Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Да, да… Отмена конституционных гарантий для политических противников. Временная диктатура. Ближайшие мне люди пишут: «Речь идет о самозащите семи миллионов человек от двух тысяч убийц. Неделя суровых мер спасет страну».

Он слегка подтолкнул газетный лист к Гладкому, словно приглашая проверить, правильно ли он прочитал.

— Я тоже думаю так, — сказал Гладкой.

— И я думал бы так же, если бы находился на вашем месте.

Андрей Андреевич услышал что-то новое в голосе Хуареса — сарказм, презрительная ирония? Он испуганно взглянул на президента. Нет, тот смотрел задумчиво и добродушно. Или снисходительно?

— Человека, бьющегося в конвульсиях, — сказал Хуарес, — конечно, можно приковать к стене, и он станет неподвижен. Но что с ним будет, когда цепи снимут? Нужно другое лекарство.

— И вы знаете — какое?

— Это знает каждый трезвый политик. Сегодня дело не в политических трудностях. Несколько миллионов песо дали бы нам возможность стабилизировать положение. Нужны не политические, а экономические меры.

— Почему никто не предлагает?..

— Трудно решиться. Нужна отсрочка на выплату процентов по внешнему долгу. Нужно на время прекратить платежи. Немедленно появятся деньги — и, соответственно, боеспособные батальоны, старательные чиновники, возможность стимулировать промышленность. Но приостановить платежи — провоцировать интервенцию.

— Где же выход?

— Нужно рискнуть.

— Но Мексика не может воевать с европейскими державами! Страна устала от войны!

— Вы много ездили по нашим дорогам, дон Андреу, и, конечно, видели, как в тропических долинах застревают в грязи тяжелые повозки. Это страшное зрелище, не правда ли? Погонщики выбиваются из сил, истязают быков, чтобы вытащить повозку из трясины… При этом они знают, что через сотню шагов застрянут в следующем болоте. Не так ли?

Хуарес, улыбаясь, смотрел на недоумевающее лицо Гладкого.

— Весь фокус в том, дон Андреу, что это будет уже другое болото! Вы понимаете? Другое. А им важно вылезти из этого!

— Вы шутите, дон Бенито.

— Не совсем. «Неделя решительных мер» — вздор. Это — прошлое. Надо вылезти из сегодняшнего болота. Кроме приостановки платежей, возможностей нет.

— Почему же вы?..

— Я жду, чтобы конгресс сам додумался до этого. Когда они поймут, что я не введу чрезвычайного положения, их мысли повернутся в эту сторону. Я не хочу навязывать решение…

Придя домой, Гладкой записал: «Удивительный человек. Поговорив с ним, я снова поверил, что все будет хорошо. Я не умею ему не верить, вот ведь какая странность!»

17 июля 1861 года по предложению депутатов конгресса Хуарес обнародовал декрет о двухлетнем моратории на выплату процентов по внешнему долгу.

Немедленно сотни тысяч песо, предназначенных для очередной выплаты, переданы были военному министерству. Сарагоса не терял времени. Через несколько дней переформированные и перевооруженные правительственные войска под командованием генерала Ортеги и полковника Диаса встретились с главными силами Маркеса и разгромили их.

И это была настоящая и окончательная победа в гражданской войне.

А еще через несколько дней посол Франции де Салиньи порвал отношения с Мексикой, а посол Англии Уайк приостановил отношения. Посол Испании был уже выслан за действия, враждебные республике.

Интервенция становилась неизбежной.

ЧТО МЫ СКАЖЕМ В ДЕНЬ СУДА?

15 мая 1862 года Хуарес шел по тихой, удаленной от дворца улице Мехико. Рядом с ним шагал, стараясь не обгонять президента, высокий, очень загорелый старик в таком же, как у президента, черном сюртуке, но при этом в сапогах, хранивших следы недавно снятых шпор…

Десять дней назад генерал Сарагоса в многочасовом бою у фортов Пуэблы остановил атаку французского экспедиционного корпуса. Понеся огромные потери, французы отступили в Орисабу.

Однако было ясно, что это отнюдь не конец борьбы, а всего лишь передышка и что, получив подкрепление из-за океана, интервенты снова пойдут вперед…

Старик в сапогах для верховой езды, дон Хенаро, ранчеро из Оахаки, нервничал и не знал, как начать.

