За четыре года массового убийства людей на полях сражений всеми воюющими государствами было изготовлено около 1 миллиарда 300 миллионов артиллерийских снарядов. В разгар войны Германия произвела за один лишь год 2,5 миллиона винтовок, 120 тысяч орудий» 15 тысяч самолетов, 100 миллионов снарядов и около 2,5 миллиарда патронов. По Германии равнялись и остальные воюющие государства. Война создала свою промышленность. Свыше 20 миллионов человек в эти четыре года обслуживали военную промышленность воюющих стран. Империалистическая бойня потребовала для всех родов оружия необъятные количества металла, которые нужно было пополнять каждый месяц, каждый день и час. В эти годы Курако часто повторял друзьям, собиравшимся в будке доменного цеха:

— Воюют металлом. У кого больше металла, тот победит.

Енакиевский завод стал обслуживать преимущественно военное ведомство. При коксовых печах был устроен бензольный завод для изготовления бездымного пороха. В Енакиеве прокатывали железо для снарядов, изготовляли шрапнельные стаканы, отливали бомбы, выпускали колючую проволоку. Акционеры «Русско-бельгийского общества», которому принадлежал завод, хорошо заработали на войне. За один лишь 1915/16 операционный год завод получил прибыль в 16 миллионов рублей.

Казалось, наступил момент, когда могла осуществиться мечта Курако о грандиозном заводе с колоссальной производительностью. Война требовала металла. Можно разве сомневаться в рентабельности такого завода-гиганта? Курако не дает покоя директору Потье. Курако старается убедить его в необходимости реализовать его проект механизированного завода с мощными домнами. Курако аргументирует цифрами — не копейками, а миллионами рублей прибыли.

Но Потье ни в чем нельзя убедить. Несмотря на огромные барыши, получаемые заводом, он не соглашается на перестройку цеха. Старый бельгиец хорошо помнил 1905 год, отмеченный печатью на его лице. Быть может, он чувствовал приближение новой революции в России и не хотел рисковать капиталом. Ничего не смысля в доменном деле, он тем не менее с видом знатока водил карандашом по чертежам Курако, перечеркивал их, вымарывая излишние, по его мнению, механизмы и уменьшая размеры печей. Курако снова приходилось довольствоваться мелкими, так наскучившими перестройками.

Курако ходил по заводу взбешенный.

«Как-то, — вспоминает М. В. Луговцов, с которым Курако любил пофилософствовать, — он зашел к нам домой, и у нас был длинный разговор о войне. В это время произошло какое-то тяжелое поражение русской армии. Курако говорил, что этого и следовало ожидать, что по исторической логике так оно и должно быть. В этот раз он был в мрачном настроении, таким я раньше его не видел. Никогда он не жаловался, не делился тяжелыми переживаниями, а тут прорвалась у него нотка горечи. Он вспоминал о своих разочарованиях, о том, как ,не удалось построить новые печи ни в Краматорке, ни в Юзовке, ни в Енакиеве, и говорил, что за все это Россия теперь расплачивается поражениями на войне. Он высоко оценивал труд доменщика, в частности свою работу, и считал, что от этого зависит судьба всей страны, особенно во время войны. Помню его фразу, что теперь не Наполеон, а доменщики выигрывают битвы».

Негодовал Курако и по поводу неожиданного возвращения на завод исчезнувшего в день объявления войны главного инженера немца Шлюппа. На российском горизонте Шлюпи появился незадолго до начала войны. В 1911—1912 годах на Енакиевском заводе Приступали к переоборудованию силового хозяйства. Германской фирме Клейн были заказаны моторы, могущие работать на доменном и коксовом газе. Из Германии прислали инженера Шлюппа устанавливать и монтировать в России эти машины. После шестимесячного пребывания на заводе молодой бравый мужчина со шрамом на щеке (след студенческой дуэли) пришелся по вкусу дочери директора завода. Женившись на ней, он начал быстро делать карьеру. Из незначительного инженера по монтажу он превратился в главного инженера Енакиевского завода, одного из самых больших в России. Шлюпп потянул за собой земляков из различных городов Германии. Среди них был и немец Лязиус. Печальные плоды его работы застал здесь Курако, поступив на завод.

