Наладить постоянные торговые связи Сибири с зарубежными странами, используя Северный морской путь, было основной задачей акционерного общества, которое возглавил И. Лид. Человек он был энергичный, и его не обескуражила первая неудачная попытка одолеть коварное Карское море. Для такой цели им был зафрахтован норвежский пароход «Тулла», построенный специально для плавания во льдах. С грузом товаров для Сибири пароход вышел в Карское море. Навстречу ему, к устью Енисея, было отправлено из Красноярска несколько барж с грузом.

Сибирские купцы возлагали большие надежды на эту операцию, уповая, что ею откроются регулярные рейсы по Северному пути. Царское правительство, со своей стороны, тоже проявило внимание к этому делу — целый отряд полицейских и жандармов во главе с самим иркутским полицмейстером совершил путешествие в две тысячи шестьсот верст к устью Енисея, чтобы на месте пресечь что-либо "крамольное".

Увы! — ожидания были напрасны. «Тулла» не сумела пробиться сквозь тяжелые льды в Карском море и повернула назад. Пришлось вернуться обратно в Красноярск и баржам с грузом. Несолоно хлебавши повторили свой долгий маршрут и представители полицейской власти.

Предпринимая новую попытку, Лид не сомневался в успехе: на этот раз с ним был Нансен! Да и сам Нансен был настроен хорошо — экспедиция не была для него сложной, а русские спутники его были людьми деятельными, образованными, и общаться с ними не представляло затруднений, так как они отлично знали иностранные языки, в том числе и норвежский.

Участники экспедиции поездом добрались до порта Тромсе, где их уже дожидался пароход «Коррект», груженный цементом, предназначенным для Сибирской железной дороги. Это небольшое судно, всего в полторы тысячи тонн водоизмещением, было тихоходным, но довольно прочным. Толстая стальная обшивка и дополнительная обшивка из дубовых досок предохраняли его от ледовых сжатий и толчков. На судне имелось радио для связи с береговыми северными станциями. Однако, как выяснилось потом, оборудование станций еще не было закончено, и потому они бездействовали. Все же наличие столь мощного средства связи поначалу принесло своеобразную пользу, так как вселяло всем большие надежды.

На «Корректе» был старый опытный лоцман Ганс Христиан Иохансен, совершивший много плаваний по Ледовитому океану и участвовавший еще в экспедиции Норденшельда на «Веге» к устью Лены. Остальные члены экипажа — люди самых различных национальностей — тоже были видавшими виды моряками.

Нечего удивляться, что плавание «Корректа» сквозь льды Карского моря и далее вдоль сибирских берегов прошло без особых затруднений. Тщательная подготовка судна, его отличный экипаж, опытный лоцман и советы Фритьофа Нансена — все это обеспечило благополучное плавание. В намеченный срок — 28 августа 1913 года «Коррект» бросил якорь в устье Енисея.

Накануне по реке сюда пришел буксирный пароход с гружеными баржами. «Рандеву» состоялось исключительно точно. И это было особенно замечательным, если учесть, что «Коррект» прошел три тысячи триста километров среди льдов, а баржи одолели две тысячи двести километров по трудному речному фарватеру.

Нансен живо интересовался возможностями товарообменных операций с Сибирью. Что привезли баржи? Огромные кряжи кедра, сосны, ели, тюки льна и конопли, кожу, шерсть, превосходный графит. Даже экзотические верблюды и бурые медведи попали в число экспортных сибирских товаров! "Чувствовалось, — записал Нансен в своем дневнике, — что находишься у преддверия могучей страны, обнимающей пространство от самой тундры до тайги на севере, до пустынь Монголии на юге".

Началась перегрузка товаров. Дело это оказалось весьма затяжным. К тому времени к устью реки пришли из Красноярска еще два парохода. Однако помощи от них не было никакой, так как вместо погрузочных механизмов они привезли целый отряд жандармов, полицейских и даже сыскного агента. Нансен поразился соотношению сил: на перегрузочных работах было занято всего восемь человек, располагавших одной лебедкой. А рядом непроизводительно тратили свое время девять жандармско-полицейских чинов. "Нельзя было не подивиться такому странному распределению профессий!" — заметил Нансен в своем описании путешествия.

