У каждого своя мера ответственности. Мера, применимая к Цареву и Шадрикову, для Алтунина - давно пройденный этап. Уровень его ответственности повысился настолько, что он лишь улыбается снисходительно, разглядывая сосредоточенные лица Царева и Шадрикова.

Конечно же, между Царевым и Шадриковым идет сейчас соревнование. А вместе, вдвоем, они соревнуются с экипажами других машин. Соревнование составляет сердцевину, сущность их труда - соревнование в ловкости, в силе, в умении. В таком каждодневном соревновании и формируются их характеры.

А с кем соревнуешься ты, Алтунин? Со Скатерщиковым? С Юрием Михайловичем? Или с тем незримым "оппонентом", который заключен в тебе самом? Со своей совестью?

Он прошел в пролет уникального гидропресса и здесь тоже некоторое время следил за тем, как идет ковка. На посту управления был Носиков, Он распоряжался передвижным столом пресса, перемещал туда-сюда стотонный малиновый слиток, бдительно наблюдал за стропальщиками, зацепщиками, крановщиками.

Взгляд Алтунина задержался на кабине крановщика. Там орудовал паренек в солдатской гимнастерке. "Свою гимнастерку он не снимает даже в лютую жару", — отметил про себя Алтунин.

Крановщик действовал уверенно, а все-таки в его движениях заметна была некая угловатость, неотработанность.

Года три назад в этой кабине сидел Олег Букреев. То был умелец высшего класса. Уже тогда трудовая его слава перешагнула порог заводской проходной. Наверное, во всех кузнечных цехах страны ходила по рукам брошюра Букреева, в которой он обобщил свой опыт. Алтунину довелось потрудиться вместе с Букреевым в одной бригаде. Они сдружились. Бригадир и крановщик часто хаживали вместе на охоту - оба ведь коренные сибиряки. У Олега и внешний вид "сибирский": широкое, скуластое лицо, густая чернота в бровях и шевелюре, кряжист, крепок. Разговорчивым нельзя назвать. Во всяком случае, душу свою выворачивать не любил.

С ним было и трудно и легко, смотря для кого. Для Сергея обычно легко, хоть в чем-то он и не понимал тогда Букреева.

Окончив институт на два года раньше Алтунина, Букреев продолжал еще некоторое время работать крановщиком. За выдающиеся трудовые успехи ему было присвоено звание Героя Социалистического Труда. Петя Скатерщиков, у которого Олег побывал в подчинении, чуть не лопнул от зависти. А Сергей только радовался. Он-то знал: Букреев достоин.

Да, кузнечный цех вырастил немало подлинных мастеров своего дела. Растили их все: и партийная организация, и профком, и, разумеется, Юрий Михайлович Самарин. Вон как взлетел Букреев: сперва назначили начальником транспортного цеха; потом стал главным энергетиком, а совсем недавно его избрали секретарем парткома завода.

Алтунину трудно было представить Олега в этой роли. В памяти жил прежний Букреев - человек, увлеченный главным образом техникой и технологией. Но коммунисты захотели иметь во главе заводской партийной организации именно Букреева.

Сергей глядел на кабину крановщика, где управлялся теперь другой, всматривался в слаженную работу всей бригады гигантского гидропресса и вдруг засомневался: стоит ли в самом деле этот прекрасный, жизнедеятельный организм сливать, по сути, со вчерашним днем кузнечного производства? Пусть там пурхается Петенька и радуется своей должностишке...

Но сейчас же подал голос незримый "оппонент":

- А как же с хронической недогрузкой? Не хочешь ли ты увильнуть от этого неприятного факта? Пускай начальство думает - оно газеты читает? Так? А ведь у тебя есть еще одно соображение, правда, не такое уж оригинальное, но тоже в духе времени: если объединить цехи да приплюсовать к тому новую технологию, успешно применяемую на других заводах, о недогрузках скоро и помину не будет... Ну-ка, доложи свои расчеты кому следует!

- А кому? — спросил Сергей "оппонента".

- Тому же Букрееву, — уверенно ответил "оппонент".

