Заговорщики поспешили установить связи со своими давними друзьями и единомышленниками в Путивле. Князья Борис Петрович Татев и Борис Михайлович Лыков оказали Лжедмитрию исключительные услуги, поскольку первый вскоре же получил боярство, а второй стал кравчим самозванца. Вероятно, Лыков поддерживал наиболее тесные связи с заговорщиками, поскольку именно ему Лжедмитрий вскоре же поручил организовать присягу в сдавшихся царских полках.

В числе других лиц повстанцы захватили в южных городах Артемия Измайлова. Очень скоро этот пленник получил от Лжедмитрия чин дворецкого, думного дворянина и ближнего человека. Измайлов был рязанским дворянином и приятелем Ляпунова. Многие его родственники служили в армии Мстиславского. Скорее всего, именно он помог организовать заговор среди рязанских помещиков, за что и был удостоен исключительных милостей.

Переговоры между советниками самозванца и заговорщиками под Кромами были окружены глубочайшей тайной. Но некоторые подробности все же стали известны в Польше. Некто Петр Арсудий, подвизавшийся в Польше в качестве доверенного лица Ватикана по делам восточной церкви, получил подробные сведения о секретных переговорах «царевича» с боярами от виленского епископа Войны. Покровители самозванца попытались заручиться поддержкой. Войны в начальный момент организации самозванческой интриги. С тех пор епископ имел возможность получать доверительную информацию от лиц, окружавших «царевича».

По словам епископа, заговорщики обещали «истинному» Дмитрию престол на следующих условиях: православная вера остается нерушимой, самодержавная власть сохраняется, и «Дмитрий» будет пользоваться теми же правами, что и Иван IV; царь не будет жаловать боярского чина иноземцам и не назначит их в Боярскую думу, но волен принимать иноземцев на службу ко двору и даст им право приобретать земли и другую собственность в Русском государстве; принятые на службу иноземцы могут строить себе костелы на русской земле[88].

Приведенные сведения позволяют сделать интересные выводы. По-видимому, соглашение о будущем устройстве Русского государства было в основных чертах выработано в результате переговоров между членами «воровской» Боярской думы и польскими советниками самозванца. Вместе с Мнишеком лагерь Отрепьева покинула почти вся польская знать, принимавшая участие в авантюре. Это обстоятельство должно было облегчить сговор. Московская знать, оказавшаяся в Путивле, заботилась о сохранении своих привилегий. Немногие польские советники (Бучинский, Дворжецкий, Иваницкий), остававшиеся при особе «царевича» в Путивле, выговорили себе право служить при царском дворе, владеть вотчинами и поместьями, устроить церкви по своему вероисповеданию.

В последних числах апреля 1605 года к самозванцу в Путивль из-под Кром прискакал сын боярский арзамасец Абрам Бахметев и сообщил, что царь Борис умер, Петр Басманов прибыл под Кромы и 19 апреля привел полки к присяге. Аналогичное известие путивляне получили из Кром. Казаки атамана Корелы сделали вылазку из крепости и захватили языков, от которых узнали, что «Бориса не стало и что в войске их великое смятение: одни держатся стороны Борисова сына, а другие — нашей».

Положение в царских полках стало критическим к началу мая. Когда Басманов прибыл под Кромы, он горячо убеждал войско служить Федору Годунову. Одновременно в лагере началась охота за тайными приверженцами Лжедмитрия. Что ни день воеводы рассылали «по всему лагерю людей, которые подслушивали, что там говорили, и доносили обо всем ему, так что открылось, что больше (людей. — Р.С.) на стороне Дмитрия, чем на стороне московитов»[89]. Сведения Басманова полностью совпадали с показаниями языков, захваченных казаками Корелы. Воеводе предстояло железной рукой покарать сторонников Лжедмитрия в интересах Годуновых. Но положение династии было шатким.

Сохранив верность Годуновым, Басманов должен был бы пролить потоки крови. В числе первых ему пришлось бы арестовать воевод князей Голицыных, истинных вдохновителей заговора. Однако по матери Голицыны доводились братьями Басманову, и он издавна привык считаться с авторитетом старшей по знатности родни. Все это не могло не повлиять на исход дела.