Зато сам путешественник не терял времени зря. В ожидании возможности двигаться дальше он собрал обильный и разнообразный материал для характеристики края и его населения. Ничто не ускользало от зоркого, наблюдательного взгляда ученого. Этнические черты и быт народов севера, местная экономика, особенно развитие рыбного промысла, геологические изыскания, проблемы переселения и колонизации, условия существования политических ссыльных — казалось, не было такой стороны жизни, мимо которой прошел бы пытливый исследователь.

Северная сибирская природа очаровала путешественника, он увидел в ней "поэзию, меланхолию, светлые мечты", его восхитила синь озер, зелень трав, багрянец тронутой осенью листвы.

Как ученый, он заинтересовался нахождением в мерзлом грунте тундры мамонтов, волосатых носорогов и других диковинных допотопных животных. Его не занимали «сенсационные» сообщения об этом поразительном и загадочном явлении природы. Нет, он написал целый трактат о том, почему трупы допотопных животных и по прошествии многих тысячелетий сохранились невредимыми, с костями, мясом и волосами.

Аналитический ум ученого сочетался с горячим сердцем человека, неизменно любящего свою родину. Потому возникла такая заботливая мысль: "Я сижу и размышляю над загадочными особенностями этого леса. Мы находимся уже под 67° с. ш., и климатические условия здесь гораздо менее благоприятны, чем где бы то ни было, даже в более северных областях Норвегии… Почему же при таком климате и мерзлой подпочве лес растет здесь так хорошо?" Вывод Нансена был прост и практичен: надо посадить на норвежской земле неприхотливые, быстрорастущие сибирские деревья — кедр, ель, лиственницу.

Вурцель не смог встретить норвежского гостя в устье Енисея. Однако он прислал для него специальный катер. На этом катере Нансен совершил длительное путешествие по могучей реке до Красноярска.

Незнание русского языка мешало путешественнику познать окружающую жизнь так полно, как ему хотелось. Все же он сумел многое увидеть, понять, почувствовать. И хотя Нансен писал: "Можно прийти в отчаяние, когда путешествуешь по стране, языка которой не понимаешь и где тебя самого не понимают", тем не менее его книга о Сибири доказывает, что дружеский взор автора был проницателен, а слух чуток.

Тайга с ее неисчерпаемыми лесными ресурсами… Реки, богатые рыбой… Недра, хранящие золото, серебро и драгоценные камни… Сибирь издавна славилась всем этим. И даже поверхностное знакомство с этой страной позволяло судить о колоссальных перспективах для развития здесь металлургической, угольной, нефтяной промышленности.

Однако только такой человек, как Нансен, умевший глубоко и далеко видеть, мог приметить еще и другую, тогда еще скрытую перспективу развития Сибири. Источники благосостояния "страны будущего" заключаются не только в ее недрах, утверждал Нансен, "настоящим сибирским золотом является чернозем". В этом залог будущего процветания значительной части Сибири!

Целинные земли… Это сибирское золото! Весьма немногие современники Нансена, даже из числа наиболее передовых, могли бы похвалиться такой дальновидной мыслью.

И тем более, подчеркивал он, необходимо открыть дешевый морской путь для будущих хлебных грузов. "Огромные сибирские реки, — писал Нансен, — прямо как бы созданы для целей такого сообщения. Транспорт вниз по течению необычайно удобен, и все эти реки указывают на север, на Ледовитый океан, как на выход из создавшегося положения".

Сибиряки радушно, с истинно русским гостеприимством принимали у себя прославленного норвежского путешественника. И Нансена сердечно трогали встречи, которые устраивали ему на пути до Красноярска, затем в Восточной Сибири и при обратной поездке через Урал в Петербург.