И вот классовой борьбы становилось все больше и больше, а баранов и лошадей все меньше и меньше. А когда борьба достигла высот, люди стали умирать с голодухи…

Тогда же Голощекин похвалялся и тем, как он отстаивал в Москве «самообложение»:

«Мы исходили из такого положения, что дело не в количестве денег (то есть не в хозяйственной выгоде. – В.М.), а в том, чтобы бедняк обложил бы бая, чтобы бедняк на этом мог организоваться. Вот это есть классовая работа.

…В Москве, в Наркомфине не все понимают в наших делах, подходят с буквой закона, а у нас это – общественное дело. Что предложил председатель наркомфиновской комиссии? Говорит, зачем вам так, если можно еще взять, давайте увеличим налоги (смех). Это самое тов. Садвокасов в течение последней недели предлагал на бюро – откажитесь от самообложения, увеличьте сельхозналог. Вот видите, как можно извратить всякую хорошую вещь…».[196]

Ему услужливо подпевали:

– В казахском ауле не было Октября, прошел только маленький Октябренок в лице передела пахотных и сенокосных угодий. Мы не дали бедноте орудий производства. Для этого нужно поосновательнее прощупать аульное байство… Нужно принять решение о том, чтобы экспроприировать экспроприаторов в казахском ауле… (Дж. Садвокасов, делегат из Сырдарьинской губернии).

Его славили:

– Советская власть существует десять лет, Казахская республика существует семь лет, но практические результаты работы организации… в ауле мы видим в течение двух последних лет с момента работы и руководства тов. Голощекина. Как выдвиженец из аула я подтверждаю крупные изменения в ауле (Е. Ерназаров, «Всеказахский аксакал» – местный аналог «Всесоюзного старосты»).

Вслед за ним дружно топтали Смагула Садвокасова:

– Достаточно играть с Садвокасовым. Садвокасовы не помогают, а только тормозят работу нашей партии (Токтабаев и другие).

Особо преуспел в этом топтании Измухан Курамысов, который в скором будущем сделался вторым секретарем крайкома, – демагог-насмешник, всегда на трибуне игравший немного под дурачка:

– …У него (С. Садвокасова) получилось, что во главе колонны к социализму пойдут бай и кулак. (Смех.)

…Теперь он говорит: раз вы непременно хотите экспроприировать бая, это, конечно, мне будет больно, – будем экспроприировать и бая, и кулака. (Смех.)

Я уже говорил, что Садвокасов, кулак и бай – втроем пойдут к социализму. Я думаю, товарищи, что это насквозь гнилая, не наша, не партийная постановка вопроса…

По вопросу об индустриализации Садвокасов карт своих не раскрыл. Раньше он говорил так: раз у нас есть кожа, ее не надо вывозить в Москву, нужно построить в Казахстане завод и выделывать свою собственную казахскую (смех) национальную кожу (смех)… А что московские и центральные заводы приостановятся, ему до этого дела нет….[197]

Как только ни крыли тогда Смагула Садвокасова за предложение создать в Казахстане обрабатывающую промышленность… Стоило ему высказать в журнале «Большевик» суждение о том, что не легче ли сразу вывозить из Казахстана готовое сукно, чем два раза таскаться то в Москву с вымытой шерстью, то обратно с «московским» сукном из этой шерсти, как на него тут же накинулись в газетах с обвинениями в байской идеологии. Ураз Исаев даже написал огромную статью в республиканской партийной газете, где «побил» известного Дон-Кихота от национал-демократии» авторитетным мнением председателя Совнаркома Рыкова, который на IV Всесоюзном съезде Советов заявлял: «С осуществлением индустриализации… взаимная зависимость отдельных частей Союза будет вырастать все более и более».

