Он прищурился и треснул кулаком по рулю.

– Почему? Почему никто из соседей не слышал ссоры? Он не соврал насчет лагеря?

Херрин кивнул.

– Предположим, он оказался в Уиллсдене около десяти. Мистер Гарамонд упал где-то в пол-одиннадцатого, одиннадцать. Почему никто не слышал? У них есть еще родственники?

– Пусто, – ответил Бейли, – мать давно мертва, и она была сиротой. Родители отца умерли, и никаких там дядюшек. Есть тетка в Америке, которую никто не видел много лет. Я перехожу к друзьям. Ему уже звонили. Надо их всех найти.

Кроули согласно буркнул. Они остановились у полицейского участка. Когда он проходил мимо, коллеги останавливались и грустно смотрели на него, как будто хотели сказать что-то о Пейдже и Баркере. Он печально кивал и шел дольше. Он ни с кем не собирался делиться своими чувствами.

Вернувшись к столу, он налил себе того дерьма, которое варила кофемашина. Кроули не понимал, что происходит. Это его бесило. Вечером, когда оказалось, что Савл убежал из камеры, Кроули чуть не сошел с ума от злости, но тем не менее сделал все положенное.

Это был очень серьезный прокол, и ему придется серьезно разговаривать с несколькими людьми, включая начальника участка. Он отправил людей на поиски в ночной Уиллсден: уйти далеко Савл не мог. На всякий случай отправил Баркера к Пейджу на скучное дежурство на месте преступления. Мало ли, Савл окажется настолько туп, что вернется домой.

Кажется, так и получилось. Но это был не тот Савл, которого он допрашивал. Конечно, Кроули порой делал ошибки, недооценивал людей, но не настолько же! Это невозможно. Что-то свело Савла с ума, наделило его сумасшедшей силой, превратило из мальчика, с которым говорил Кроули, в дикого убийцу, устроившего кровавую бойню.

Почему он не убежал? Кроули не мог этого понять. Он тер глаза руками, пока они не заболели. Он представил себе, что Савл вернулся в квартиру – измученный, ничего не понимающий. Может, он хотел что-то вспомнить или что-то исправить. Открыв дверь и увидев человека в форме, он должен был убежать или рухнуть на пол, закричать, заплакать, залиться соплями.

Вместо этого он за долю секунды оторвал констеблю Пейджу голову. Кроули вздрогнул. Глаза он закрыл, но отвратительная картинка никуда не девалась. Савл тихо закрыл за собой дверь, повернулся к констеблю Баркеру, который на мгновение оцепенел, глядя на него, ударил его в лицо так, что тот отлетел на пять футов, подошел к обмякшему телу и исколотил его.

Констебль Пейдж, приземистый глуповатый человек, был новичком в полиции. Он вечно болтал и пересказывал тупые анекдоты. Часто расистские, хотя его девушка была мулатка. Баркер был вечным рядовым, много лет прослужил в полиции, но никаких выводов не сделал и менять профессию не планировал. Кроули знал всех своих людей.

В участке было мрачно. Не столько из-за шока, сколько из-за непонимания, что делать дальше. Люди не привыкли к смерти.

Кроули уронил лицо в ладони. Он не знал, где Савл, и не представлял, что делать дальше.

Над переулком, где сидели, переваривая пищу, Крысиный король с Савлом, плыли грязные, жирные облака. Савлу теперь все казалось грязным. От одежды, волос и кожи несло после полутора суток, проведенных неизвестно где, а теперь грязь проникла и внутрь. Пока он выискивал в грязи еду, она как будто окрасила все вокруг. Но новый грязный мир казался теперь прекрасным. Грязь его не пугала.

«Чистота противна природе и потому вредна», – читал где-то Савл. Теперь эта фраза приобрела смысл. Впервые в жизни он видел мир в его естественной – и противоестественной – грязи.

Он чувствовал, как пахнет от него самого. Выдохшиеся пары спиртного, давным-давно пролитого на одежду, жидкая грязь, размазанная по крыше, гниющие объедки… и что-то еще. Животные ноты в его поте. Что-то от того запаха, который появился в его камере вместе с Крысиным королем. Может быть, это только казалось. Может быть, от Савла пахло только слабым запахом дезодоранта. Но он чувствовал исходящий от него крысиный дух.

Крысиный король прислонился к мусорным мешкам и посмотрел в небо.

– Может быть, – вдруг сказал он, – нам придется рвать когти. Готов?

Савл кивнул.

