Возможно, свое влияние оказала критика Олтрингема и Маггериджа, поскольку семиминутную речь королева начала с непривычной фразы: “Я хочу поговорить с вами по душам”, а затем продолжила почти доверительно: “Бывает, что очень долго жизнь кажется скучной рутиной, мелочной бесцельной возней, а потом вдруг мы становимся участниками каких-то больших событий, позволяющих увидеть, насколько прочны и незыблемы устои нашего существования” (60).
На следующий день она – первой из когда-либо живших монархов – открывала канадский парламент. Чтобы канадцы могли ощутить “причастность к знаковому событию канадской истории” (61), Елизавета II согласилась на телевизионную трансляцию своей тронной речи из палаты сената в Оттаве.
Королева особенно ждала второй поездки в Америку. В письме к Энтони Идену она заметила, что “между нами и США намечается явное сближение (62), тем более после запуска советского спутника, который заставил всех по-новому взглянуть на советский научный прогресс!”. На этот раз поездка – по сравнению с краткосрочным визитом 1951 года – намечалась более обстоятельная: шесть дней в Вашингтоне, Нью-Йорке и Джеймстауне, штат Вирджиния, где предстояло отметить 350-ю годовщину основания первой британской колонии в Америке.
Елизавета II поддерживала теплые отношения с шестидесятисемилетним американским президентом, зародившиеся еще во время Второй мировой, когда Эйзенхауэр был в Лондоне в качестве Верховного главнокомандующего союзными войсками в Западной Европе. Он дорожил “преданной дружбой” (63) с родителями королевы и любил вспоминать (64), как однажды они организовали для него экскурсию по личным покоям Виндзорского замка. Чтобы не мешать экскурсионной группе, они решили не покидать своих апартаментов, однако в назначенный день Георг VI об этом забыл и вместе с домашними и Маргарет Роудз устроился на террасе над розарием за накрытым для чая столом с белой скатертью до пола. Услышав приближение Эйзенхауэра с группой, король понял, что своим присутствием заставит прервать осмотр. “Мы дружно нырнули под стол и затаились” (65), – вспоминала королева годы спустя. “Если бы они [Эйзенхауэр с группой] подняли глаза <…> то увидели бы стол, трясущийся от сдерживаемого смеха спрятавшихся под ним” (66), – подтверждает Маргарет Роудз. Когда Георг VI позже признался во всем Эйзенхауэру, генерал, по словам Елизаветы II, “был просто ошеломлен этими королевскими прятками” (67).
В Вирджинии, куда королева и герцог прибыли 16 октября на однодневные праздничные торжества в Джеймстауне и Вильямсбурге, их приветствовала десятитысячная толпа (68). Высокопоставленных гостей сопровождала свита из шестидесяти шести человек, в том числе британский министр иностранных дел Селвин Ллойд. В Вильямсбурге королева произнесла короткую речь с балкона Колледжа Вильгельма и Марии, вознося хвалу “просвещенным и мудрым государственным деятелям” (69), основавшим Американскую республику. “Лорд как-его-там попал пальцем в небо, – писала “Washington Post”. – Оратор из королевы никудышный, однако выговор у нее, по мнению сегодняшних слушателей, приятный”.
Следующим утром гости вылетели в Вашингтон на самолете Эйзенхауэра “Коломбина III” – стремительном и изящном винтовом аэроплане с четырьмя мощными двигателями на длинных крыльях. В ожидании взлета (70) Филипп углубился в спортивный раздел газеты, а Елизавета II открыла золотым ключиком кожаный бювар со своей монограммой и принялась подписывать открытки детям. “Филипп!” – позвала она вдруг. Супруг продолжал читать. “Филипп!” – повторила королева. Он обернулся. “Какие двигатели запускают первыми на таком большом самолете?” Герцог задумался. “Ну? – засмеялась Елизавета. – Говори быстрей, а то сейчас запустят”. Филипп предположил наугад, но в итоге его предположение подтвердилось. (Двигатели запускают по очереди, сперва на одном крыле – ближний, затем дальний; потом в той же последовательности на другом крыле.) “Его озадачили, – вспоминает сидевшая тогда рядом Рут Бьюкенен, жена Уайли Бьюкенена-младшего, главы протокольной службы Эйзенхауэра. – Королева повела себя точь-в-точь как обычная жена, желавшая привлечь внимание мужа” (71).
