увидела собственного мужа. Ситуации кошмарнее быть не могло. Только природная изворотливость и хитрость помогли мне в тот раз избежать кошмара, но повторять собственный подвиг никакого желания, понятное дело, не было.

– Нет, этого не может быть, – пробормотала я, отгоняя от себя воспоминания.

– А зря вы так думаете, между прочим, – тут же откликнулся Никита, успевший за время моего молчания умять еще штук пять пирожных с тарелки, – тут как раз есть логика. Если кому-то нужен киллер, то вы – кандидатура идеальная во всех смыслах. И через это можно еще и Ефима Иосифовича притянуть.

– Глупости это, Никита, – не совсем уверенно протянула я, понимая, что он, пожалуй, прав, – разве сейчас так дела делают?

– Ой, много вы про дела знаете! Всегда есть люди, которым нужно кого-то убрать. А банк папеньки вашего в нашем регионе кусочек лакомый, там мно-о-го денег вертится-крутится.

– Ты бы поменьше боевиков смотрел.

– А вы бы как раз побольше, – парировал Никита, шумно втягивая чай из кружки, – а то все в обнимку с какой-то японской фигней ходите.

– Это не фигня, а сборник статей очень известного японского хирурга.

– Ну, конечно, русские-то все хирурги кончились.

– Так, хватит, – отрезала я, – что ты завел эту шарманку? Других тем у нас сейчас нет для обсуждения?

– А что тут обсуждать? Давайте проще сделаем. К Соне пока кого-нибудь другого приставьте, а я с вами покатаюсь.

Это была здравая мысль, если бы не одно «но». Чтобы сменить охранника возле дочери, мне придется сказать об этом мужу и как-то мотивировать свое желание, а как?

– Давайте я больным скажусь, – словно услышав то, о чем я думаю, предложил Никита, – ну, не станет ведь Акела возле ребенка больного охранника держать? Вот и все. И нам свободнее будет – я в город уеду, думаю, за неделю все и раскрутим.

А вот это было уже кое-что. Уйдя на якобы «больничный», Никита сможет не жить здесь, а встречаться со мной в городе, там, где ни папа, ни Акела не смогут нас увидеть.

– Есть у меня раствор один… только вдохнуть – и все, слезы, насморк, глаза красные, вот вам и грипп, – продолжал Никита, – иду с этим вечером к вам, а вы уж дальше сами, хорошо?

– Годится. – Я встала, взяла с кровати плащ и направилась к двери. – А завтра утром созвонимся.

– Вас понял. – Никита шутливо вытянулся в струнку.

Сегодня я почему-то обрадовалась, не обнаружив дома ни отца, ни мужа. Обычно я любила, когда вся семья в сборе, но именно сегодня мне хотелось побыть в одиночестве хотя бы пару минут. Голос дочери доносился из кухни, они с Галей готовили ужин, и это значило, что оторвать Соню от занятий будет нелегко. Ну, что ж – у меня есть хотя бы полчаса, чтобы побыть наедине с собой и подумать.

Переодеваясь, я почему-то вынула с полки в гардеробной не спортивный костюм, как обычно, а кимоно, и, уже надев его и повязав пояс-оби, вдруг подумала, что это во мне говорит чувство вины перед мужем. Я обещала ему ни во что не вмешиваться, но в очередной раз собираюсь нарушить данное обещание. Скорее всего, Акела, увидев меня в таком одеянии, сразу догадается, что дело нечисто, но пусть. Я смогу отмолчаться или как-то увильнуть, главное, чтобы не пристал с расспросами очень уж дотошно. Пожалуй, нужно спуститься в кухню и что-то приготовить самой… Но сил нет совсем, хочется лежать на кровати, накрывшись с головой, и не реагировать ни на что…

Но не вышло.

Отец и Акела приехали вместе, вышли каждый из своей машины и прошли в гараж. Я наблюдала за происходившим из окна спальни, к которому подошла сразу, едва заслышав звук двигателей. Отсутствовали они долго, я сгорала от любопытства, но, помня недавний разговор с мужем, разумеется, не рискнула спуститься и выйти во двор. Наконец из гаража появился мой муж, дошел до своего джипа и вынул с заднего сиденья шест-бо, хлопнул дверцей и ушел на задний двор. Это лучше остального свидетельствовало о состоявшемся неприятном разговоре – вечерами Акела хватался за шест только в состоянии крайнего напряжения. «Так, одного мы потеряли минимум на час, – констатировала я про себя, покусывая костяшку пальца, – а вот где второй?»

Папа не заставил себя ждать, вышел и, сделав пару шагов, облокотился о стену гаража, вытянул пачку «Беломора», который курил, сколько я его помнила, помял в пальцах папиросу и закурил, напряженно глядя в темное небо. Его водитель, не имевший возможности загнать машину в гараж, от нечего делать полировал и без того блестевший в свете фонаря капот. Я просто физически ощущала то напряжение, которое сейчас было во дворе. Но что произошло? Как теперь узнать, как понять? Разумеется, о прямых расспросах и речи быть не могло – ни отец, ни тем более муж ни за что не расскажут. Оставалось внимательно прислушиваться и приглядываться – другого выхода я не видела.

– Сашенька, спускайся, мы на стол накрываем, – раздался снизу голос Гали, а следом я услышала топот детских ножек на лестнице и едва успела отойти от окна, когда в комнату влетела раскрасневшаяся Соня.

– Мама, мамочка, идем скорее! – С разбегу она прыгнула мне на шею, зацепилась руками и пробормотала, ткнувшись носом в ухо: – Я даже не слышала, как ты вернулась, вот заболталась с бабой Галей!

Я поцеловала дочь, покружила ее по комнате и, поставив на пол, спросила:

– Ну а в школе как?

– Хорошо все в школе.

В этом я не сомневалась – Соня оказалась очень способной, а потому никаких проблем в учебе пока не намечалось, она была аккуратной, послушной, с удовольствием делала уроки и хорошо читала. Думаю, во многом это была заслуга Акелы – тот занимался с Соней каждую свободную минуту, и она уже довольно хорошо говорила по-японски. Правда, папа этого не одобрял, считая, что Сашка забивает ребенку голову ненужными знаниями. Но Акела не реагировал, не вступал в споры и продолжал гнуть свою линию. Я не вмешивалась, потому что считала, что он совершенно прав.

– Мам, пойдем, – затеребила мою руку Соня, – там уже дед с папой приехали.

– Да, пойдем, поможем Гале.

Мне нужно было как-то отвлечься, потому что все, о чем я думала, мгновенно сказывалось на мимике, и выражение лица сразу рассказало бы Сашке, что не все нормально. А мне не хотелось сейчас нагружать его еще и проблемами с каким-то «хвостом». С этим мы вполне в состоянии разобраться и без него – я и Никита. Если что, всегда существовала возможность обратиться к Савве.

Галя уже накрыла большой стол в столовой, нам с Соней осталось только разложить приборы и помочь ей принести из кухни закуски и все остальное. Почему-то именно сегодня меня вдруг начала раздражать папина манера ужинать с таким пафосом – закуски, горячее, десерт. Можно подумать, не в тюрьме полжизни отсидел, а трапезничал с герцогом Букингемским! А бедная Галя потом вынуждена загружать в посудомойку пару десятков тарелок, стаканов и прочего барахла. Хорошо, что мы с Соней ей помогаем, а если бы нет? Я оглядела безупречно накрытый стол и ощутила желание дернуть за угол накрахмаленной скатерти так, чтобы все это полетело на пол и разбилось на мелкие осколки.