– Ты хотел мне что-то рассказать.

– Знаю. Но пока я не стану тратить на это время. Я должен научить тебя быть крысой. Ты еле-еле открыл глазенки. Маленький голый крысеныш. Так что… – Он поднялся. – Может, вздремнем немного? И заодно захватим чего-нибудь перекусить. – Он сунул в карман кусок кекса.

Потом Крысиный король повернулся лицом к стене. Выбрал угол между двумя стенами, расклинился в нем немыслимым образом и полез наверх. Забравшись на самый верх, футов на двадцать, он встал, изящно переступая между ржавыми витками колючей проволоки, как между цветами. Присел, поманил Савла.

Савл подошел к стене. Сжал зубы и упрямо выставил вперед нижнюю челюсть. Изо всех сил прижался к стене, чувствуя, как плоть вжимается в кирпич. Вытянул руки вверх. Как крыса. Двигаться, тянуться, сжиматься, как крыса. Он вцепился в щель между кирпичами и подтянулся с неожиданной силой. Щеки раздувались от натуги, ноги скребли по стене, но все же он двигался вверх по стене, пусть и без всякого изящества. Он захрипел, но тут же услышал предостерегающее шипение. Снова потянулся правой рукой вверх и почувствовал резкий запах крысиного пота от своих подмышек. Нога соскользнула, он задрожал и сорвался, но его подхватили и втащили прямо в колючую проволоку.

– Неплохо, крысеныш. Посмотри, на что ты способен, когда брюхо набито. Почти доверху долез!

Савл ощутил прилив гордости.

Под ними оказался небольшой внутренний дворик, со всех сторон окруженный грязными стенами. Новый взгляд Савла оценил великолепие застарелой грязи. По всем углам расползались пятна плесени. Уголок огромного города сдавался грязи. Под стеной сидели старые куклы, глядя на оловянно-серую крышку люка напротив.

Крысиный король торжествующе фыркнул:

– Домой! – прошипел он. – Во дворец!

Он спрыгнул со стены, приземлившись на люк. При этом он не издал ни звука. Плащ опал вокруг него складками жирной грязи. Крысиный король выжидающе посмотрел наверх.

Савл смотрел вниз. Его снова охватил старый страх. Он громко сглотнул, собираясь с силами, заставляя себя прыгнуть. Пока он сидел, прижавшись к стене, и злился, готовясь упасть рядом с дядей. Он сделал один глубокий вдох, потом второй, встал, взмахнул рукой и бросился вниз.

Красно-серые пятна кирпича и бетона медленно двигались перед глазами. Он сгруппировался, готовясь к приземлению, и вдруг на него с бешеной скоростью надвинулась ухмылка Крысиного короля, мир встряхнуло, зубы лязгнули, и Савл оказался на земле. Он задохнулся, ударив себя коленями в живот, но довольно заулыбался, как только снова смог дышать. Он спрыгнул. Он сумел. Он сбрасывал человеческую природу, как змея сбрасывает старую кожу, сдирая ее большими кусками. Он очень быстро обретал новую сущность.

– Молодец, – сказал Крысиный король и занялся металлической крышкой.

Савл огляделся. В окнах наверху кто-то двигался. Видел ли их кто-нибудь?

В этом Лондоне Крысиный король говорил назидательным тоном.

– Обрати внимание, крысеныш. Это вход в твои парадные покои. Весь этот Рим твой по праву, ты королевской крови. Но есть и особый дворец, укрытие только для крыс, и не теряй времени, пялясь в эти иллюминаторы. Посмотри сюда. – Он указал на крышку люка.

Крысиный король ощупывал металлический диск со скоростью виртуозной машинистки. Он повертел головой, коротко кивнул, а потом напрягся и просунул пальцы в крошечные отверстия между крышкой и люком. Больше всего это походило на фокус: Савл не видел, что случилось, не понял, куда Король сунул пальцы, но тем не менее он это проделал.

Крышка люка повернулась со ржавым скрипом. Из-под земли повеяло грязью и нечистотами.

Савл заглянул в люк. Оттуда поднимались густые едкие испарения, ветер, закручивавшийся во дворике, подхватывал их и трепал. Канализация тонула во тьме. Она казалась переполненной, будто бы ее содержимое могло просочиться сквозь бетон прямо в землю. В лицо ударил запах компоста. Под землю вела едва различимая лестница. Там, где она крепилась к стене, металл сильно заржавел. Журчание струйки воды эхом отдавалось в туннелях, превращаясь в рев дикого потока.