М. К. КУРАКО (крайний справа) с работниками доменного цеха рассматривают чертежи. Енакиево, 1914 г.

Курако не выносил Шлюппа, этого выскочку, карьериста, темного дельца. Он радовался самым искренним образом, когда немецкий инженер оставил пределы Енакиева. Но вскоре тот вернулся. Где-то плелась тонкая паутина, связывавшая немца Шлюппа с бельгийцем Потье. Паутина эта протягивалась в Петербург, в Брюссель и неизвестно куда еще. Как бы там ни было, Шлюппа оставили на заводе главным инженером. Ему предложили лишь пореже сюда ходить, чтобы своим немецким обликом и акцентом «не возбуждать рабочих».

Рабочие завода были действительно возбуждены. Назревали серьезные волнения. Но причиной их являлась не жалкая фигура немецкого инженера Шлюппа и не нити интриг, завязывавшихся в петербургских высших кругах.

Грабительская война, противопоставившая друг другу две коалиции империалистических держав, унесла миллионы жертв. Обогатив кучку финансистов, промышленников, темных дельцов, война вызвала обнищание народа. Рассеялся шовинистический угар первых дней и месяцев войны. По улицам городов и местечек уже не проходили бравурные манифестации с портретами государя. Перед дворцами военных губернаторов уже не склонялись на колени толпы разношерстных «патриотов» с молитвою «Спаси, господи, люди твоя» на устах.

По стране росла волна забастовок, носивших не только экономический, но и ярко политический характер. Война раскрывала глаза народу.

В России назревала революция.

16 апреля 1916 года объявляют забастовку рабочие Енакиевского завода. Они предъявляют администрации двадцать два требования. Основные из этих требований— восьмичасовой рабочий день и увеличение заработной платы.

В забастовке заметную роль играет енакиевский рабочий кооператив. Рабочая кооперация — одна из немногих легальных организаций, через которые большевики в ту пору проводили революционную работу. Во главе кооператива — Михаил Курако, организатор его и председатель правления. В помещении рабочего кооператива происходят заседания стачечного комитета. Вместе с тем кооператив оказывает материальную помощь рабочим выдачей продуктов.

На другой день рабочие собрались у заводских ворот, оказавшихся запертыми. На заводе — казаки. Перед лавиной людей, однако, не могут устоять ворота. Рабочие ворвались во двор, забросали казаков валявшимися на земле обрезками железа. Три залпа. Толпа шарахнулась в сторону.

В следующие дни сборища и митинги происходили уже на окраине Енакиева, у Митинских казарм. Но конец забастовки предрешен — она сломлена с помощью штрейкбрехеров. Ни одно из требований рабочих администрация не удовлетворила.

Доменный цех держался крепче других. Там был Курако.

После стачки Курако недолго оставался в Енакиеве. Печи перестроены, они приобрели вполне американский вид. Курако сознает, что они не прибавили ему новых лавров. С болью он смотрит, как подвозят катали свои тележки к наклонным мостам. Клещами чугунщики волокут сизые чушки чугуна. Ни бункеров, ни разливочных машин. Об этом приходится только мечтать...

Неожиданное предложение от акционерного общества «Копикуз» («Копи Кузбасса») проектировать и затем строить металлургический завод в Кузнецком бассейне, по замыслу самый крупный в России, открывало радужные перспективы.

Курако с радостью принял это предложение.

Уже несколько месяцев Курако живет в Петрограде. Он занимает номер в лучшей столичной гостинице. Из окна он видит широкую площадь с храмом-колоссом, произведением знаменитого Монферрана. Дальше расстилается величественная набережная Невы.

В великолепной столице Курако чувствует себя одиноким и заброшенным. Он не знает здесь никого, кроме нескольких друзей-южан, которых сам же привез в туманную столицу. С ними он должен отправиться в лесные сибирские дебри. Каждый день являются сюда доменщики Донбасса и задают один и тот же вопрос: «Когда же, наконец, поедем?» Этого с нетерпением ждет и Курако.