- Сам знаешь: нет другого. Да и не доверю я цех другому, — говорил между тем Самарин. — Очень уж сложная обстановка сложилась. Запутались мы с дефицитом совсем, все планирование пошло насмарку. Можно сказать, держимся на интуиции нашего экономиста Пудалова. Если бы не он, покатились бы вниз... А с другой стороны, хроническая недогрузка оборудования. Из-за нее непрофильной продукции даем иногда больше, чем основной. А у меня одна голова, и та на ниточке. Вся надежда на Пудалова...
Алтунин почему-то недолюбливал этого Пудалова. А почему, сам не понимал. Пудалова уважали все - и рабочие и инженеры: он знает номенклатуру деталей на память, играючи определяет размер партии и срок запуска штамповок, рассчитывает загрузку участков, ведет учет расхода материалов. Зовут его шутейно "наш компьютер папа Пуд".
"Папа Пуд" незаменим. Стоит ему заболеть или уехать в отпуск, как в цехе наступает период путаницы и неразберихи. Крепко забрал Пудалов в свои пухленькие руки всю производственную программу кузнечного цеха.
Самарин дорожит Пудаловым. И сейчас наказывал Сергею:
- Ты с Игорем живи в мире: он мужик толковый, хоть и с норовом. Смирен пень, да что в нем? А сам не мудри. Пообвыкни сперва. Помни главную заповедь всякого начальника: властью следует пользоваться осторожно.
Юрий Михайлович как-то незаметно отмел все возражения Сергея, похлопал его по плечу.
- Иди, иди в отдел кадров, оформляйся. Цех всегда был твоим, а подамся на пенсию - станешь вместо меня. Конечно, мне и сейчас можно бы в отставку, да хочется тебя поднатаскать, подготовить достойную смену. Вот и будут тебе эти два-три месяца вроде стажировки...
По дороге в отдел кадров Сергей завернул в бюро автоматизации и механизации, где по-прежнему работала Кира.
Ему хотелось сразу же после получения диплома броситься к ней, но не вышло: вызвал Пронякин. И теперь, поднимаясь на второй этаж административного корпуса, Сергей представлял, какой радостью осветится ее лицо: один из них стал инженером!..
Поженились они три года назад, и, казалось, нет на свете пары счастливей. Да так оно, пожалуй, и было сперва. Много ездили: в Ленинград, к Черному морю, в Москву, в страны народной демократии по туристическим путевкам. Открывали для себя огромность мира, захлебывались от восторга и новизны впечатлений.
Когда получили отдельную квартиру, Кира сказала:
- Начинается эпоха научно-технического прогресса в быту. У тебя есть серьезные возражения против холодильника "ЗИЛ", цветного телевизора и полированной стенки?
- Полированная стенка? Это где и что оно такое?.. И почему холодильник зовется "ЗИЛом"? Я думал, завод имени Лихачева выпускает только автомобили.
- Ты, Алтунин. глубокий невежда, отсталый человек. Но квартиру мы должны обставить по-современному.
- Современная мебель мне кажется вроде бы несерьезной. Раньше какой-нибудь шкаф-буйвол отражал сущность своего хозяина. А сейчас что? Стандарт, бутафория. Идешь по квартире осторожненько, как бы эту чертову фанеру не переломать.
- А еще водишься с научно-техническим прогрессом! В душе у тебя косматый консерватизм. Я старую мебель прямо-таки терпеть не могу. Так и кажется, будто старые вещи и старые стены впитали вместе с запахами и переживания всех своих прежних хозяев. Подходишь к древнему хромому столу, а он молча косится, наблюдает за тобой, осуждает по-стариковски: "Молодежь не та пошла! Вот в наше время..."
- Тебе бы, Кирюха, в научные фантасты!
- Обойдусь...
Стенка из полированного дерева заняла в их гостиной все пространство от пола до потолка. В нише появился зеленый диван. На ковре темно-коричневых тонов разместились зеленые же кресла облегченной конструкции, низкий столик. А над столиком повис светильник в виде молочно-белого шара.
Нечастым гостям Сергей говорил:
- Ей-богу, не виноват, все она. Я не привык к мещанскому уюту.
