Несмотря на чрезвычайно тяжелое положение, молодое революционное государство мобилизовало все силы, чтобы помочь репатриации военнопленных. Советское правительство заключило с Нансеном соглашение, по которому каждую неделю к западной границе страны должно было подходить не менее двух поездов с бывшими военнопленными. Соглашение это выполнялось точно и четко.
Верховный комиссар Лиги наций не ведал покоя. Не менее трудной была эвакуация значительного количества русских пленных, находившихся в Германии и на территории бывшей Австро-Венгрии. Страна Советов не имела с ними дипломатических отношений. К тому же Народный комиссариат иностранных дел, всячески идя навстречу Нансену, не являлся тогда членом Лиги наций. Еще более осложняла положение воюющая Польша.
Как в подобных условиях наладить работу?
Чтобы найти выход из сложной ситуации, Нансен устроил в городе Ковно встречу представителей правительств России, Германии, Австрии, Польши. На этой своеобразной конференции была создана независимая от Лиги наций организация. Назвали ее просто и коротко и, по существу, очень верно: комитет "Помощь Нансена".
Комитет развернул свою работу продуманно, с научной основательностью. Масштабы его деятельности были поистине грандиозными — от британских берегов до берегов Ледовитого и Тихого океанов. Приходилось заботиться и о возвращении пленных из балканских стран, из африканских и азиатских колоний.
В комитете "Помощь Нансена" был весьма невеликий штат сотрудников, но работали они, подобно своему шефу, самоотверженно. Благодаря этому при очень скромных расходах было сделано чрезвычайно много.
Именно в это время зародилась дружба Нансена с великим русским писателем М. Горьким. Правда, заочное знакомство их состоялось еще в 1916 году. Тогда М. Горький обратился к Ф. Нансену с просьбой написать биографию Христофора Колумба для задуманного им издания книг, посвященных жизни замечательных людей. Нансен ответил согласием на это предложение. Однако война помешала ему выполнить свое намерение.
С тех пор минуло несколько лет. И вот в 1920 году в голодном Петрограде заочным знакомым довелось, наконец, встретиться непосредственно. Нансен приехал для переговоров об эвакуации военнопленных. В беседах с М. Горьким он почерпнул много полезного для своего дела. Но, пожалуй, еще большее значение имела моральная поддержка пролетарского гуманиста. Взгляды их во многом перекликались, сердца их бились в унисон, когда речь заходила о самом дорогом для них обоих: помощи страждущему человечеству.
Встреча с Горьким произвела неизгладимое впечатление на Нансена. Об этом свидетельствует его письмо, посланное вскоре из Люсакера, — оно полно заботы и горячей любви к русскому другу и единомышленнику:
"…С тех пор как мы расстались, — писал Нансен, — я много думаю о Вас и обо всем, что Вы мне рассказали, и, признаюсь, очень за Вас беспокоюсь, так как при нашей встрече Вы выглядели неважно. Я считаю, что Вам совершенно необходимо изменить обстановку и питание и поэтому Вы должны на время покинуть Россию. Мне кажется, что Вам, например, было бы очень полезно пожить некоторое время в Норвегии или где-нибудь на юге, если Вы это предпочитаете. Петроградский климат Вам в настоящее время вреден. У вас слишком слабое здоровье для того, чтобы выдержать его, и оставаться в Петрограде на следующую зиму Вам было бы просто опасно.
Я это очень ощущаю, и Вы, конечно, должны понимать, что Ваша жизнь слишком драгоценна для всего мира, так же как и для Вашей родины, чтобы непростительно пренебрегать всем необходимым для укрепления Вашего здоровья.
…Если я чем-либо могу помочь в организации Вашей поездки, сообщите, пожалуйста. Посылаю Вам пока, как обещал, несколько книг. Книги Ханса-Кинка — нелегкое чтение, но он весьма талантлив и, как мне кажется, является первым нашим писателем в настоящее время.
С глубоким уважением к Вам, дорогой Горький, и, поверьте, с самыми лучшими пожеланиями, искренне Ваш
Фритьоф Нансен".