Дона Хенаро Хуарес знал еще сорок лет назад, в те мифические времена, когда он, юный индеец Бенито, учился в семинарии, а молодой дон Хенаро привозил в дом состоятельного торговца сеньора Масы, отца Маргариты, овощи. Дон Хенаро был другом семьи Масы, и естественно, что донья Маргарита обратилась к нему, когда решилась идти через горы к своему «обожаемому Хуаресу». И все эти триста смертельно опасных миль дон Хенаро, рискуя головой, сопровождал ее и детей…

Теперь он внезапно приехал в Мехико и попросил свидания с президентом.

Они молча шли по безлюдной улице. Над окраиной города парило несколько огромных птиц. Кондоры со своей высоты осматривали пустыри — искали падаль, выброшенные потроха.

Хуарес вспоминал реляцию Сарагосы — четкую и сдержанную и возбужденный рассказ этого молодого русского, который пожелал сражаться под командованием Сарагосы и, кажется, сражался неплохо.

Дон Хенаро тронул своего спутника за рукав и показал на парящих птиц. Президент и ранчеро остановились на минуту и, ниже надвинув шляпы от солнца, смотрели на темные зубчатые силуэты в небе — угрожающие и равнодушные.

— Я хотел сказать вам, если позволите, сеньор президент…

— Дон Хенаро, но ведь прежде вы не называли меня «сеньор губернатор».

— Тогда я разговаривал с доном Бенито, а сейчас, умоляю простить мою дерзость, я хотел бы говорить с президентом… Умоляю простить.

Метис, считавший себя креолом, старался соблюдать всю изысканность разговорного этикета, но лицо его было отчужденным. Он все еще смотрел на силуэты кондоров.

— Я всегда держался в стороне, сеньор президент. Все эти революции и войны — все это шло мимо моего ранчо. А уж чего только вокруг не было, вы знаете лучше меня, не правда ли, сеньор президент? А потом? После того, как я вернулся из Веракруса, помните, когда мы с сеньорой пришли из Оахаки? — не прошло и недели — мне с моими парнями, что у меня работают, — так вот, мне с моими парнями пришлось, сеньор президент, убить пятерых… Да, да… Я стреляю и могу рубануть мачете не хуже другого, да, да… Я мужчина. Но — впервые… И сразу пятерых… Тут не было никакой политики. Просто бандиты. И если бы мы их не убили… Не важно, не важно. Пришлось…

Дон Хенаро потряс перед своим лицом огромным пальцем. Они шли дальше.

— Я думал, что это — в последний раз. Но вот — неделю назад — снова. Пришлось… Троих… Совсем молодые. Но очень злые. Так ведь можно и привыкнуть, а, сеньор президент?

Он говорил почти угрожающе, Хуарес молчал.

— Что ужасно, сеньор президент, ужасно — никто в наше время не может остаться в стороне. Господь, который прежде назначал каждому его жребий, отвернулся от нас — и все перемешалось в Мексике. Никто не может жить так, как он хочет. Пусть бедно — но по-своему! Политики всех заставили воевать. Вы отворили врата страны и впустили смерть. Вы призвали смерть судить ваши споры… Я умоляю простить мою дерзость, сеньор президент, но я приехал спросить вас — когда все это кончится?

Дон Хенаро говорил все это, глядя перед собой. Теперь он решился и посмотрел на президента. Тень от надвинутой шляпы падала на лицо Хуареса, и на этом неподвижном лице стеклянно сверкали глаза. «Он не слушал меня! — подумал Хенаро с отчаянием и стыдом. — Что ему мои речи? Зачем я приехал?..»

Хуарес медленно повернул к нему голову. Лицо его ожило, лицевые мышцы расслабились.

— Я не стану лгать вам, дон Хенаро. Мы могли избежать гражданской войны. Мы могли избежать и нынешней войны — с французами. Для этого нам надо было сделать совсем пустяк — уступить, уйти. Так делали многие достойные люди нашей партии. Они уходили и ждали, пока обстоятельства не изменятся. И возвращались. Чтобы снова уйти. И так — тридцать лет.

— И людям не приходилось убивать друг друга…

— Приходилось. Но меньше. Однако опасность была в другом. Эти временные капитуляции перед злом, дон Хенаро, тоже могут войти в привычку. И что тогда? Ваша воля оскудевает, ваша душа погружается в уныние. И самое страшное — вам надоедает это бессмысленное круговращение. Ваши потомки рождаются вялыми, покорными судьбе. Вот самое страшное, что может ожидать народ, не желающий драться за свои права, — вырождение. Не кровь, не смерть — вырождение. Если мы уступим, мой дорогой друг, мы скоро станем нацией рабов. Мы должны драться — у нас нет другого выхода…

68
{"b":"197003","o":1}