Кира не возражала и даже гордилась молчаливо порядком в квартире. Но книги и бумаги обладают, наверное, особым свойством - быстро захламлять человеческое жилье. Прошло каких-нибудь три месяца, и гостиная безнадежно утратила тот "мещанский" уют, который так согревает душу человеку, хорошо поработавшему в течение дня. И Сергей и Кира словно бы не замечали этой перемены. Им было не до уюта: трудились по восемнадцати часов в сутки, задыхались от нехватки времени. У каждого была своя жесткая программа. Оба знали: только великим, упорнейшим трудом человек по-настоящему может утвердить себя и свое дело. Живей, живей, без остановки!.. Тут у них было полное единомыслие. Они жертвовали театром, кино, урывками смотрели телевизор, сидя в тесном окружении все тех же книг и учебников.
В чете Алтуниных жило твердое убеждение: только знания являются прочным фундаментом всякой личности, каким бы делом эта личность ни занималась. Они оба принадлежали к той породе современной молодежи, которая очень четко и рационально формулирует свою программу: быть компетентными! Знание не только свет, знание - это компетентность, а с повышением компетентности возрастает удельный вес человека.
Ни Кира, ни Сергей не пеклись о карьере. Добиваться высот в любимом деле, которому посвятил жизнь, еще не значит быть карьеристом. Невежду на высоты выбрасывает волна случая, а они были слишком горды, чтобы брать не принадлежащее им по праву. Потому и работали так исступленно, просиживая вечера за одним столом в полном молчании, со сжатыми ртами, забыв друг о друге и обо всем на свете.
Лишь устав до изнеможения, Кира отрывалась от книги, смотрела на Сергея, и губы ее дрожали в усмешке. Тогда он швырял книгу, подходил к ней, прижимал ее голову к своей груди.
- Ну, старуха, будем шабашить! Хочешь, я тебе в чувствах объяснюсь?..
Случались, конечно, и ссоры, омрачавшие их семейную жизнь. Иногда Кира словно бы отчуждалась от него, уходила в себя, с удивлением оглядывалась вокруг, будто пыталась вспомнить что-то очень важное, но крепко забытое. И тогда Сергею казалось, что он знает Киру не больше, чем в первый день их знакомства: она вроде бы умышленно утаивала от него что-то основное в своем характере. А когда Сергей допытывался, сердилась:
- Не фантазируй. Никаких тайн от тебя у меня нет.
- У каждого есть свой скрытый мир, вторая натура.
- Слыхала. Но за тобой что-то ничего подобного не замечала. У тебя все на виду. Одна натура и один неизменный принцип: чем больше человек кует - тем выше ему цена; интеллект должен идти от кувалды и парового молота.
- А чего ты от меня хочешь?
- Да ничего не хочу. Разве можно требовать от человека, чтобы он был интереснее, чем есть на самом деле? Вот я вычитала в одной философской книжке: есть люди, которые всю жизнь произносят про себя бесконечный монолог - они всегда убеждены в своей правоте, для них все ясно. Но человек становится личностью в полном смысле лишь тогда, когда от монолога переходит к диалогу, к жестокому спору со своим воображаемым оппонентом, противником самого себя. Считается, что внутренний диалог - феномен культуры. Вот я иногда и пытаюсь выяснить, есть ли у тебя внутренний, беспощадный к тебе собеседник. Или ты только и занят тем, что произносишь свой железный монолог?
Она его дразнила, а он сердился всерьез, начинал казаться самому себе скучным, неспособным увлечь ее. Стремясь развить в себе культуру мышления, набрасывался на книги по философии, по психологии. Читал заграничных авторов, но та далекая жизнь, наполненная непонятными ему страстями, казалась мелкой, уродливой и не возбуждала желания окунуться в нее, прожить ничтожными страстями, без настоящей борьбы и без разумного утверждения своей личности. Для него это было вчерашним днем человечества. А его манило то, что пока еще за чертой горизонта: будущее. Именно потому Алтунин обратился к научной фантастике. И тоже разочаровался: в интерпретации фантастов, во всяком случае, многих из них, слишком уж увязших ногами в прошлом, будущее выглядело бездушным царством машин, якобы создающих удобства человеку, а сам человек представал заурядным обывателем с мелочными интересами, лишенным духовной мощи и духовной красоты. Сергей же и в этих книгах хотел ощущать кипение больших, социальных страстей. Но, видно, чтобы осмыслить будущее, нужно самому жить в нем постоянно, хотя бы разумом, видеть в сегодняшнем ростке завтрашнее дерево.