"Да, к Олегу надо идти, в партком, — решил Сергей. — Вместе все обмозгуем..."

За свою трудовую жизнь Сергей привык к пожилым секретарям парткома: они всегда выглядели какими-то устоявшимися, вальяжными и в то же время свойскими. А Букреев всего лет на пять старше Алтунина. Может, и меньше того.

Но на заводе ему знали цену. И он знал здесь все - и хорошее и плохое. Не успел стать секретарем парткома, как сразу же занялся делом, вроде бы далеким от партийной работы: внедрением комплексной системы организации бездефектного труда.

Кое-кто из членов парткома пытался возражать: пусть, мол, занимается этим администрация, наша забота - идейно-нравственное воспитание коллектива.

- А бездефектный труд что, по-вашему? — возразил Букреев, — Мне представляется, что бездефектный труд не только мерило, но и средство нравственного воспитания людей. Неужто вы надеетесь справиться со всеми нашими трудностями при помощи только административных и организационно-технических мер? В наши дни главным методом и партийного и даже хозяйственного руководства становится не административный нажим, а формирование сознательного, дисциплинированного, четко организованного трудового коллектива...

Разговор этот возник на первом же заседании парткома, и Букреев всем дал почувствовать, что он не будет плестись в хвосте за остальными. Заявил себя как руководитель решительно и твердо.

Где всему этому научился Олег Букреев? Никаких ведь специальных курсов не кончал. Видно, и школой партийного руководства стали для него все тот же кузнечный цех, цеховая партийная организация.

Когда Сергей вошел в кабинет секретаря парткома, тот разговаривал по телефону. Но вот Олег положил трубку, и они поздоровались, крепко, до хруста сцепив друг другу пальцы обеих рук, — как привыкли всегда здороваться, демонстрируя силу.

Лицо Букреева стало словно бы тоньше, вытянулось, и оттого резче обозначились скулы. А глаза прежние - веселые, с прищуром.

- Небось о слиянии цехов толковать пришел? — сразу же ошарашил он Сергея. — Карзанов сказывал. Кое-какие данные принес о кузнечном цехе Второго машиностроительного.

- Ну, и как ты? — спросил Алтунин, замерев на полдороге к стулу.

- Садись лучше вон в то кресло, — указал Букреев. — Оно у меня для почетных гостей.

Сергей понял: разговор будет долгим. Уселся в душное зеленое кресло, словно утонул в перине.

- А ты, Сергей Павлович, что-то исхудал, — сказал Букреев. — Или заботы доконали?

- Доконали. Не столько заботы, сколько всякого рода нравственные переживания. Хочется всем богам по сапогам, а так не получается, Да и у тебя, Олег Иннокентьевич, лицо словно клещами прихватили: один нос торчит.

- У меня тоже переживания и тоже, представь себе, нравственные: раньше спорили, доказывали, а сейчас принято обмениваться мнениями. Считается, что убеждать человека в чем-либо - не значит спорить с ним. А иной раз хочется поспорить, поругаться. Вот мы тут бьемся над разработкой комплексной системы организации бездефектного труда и повышения качества продукции - натощак и не выговоришь. А штука эта состоит из сплошных конфликтов, так что приходится многих убеждать, многое разъяснять, обмениваться мнениями, как спаять в единое целое мероприятия не только инженерного, но и воспитательного характера. Здесь ведь такое дело: с одной стороны, моральное и материальное поощрение за работу без дефектов, а с другой - моральный и материальный спрос за дефекты, за брак то есть.

- Вижу, у тебя не легче, чем у меня. Я ведь тоже хочу все и всех спаять, слить, а не получается.

- Ну, ну, у тебя все идет правильно. Начал ты хорошо, ухватился за слабые звенья.

- Ухватился, а цепь ни с места. Стоим на якоре. И как тот якорь поднять, ума не приложу. Лядов категорически против слияния цехов.

- Знаю.

- А ты?

- Погоди насчет меня. Давай уясним позицию Лядова. Он говорит, любой вопрос должен решаться на том уровне руководства, на котором может быть решен с наибольшим знанием дела.