Голицыны понимали, что рискуют головой, и не жалели сил, чтобы втянуть Басманов в заговор. Кроме милостей Бориса, ничто не привязывало Басманова к правящей династии. Переход власти к царице Марии Скуратовой и Семену Годунову не мог не поколебать его верности трону. Между родом Бельских и родом Басмановых существовала кровная вражда. Именно отец царицы Малюта Скуратов положил конец блестящей карьере Басмановых в опричнине. По его навету инициатор опричнины А. Д. Басманов был казнен, а его сын Ф. А. Басманов умерщвлен в тюрьме. П. Ф. Басманов не имел оснований щадить дочь Малюты и его внука царевича Федора Борисовича.

Получив предложение примкнуть к заговору, Басманов недолго колебался. Сын знаменитого опричника, он был всецело поглощен собственной карьерой и плохо помнил благодеяния. После взлета в опричнине Плещеевы-Басмановы надолго сошли со сцены, и воеводе предстояла жестокая борьба, чтобы возродить былую «честь» фамилии.

Разрядная роспись, присланная в полки после присяги, нанесла удар честолюбивым надеждам П. Ф. Басманова. Когда дьяк огласил роспись в присутствии бояр и воевод, Басманов, «патчи на стол, плакал с час, лежа на столе, а встав с стола, евлял и бил челом бояром и воеводам всем: „Отец, государи мои, Федор Алексеевич точма был дважды болыни деда князя Ондреева… а ныне Семен Годунов выдает меня зятю своему в холопи, князю Ондрею Телятевскому, и я не хочю жив быти, смерть прииму лутче тово позору“»[90], Басманов не мог смириться с «потерькой» фамильной чести. Но вернее будет предположить, что он искал благовидный предлог для предательства.

Примкнув к заговорщикам, Басманов быстро привел дело к решительной развязке. Гражданская война расколола русское общество. Низы (горожане, крестьяне, холопы, стрельцы) были главной силой, выступившей в пользу «доброго царя Дмитрия». Затем заколебалось дворянство. Этому способствовали существенные перемены в структуре и составе дворянского ополчения, наметившиеся к концу правления Бориса Годунова.

В связи с развитием поместной системы на южных окраинах государства возникла категория детей боярских, владевших мелкими поместьями и несших службу не в конном дворянском ополчении, а с пищалями в пехоте. Такие помещики получали нераспаханные земли без крестьян и должны были сами обрабатывать пашню. Власти принимали на службу не только мелких безземельных детей боярских, но и казаков, крестьян и их детей. По своему положению степные помещики резко отличались от старого дворянства, владевшего большими земельными богатствами в центральных и западных уездах государства. Не случайно в мятеже под Кромами наиболее активно участвовали помещики южных уездов, тогда как московские, новгородские, суздальские дворяне сохранили верность династии.

Запустение поместных земель и дробление поместий побудило правительство провести реформу: если при Иване IV каждый феодальный землевладелец был обязан снарядить в поход одного боевого холопа со ста четвертей пашни, то при Борисе Годунове — по два холопа с той же пашни. Традиционное соотношение численности дворян и воинов-холопов в армии оказалось нарушено.

Дисциплина в царских полках держалась, пока дворяне громили «воров»-казаков и комарицких мужиков. Неудача под Кромами и бездеятельность деморализовали армию. Помещики осуждали приказ Бориса, воспрещавший воеводам распускать ратных людей на отдых. Они не понимали, зачем царю понадобилось держать пятидесятитысячную армию под стенами крохотной крепости, для осады которой достаточно было небольшого отряда.

Мелкие помещики не могли оправиться от последствий трехлетнего голода. Многие опасались, что из-за их длительного отсутствия дела в поместьях придут в полное расстройство. С наступлением весны бегство землевладельцев из армии усилилось. Немало столичных дворян использовали смерть Бориса в качестве предлога к тому, чтобы выехать в Москву «на царское погребенье».