С этого дня в самых разных концах шумной, говорливой Севильи можно было видеть старого священника и мальчика, чинно шествовавших улицами.
Они подолгу простаивали у древних храмов, воздвигнутых руками трудолюбивых мавров. И мудрый старик рассказывал своему ученику историю этого народа, которая больше походила на прекрасную сказку из «Тысячи и одной ночи».
Это было давным-давно. Повинуясь голосу пророка, арабы двинули свои бродячие племена на запад и дошли до берегов Атлантики. Слово Магомета несли арабы в чужие земли. Но со временем, когда их воинственный пыл улегся, воины спешились с коней, обратили взоры на землю и стали украшать ее. Всюду, куда ни бросишь взгляд и сегодня, видны следы их многовекового труда. Они засадили огромные равнины прекрасными садами, привезли новые культуры из восточных стран — рис, сахарный тростник, гранатовое дерево. И везде, где только было можно, сажали розы — свой любимый цветок.
А потом они — те, кто когда-то сжег великолепную библиотеку в Александрии, — вдруг с жадностью обратились к наукам. Они по крупицам собирали памятники греческой и римской мудрости, переводили книги на свой язык. Их государи — халифы и эмиры — приглашали к своему двору ученых со всего света, без различия веры, создавали академии и школы. Расцвела Испания.
Арабы не вмешивались ни в быт, ни в верования побежденных. Все народности, населявшие страну, уравнивались в правах. В арабской Испании было 70 публичных библиотек, всегда открытых для всех желающих. Управитель главной библиотеки считался высоким лицом в государстве, эта должность была очень почетной. Небывалых высот достигли астрономия, медицина, математика, ботаника, музыка и поэзия.
Во славу пророка в городах возводились мечети. Самую прекрасную из них воздвигли в Севилье в X веке. По преданию строил ее архитектор аль-Гебор (будто бы изобретатель алгебры). Века проносились над нею, а она стояла нерушимо, заставляя всех восторгаться собою. Годы и землетрясения были бессильны. По своей величине мечеть уступала лишь одному храму в мире — римскому собору св. Петра. Ее розовая башня Хиральда, гордо устремленная ввысь, была хорошо видна отовсюду при въезде в Севилью. Кажется, что все свое искусство, все свое пылкое воображение вложили арабы в эту мечеть.
Позже, в XV — начале XVI века, мечеть была перестроена под собор. Переделали и Хиральду. Знаменитый архитектор Эрнан Руис поднял ее на несколько этажей ввысь, отчего она превратилась в самую изящную колокольню в мире. Над Хиральдой вместо обнесенной зубцами платформы возвели несколько этажей, уменьшающихся кверху. Башню венчала статуя Веры с хоругвью в руках.
О гордой красавице башне жила в народе легенда. Когда король Кастильский, гласила она, отвоевал у арабов Севилью, горю проигравших сражение не было предела. Но не о своей судьбе заботились арабы в этот горький час. Все думы их были обращены к Хиральде. Посоветовавшись, послали они к королю-победителю послов, прося избавить Хиральду от позора быть побежденной, и предложили ему колоссальный выкуп за право разобрать ее по камням. Не согласился король на уговоры. Ибо кто хоть раз видел это бело-розовое чудо, не мог не оценить дива. Башня осталась стоять.
Девять дверей вели внутрь храма. Падре повел мальчика через вход Крокодила. Не ищите среди официальных названий порталов этого слова. Люди сами придумали ему такое имя. Дело в том, что у входа внутри собора висел на цепях огромный высушенный крокодил, набитый соломой. Его еще в 1260 году подарил королю Альфонсу египетский султан. С тех пор он и висит в соборе.
Приподняв тяжелый кожаный полог, заменявший дверь, путники очутились внутри. Гигантские столбы-колонны уводили взгляд вверх. Мальчик поднял голову. Там, на неимоверной высоте, поддерживая своды, колонны казались необычайно ажурными и легкими. Самих сводов почти не было видно, они лишь угадывались, подернутые фантастическими тенями от остывающего дыма свечей.