Куда нас завела эта тенденция развития экономики, теперь ясно. Что касается Казахстана, то через 61 год та же республиканская газета, что обвиняла Смагула Садвокасова во всех грехах национализма за эту его простую и здравую мысль, писала о последствиях запутавшей все в стране «взаимозависимости»:

«Не секрет, что наша республика давно и прочно укрепилась на позициях сырьевого придатка страны. Что это значит? А это значит то, что больше половины экономического потенциала Казахстана находится в союзном подчинении. Ежегодный же вклад таких предприятий в республиканский бюджет ограничивается… ничтожными долями процента от получаемой ими прибыли. Причем почти вся производимая продукция представляет из себя сырье, направляемое на переработку в другие республики. Можно ли в таких условиях насыщать местный рынок изделиями повседневного спроса? Конечно, нет. Поэтому и приходится до 70 процентов товаров народного потребления завозить из-за пределов Казахстана.

…Где выход? В отношениях центра и республик главенствующими должны быть экономические, а не командно-административные методы, а основой хозяйственного механизма обязан стать общесоюзный рынок. Он и только он может обеспечить подлинный хозрасчет, эквивалентный обмен между регионами. Надо ли сомневаться, что перестройка в таких условиях наберет большое ускорение, а мнение о том, что Казахстан не в состоянии обеспечить себя всем необходимым, отпадет само по себе?» .[198]

Тогда еще не перестраивали – лишь начинали строить… Впрочем, только ли строить? Ведь не все еще к тому времени разрушили. В глазах тогдашних вершителей прогресса «мелкобуржуазный собственник» так и лез, как тесто из квашни, из несознательного крестьянства, откровенно старающегося забогатеть, – и по этому вредному инстинкту уже надо было ударить, и ударить крепко, по-большевистски!.. Дзержинский в день своей смерти, 20 июля 1926 года, говорил об этой тенденции на пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б):

«…А где частник силен? В хлебозаготовках, в заготовках кожи, то есть в той области, которая находится в ведении т. Каменева. А он приходит сюда и плачет, что все у нас скверно, мужик богатеет, благосостояние у него увеличивается. А тов. Пятаков говорит, что деревня богатеет. Вот несчастье! Наши государственные деятели – представители промышленности и торговли – проливают слезы о благосостоянии мужика. А какое благосостояние? 400 миллионов. Мужики накопили по 4 рубля на брата. (Смех, голоса: «Еще меньше!») .[199]

Даже до этого палача дошло, до чего несуразны сетования его друзей. Однако «железный Феликс» явно подзабыл уроки Ильича, который всегда учил, что крестьянство главный враг «пролетариата», источник «мелкобуржуазности»…

Филиппа Исаевича точно так же, как Пятакова и Каменева, беспокоило, как бы в ауле излишне не разбогатели. «Бай растет», – повторял он снова и снова – и призывал ударить по байскому достатку.

На Шестой конференции Смагула Садвокасова, кажется в последний раз, допустили к высокой трибуне.

«Товарищи, т. Голощекин в своем 6,5-часовом докладе почти половину времени посвятил обвинениям против меня, – сказал он. – Ограничусь объяснениями по главнейшим вопросам…»

Садвокасов назвал неверной политику в казахском ауле. Середняк, по его мнению, центральная фигура, а его как раз и недооценивают, «игнорируют».

«Голощекин доказывал, что экспроприация нужна потому, что у нас аул до сих пор является феодальным.., Я считаю, что это неверно… Четыре года назад Вайнштейн говорил об экспроприации… Этот вопрос был поднят не столько для революционных действий, сколько для поднятия собственной революционности» .[200]

Садвокасов был последним, кто пытался предотвратить разруху, надвигающуюся на казахский аул.

К тому времени С. Ходжанов написал в крайком полупокаянное письмо – и оно было прочитано на конференции. Ходжанов пришел к выводу, что надо «решительно выкорчевывать родовых феодалов». Он считал, что Джандосов неправ, когда эту «ликвидацию распространяет на все байство», а Садвокасов неправ в том, что отрицает необходимость решительных мер «в отношении родовых феодалов». Другой оппонент Голощекина, Турар Рыскулов, работал в Москве, в Совнаркоме, и был далек от казахстанских дел.