На эти заботливые дружеские слова Горький отвечал: "Дорогой Фритьоф Нансен! Я очень тронут Вашим письмом и сердечно благодарю Вас за приглашение приехать в Норвегию, литературу и людей которой я давно искренно люблю. Вероятно, я воспользуюсь приглашением Вашим в декабре или январе. Я действительно устал и был бы рад несколько отдохнуть, работая над книгой, которую мне хочется писать.
Еще раз — примите мою благодарность за доброе Ваше отношение, — это так ценно, так важно теперь, когда связи между людьми столь легко рвутся и всюду возникает вражда, часто — бессмысленная, лишенная оправданий…"
М. Горькому не удалось осуществить свое намерение пожить в Норвегии. Однако дружба его с Нансеном не только не прервалась, а все более укреплялась.
Уже через год Нансен сообщил ассамблее Лиги наций, что двести тысяч людей возвращены под родной кров. В своей речи он сказал: "Никогда в жизни я не видел такого количества страданий и несчастий — это неизбежное следствие войны, перевернувшей все вверх дном. Поэтому, — подчеркнул оратор, — основная задача Лиги наций — предотвратить возможность повторения такой катастрофы, неизбежно вызывающей страшные людские страдания".
Спустя год, в сентябре 1921 года, в Женеве Нансен снова докладывает Лиге наций об итогах своей деятельности: 447 604 бывших военнопленных двадцати шести национальностей возвращены на свою родину из самых различных уголков земного шара. Израсходовано непостижимо мало — в среднем менее одного фунта стерлингов на каждого человека.
Ассамблея Лиги наций выразила благодарность верховному комиссару за блистательное выполнение своей задачи. Нельзя было не согласиться со словами Ноэля Бэйкера: "Нет ни одной страны на европейском континенте, где матери и жены не плакали бы от благодарности за свершенное Нансеном".
Наконец появилась возможность вернуться в милый сердцу Люсакер, к семье, к своему делу. Здесь на берегу фиорда, под сенью стройных сосен, невдалеке от старого дома «Готхоб», еще при жизни Евы Нансен вырос новый двухэтажный дом, которому дали название "Пульхегда".
Вместе со своим другом художником Вереншельдом Нансен расписал стены «Пульхегды» в древненорвежском стиле. Да и внутренняя обстановка дома — мебель, утварь, украшения тоже были выдержаны в строгом национальном стиле. Уютно, красиво было здесь, что, как известно, помогает труду не менее, чем отдыху.
Хозяин «Пульхегды» много работал. Теперь, кроме проблем океанографии, мысли его занимал план новой большой экспедиции. Куда? Опять к самой северной точке земного шара или в другое царство холода — к Южному полюсу? Нет! Он вынашивал проект путешествия в Центральную Азию.
Что влекло его туда — в сердце Азии? Об этом можно догадываться. Центральную Азию долгое время исследовал шведский путешественник Свен Гедин. Однако наряду с научными целями, а скорее даже в первую очередь, он ставил перед собой задачу, далекую от науки, а именно разведку. Тибет… Издавна манил он к себе разведчиков европейских государств, мечтавших наложить лапу на спрятанную высоко в горах страну. Английские разведчики не раз проникали туда под видом буддийских монахов, индусских паломников, купцов. Свен Гедин пытался попасть туда под видом ученого.
Никто в действительности не ставил перед собой задачу научного изучения Центральной Азии, потому она во многом еще оставалась загадочной, недоступной. Восполнить то, что не совершили другие, стало заветной мечтой Нансена.
Увы! Не суждено было ему осуществить это путешествие, которое, наверно, чрезвычайно обогатило бы копилку человеческих знаний.
В ночь на пятницу 12 августа 1921 года обитатели «Пульхегды» были разбужены нарочным, доставившим срочную телеграмму из Женевы. Содержание ее необычайно взволновало Нансена: президент Международного Красного Креста Адор просил дать согласие незамедлительно возглавить помощь голодающим в России.