Главный алтарь посреди церкви во всю свою ширину с трех сторон был покрыт великолепной резьбой по дереву. Тут господствовала готика с присущей ей строгостью рвущихся к небу линий. На стене слева сквозь свежие краски проглядывала позолота. Это витиеватая вязь древнего арабского письма упорно проступала по всей ветхозаветной росписи. Как только она обнаруживала себя, ее не менее упорно записывали новыми слоями красок.
Маленькому художнику казалось, что он попал в сказочный мир. Все, что его окружало, было полно таинственности и необыкновенности, которые присущи лишь древности.
Однажды отец Саласар принес мальчику небольшую книгу в простом переплете, ничем не обращающем на себя внимания. «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский».
— Прочти, сын мой, — сказал он, протягивая ее Диего. — Я уверен, что ты по достоинству оценишь ее, она тебе обязательно понравится. Написал ее дон Сервантес — великого и редкого таланта человек.
Несколько дней спустя падре спросил Диего о книге. Мальчик, казалось, только и ждал этого. Он говорил торопливо, глотая слова, словно боялся, что его остановят. Диего принял славного рыцаря дона Кихота из Ламанчи всей душою. А бедный Санчо Панса? Он вечно попадает в смешные истории…
— Да, мой мальчик, — дав высказаться Диего, заговорил отец Саласар, — там действительно много смешных историй, но другим замечательна книга. Не удивляйся моим словам. Пройдет время, и ты поймешь, что старый Саласар был прав. Книга похожа на сказку, это верно. Но какая горькая и смелая правда сказана писателем о нашей бедной стране! Он не ослеп от блеска могущества Испании. У жизни, как и у платья, есть изнанка. Писатель увидел другую сторону медали. Внешнюю сторону видят все, а вот что там, внутри, — избранные. Ты понял?
— Но, падре…
— Не торопись, у тебя еще все впереди. Теперь же ты должен запомнить то, что я тебе сейчас прочту. Накрепко запомнить.
Священник открыл книгу и медленно, делая большие паузы, прочел:
— «Свобода… Это один из самых драгоценных даров, ниспосланных человеку небесами; с ней не сравняются сокровища, которые таят в себе недра земли и скрывают морские волны; и наоборот, рабство — это одно из величайших несчастий, которые могут постигнуть людей». Где бы ты ни был, Диего, всегда умей постоять за свою свободу и уважай людей, которые борются за нее.
Вскоре отец Саласар по секрету сообщил своему Диего новость. Родители Диего, видя старание и любознательность сына, решили отдать его в латинскую школу.
Мальчик принял сообщение настороженно. Он занимался дома с отцом Саласаром, это было привычно. Школа была неизвестностью, и она пугала.
Старый Саласар поспешил успокоить юного друга:
— Тебя многому научат в школе. Учителя откроют тебе двери в мир знаний. Литература и философия, искусство, история! Каким смыслом зазвучат для тебя эти слова! Я рад, что у моего Диего будут хорошие наставники.
Диего не уставал задавать вопросы. В будущей жизни, где он выступал в роли ученика латинской школы, он обязательно хотел оставить место и для отца Саласара. Старика трогало, как мальчик заглядывал ему в глаза, обещая прибегать в храм каждодневно. Маленький человек боялся остаться один, без привычных ему людей.
В доме на Кале де ля Горгоха родители мальчика тоже постоянно возвращались к теме о школе. Донья Херонима, пристально наблюдавшая за изменениями, происходящими в младшем сыне, тревожилась. Раньше он был таким веселым и подвижным. А теперь сразу повзрослел, стал тихим, замкнутым. Мать и вовсе разволновалась, когда добрый гений их семьи отец Саласар принес тетрадки Диего: все их страницы были покрыты набросками. Уж не думает ли он, что мальчик должен, чего доброго, стать маляром? В их роду не было художников. Да и может ли человек добиться чего-то в жизни, стоя день за мольбертом?
Дон Хуан был другого мнения. Он, как и отец Саласар, считал, что у мальчика талант. Конечно, это не значит, что его занятия должны ограничиться только рисованием. Пройдет время, он может стать литератором. Но нет ничего плохого в том, что он рисует. Можно быть настоящим идальго и одновременно большим художником. Талант не нанесет оскорбления предкам-дворянам.
