При военном лагере возникло торжище. Каждый день окрестные и дальние крестьяне везли на продажу продукты питания и разные товары. Вместе с ними на торг беспрепятственно проникали лазутчики из Путивля с воровскими листами. Чем больше ратники в сермягах заполняли лагерь, тем успешнее шла агитация в пользу истинного «царя Дмитрия».
При Василии Шуйском Посольский приказ объяснял происшедшее под Кромами следующим образом: многие бояре и дворяне разъехались из-под Кром, остались же там «немногие бояре и воеводы, а с ними только ратные люди северских и украинных городов — стрельцы и казаки и черные люди; и те люди… смуту в полках учинили».[53] В предназначенных для поляков объяснениях дьяки намеренно исказили картину, отрицая причастность некоторых бояр и дворян к мятежу. Но они довольно точно уловили роль мелких служилых людей, посохи и «мужиков» в последовавшем перевороте.
Отрепьев не имел ни сил, ни решимости, чтобы отважиться на новое сражение с воеводами. Тем не менее он оценил важность полученных из Кром сообщений и в начале мая отдал приказ о выступлении в поход.
Участник похода С. Борша писал: «Мы… не дождавшись из Польши на помощь ни одного человека, пошли с царевичем против того войска».[54]
Уже после выступления армии хорунжие привели из Путивля подкрепление: около 500 конных шляхтичей — «пятигорцев».[55]
Русские официальные представители отмечали прибытие последних значительных подкреплений к самозванцу из Польши. Они припомнили полякам, как в Путивль к вору пришел Ратомский со многими людьми. Отвечая на этот упрек, польские послы заявили, что «Ратомский, отъехавшы от него (Лжедмитрия. — Р.С.), долгий час при нем не был» и вернулся к нему в Путивль, когда «ему вже вси люди московские здавалися».[56] Вся миссия Ратомского и вновь прибывших войск свелась к тому, что они «проводили» Лжедмитрия до Москвы.
До прибытия Ратомского численность наемных солдат в путивльском лагере не превышала 200–300 человек. Несмотря на настойчивые просьбы Корелы и Беззубцева о помощи, Отрепьев смог послать к Кромам лишь небольшой отряд Яна Запорского. В письмах из Путивля иезуиты сообщали, что перед походом Запорский принял у них благословение и что вместе с ним выступили 200 рейтар с конями и 100 пеших поляков.[57] Поляки имели самое примерное представлениее о численности повстанческих отрядов. По их словам, к отряду Запорского присоединилось то ли 10 тыс., то ли 3 тыс. московитов.[58] Однако сам Ян Запорский в письме из-под Кром сообщал, что с ним было всего 200 конных копей щиков и 800 донских казаков.[59]
На пути к Кромам Запорский получил подтверждения относительно смерти Бориса. 30 апреля 1605 г. он направил донесение об этом гетману А. Дворжецкому.[60] С троицына дня (первых чисел мая) Запорский стал ждать удобного случая, чтобы прорваться в Кромы и соединиться с казаками.[61] Стремясь облегчить свою задачу, Запорский прибегнул к хитрости. Он послал в Кромы трех «шпиков» с таким расчетом, чтобы они попали в плен к русским. В письмах, посланных с ними, Запорский сообщил, что он ведет на выручку Кромам 20 тыс. копейщиков и 20 тыс. казаков при 300 орудиях.[62]
Вскоре же Запорский имел стычку с отрядом татар, несшим сторожевую службу на подступах к Кромам. Поляки разогнали отряд и взяли в плен 150 человек.[63]
Запорский считал, что именно его хитрость, а также «победа» над русскими вынудила русские войска сложить оружие и принести присягу Лжедмитрию. Его оценку приняли С. Борша и Г. Паэрле. В действительности и письма Запорского, и стычка с татарами оказали небольшое влияние на события, происходившие в лагере под Кромами.
Заговорщики спешили. Они решили выступить через несколько дней после присяги царю Федору Годунову, для чего вошли в тайный сговор с Корелой и Беззубцевым в Кромах. По некоторым сведениям, Басманов подал весть также и Лжедмитрию в Путивль.[64] Но эти сведения не подтверждены польскими источниками.
Как повествуют русские источники, «в полках под Кромами, немного время погодя после крестного целованья, рязанцы Прокофей Лепунов з братьею и со советники своими и иных заречных городов втайне вору крест целовали… и, собрався, приехали к розрядному шатру, где бояре и воеводы сидели…».[65]
Разрядные записи подтверждают сведения о том, что мятеж возглавили рязанцы, которых поддержали служилые люди других южных уездов: «И украинных городов дворяне и дети боярские резанцы, туленя, коширеня, олексинцы и всех украинных городов, удумав и сослався с крамчаны, вору Ростриге крест втайне целовали и бояр и воевод на съезде перимали…»[66] В Разрядных записях пространной редакции сведения об участниках мятежа дополнены некоторыми подробностями: Голицыны и Петр Басманов «подговорили князей и дворян и детей боярских Северских и Резанских всех городов до однова человека; да новгородцких помещиков и псковских и лутцких князей и детей боярских… немногих, и крест Ростриге целовали…».[67]
Исаак Масса, многократно ссылавшийся на свои беседы с немцами-наемниками, описал события под Кромами, видимо, с их слов. Заговорщики, писал Масса, подняли мятеж незадолго до рассвета. По условному сигналу казаки из Кром произвели нападение на лагерь. Вслед за тем Басманов приказал связать по рукам и ногам всех начальников и отправил их с «дмитровцами».[68]
Судя по Разрядам, П. Ф. Басманов в самом деле предполагал, используя свои прерогативы, созвать всех воевод в шатре главнокомандующего и «переимать» их на съезде. Но его план явно не удался.
Наибольшего успеха заговорщики добились в передовом полку, где им удалось захватить и связать дядю нового царя И. И. Годунова, а также воеводу боярина М. Г. Салтыкова. Этот успех нетрудно объяснить. Во-первых, в течение всей кампании против самозванца передовым полком командовал глава заговора князь В. В. Голицын. Полк был передан И. И. Годунову за несколько дней до переворота. Во-вторых, в отряде, непосредственно подчиненном Голицыну, числилось с начала войны полторы тысячи дворян и детей боярских, но из них тысяча приходилась на долю рязанцев и более двухсот человек на долю алексинцев.[69] В отряде М. Г. Салтыкова служило четыре сотни рязанских детей боярских.
Братья Ляпуновы, возглавившие выступление рязанцев, действовали с исключительной решительностью. Им удалось увлечь за собой служилых людей из Тулы. По Разрядам, 700 тульских детей боярских служили в полку левой руки.[70] Главным воеводой в полку был преданный династии З. И. Сабуров. Мятежникам не надо было вязать его, потому что он лежал «конешно (тяжело) болен». Второй воевода полка князь Л. О. Щербатый, видимо, примкнул к заговору.[71]
В полку правой руки, который В. В. Голицын незадолго до того принял от Д. И. Шуйского, дела шли много хуже. Второй воевода полка князь М. Ф. Кашин-Оболенский решительно отказался поддержать планы мятежников.[72] Служившие в полку дети боярские из Суздаля, Нижнего Новгорода и других городов также сохраняли верность присяге. Среди дворян и воевод, оставшихся верными царю Федору Борисовичу, автор «Иного сказания» особо упоминает Семена Чемоданова.[73] Последний, как можно установить, был самым видным из выборных дворян по Суздалю.[74]