В столицу Филипп и Елизавета II въезжали вместе с президентом и его супругой Мейми на лимузине с прозрачной выпуклой крышей под аккомпанемент шестнадцати оркестров и восторженные приветствия более миллиона людей, выстроившихся вдоль всего пути следования, невзирая на проливные дожди. Королевская чета провела четыре ночи в самых элегантных гостевых покоях недавно отремонтированного Белого дома – ее величеству отвели Розовые апартаменты, декорированные в федеральном стиле (впоследствии переименованные в честь высоких гостей в Королевскую спальню и гостиную), а герцогу Эдинбургскому – спальню Линкольна с широченной резной кроватью из розового дерева.
Бо́льшая часть пребывания прошла за обычными приемами, торжественными обедами в Белом доме и британском посольстве (на золотой посуде, привезенной самолетом из Букингемского дворца) и посещением местных достопримечательностей, во время которого публике удавалось мельком взглянуть на королеву, называемую в новостях “миниатюрной британской монархиней” (72).
Рут Бьюкенен отчетливо видела, что королева “вполне уверена в себе и не тяготится своей ролью. Однако она не спешила убирать барьер. Она держала дистанцию и выверяла каждое движение, что, впрочем, не мешало ей смеяться над шутками моего мужа” (73). Как-то раз, когда Бьюкенен ждала, пока супруг проводит королевскую чету к лимузину, “я услышала ее хохот. Кто бы мог подумать, что королева умеет так заразительно смеяться? Однако стоило ей завернуть за угол и увидеть нас, как она тут же посерьезнела”.
Присутствия ее величества требовал прием на две тысячи гостей в британском посольстве, ради которого посол Гарольд Качча установил в саду пять шатров из переливающейся стеклоткани, а также предшествовавшая ему более камерная встреча для восьмидесяти дипломатов с супругами. Во время экскурсии в Национальную галерею королева призналась директору музея Джону Уолкеру, что мечтала недавно приобрести Моне на Лондонском аукционе, однако требуемая “баснословная сумма” (74) оказалась ей не по карману.
Вице-президент Ричард Никсон принимал королевскую чету на торжественном ланче с девяносто шестью гостями в украшенной орхидеями бывшей палате Верховного суда в Капитолии. Это была их первая встреча с проницательным, но несколько скованным в общении вице-президентом. Памятуя о недавней критике в адрес королевы, Никсон побеседовал с гостьей об ораторских приемах, а на следующий день даже передал в качестве пособия книгу с “интересными идеями” (75) – “Искусство удобочитаемого письма”, написанную признанным лингвистом доктором Рудольфом Флешем, сторонником “простой речи”.
На третий день королева позволила себе слегка отклониться от привычного набора мероприятий. Узнав о мечте ее величества побывать на “встрече”, как она выразилась, по американскому футболу (76), Белый дом организовал места в “королевской ложе” по центру поля на стадионе “Берд” Мэрилендского университета, где местная команда играла с Университетом Северной Каролины. Увидев по дороге супермаркет “Гигант”, Елизавета II поинтересовалась, нельзя ли устроить посещение, чтобы “посмотреть, как закупают продукты американские домохозяйки” (77).
Под приветственные возгласы сорока трех тысяч болельщиков королева вышла на поле побеседовать с игроками команд-соперниц – коротко стриженными мускулистыми рослыми парнями. Греясь в норковой шубе за пятнадцать тысяч долларов (78) – подарок Ассоциации селекционеров норки, объединяющей американских производителей пушнины, – королева увлеченно следила за игрой, хотя и “нервничала” (79) во время силовых заслонов. Зрелище было поистине американским: чирлидеры, крутящие “колесо”; мажоретки с барабанами, марширующие оркестры и северокаролинские девушки, наряженные пачками сигарет и сопровождающие танцем “парад отраслей” (80) штата.
Пока гостей развлекали в перерыве между таймами, сотрудники службы безопасности на полном ходу неслись в супермаркет, чтобы в срочном порядке организовать визит. Хозяева поля победили со счетом 21:7, и в пять часов вечера кортеж, к изумлению сотен покупателей, остановился у Квинстаунского торгового центра. Елизавета II и Филипп видели супермаркет впервые – до Британии это явление еще не докатилось, – поэтому визит заслуживал внимания не только спонтанностью, но и необычностью.
