– Закончилось? – спросил меня Питер, и я взглянул на него. Он пристально смотрел на меня и на тетрадь, которую я по-прежнему протягивал ему.

– Да, – я нахмурился, – Я выполнил домашнее задание. Я все записал. Я закончил.

– Энтони…, – Питер сделал паузу и взглянул на меня глазами, полными участия, – Мне жаль, что Вы подумали так,… но это не конец. Мы только начинаем. Это хорошо, что вы записали все свои болезненные воспоминания,… это большое достижение, и я очень горжусь Вами. Но это лишь первый шаг.

Я все еще сидел, держа в руке эту чертову тетрадь, и протягивал ее ему,… когда он сказал, – А теперь я хочу, чтобы Вы открыли эту тетрадь,… и прочитали мне то, что Вы написали.

В этот момент я почувствовал себя так, словно он вогнал мне в грудь нож. Я почувствовал, что моя рука дрожит, а вместе с ней дрожит и тетрадь, …в моем горле образовался огромный ком,… и я почувствовал боль в желудке.

– Вслух? – недоверчиво вскрикнул я.

– Энтони…, – сказал мне док очень спокойным голосом, – Не паникуйте. Вы можете это сделать. Мы будем читать понемногу за раз.

– Нет! – я покачал головой, и слезы брызнули из глаз, – Я не могу, не могу! Я не могу прочесть это вслух! Блять, только не вслух!

И через мгновение я вскочил на ноги и взбесился.

– Знаете, сколько я потратил времени, записывая всю эту хуйню? – крикнул я Питеру, бросая тетрадь на пол к его ногам, – Сколько раз я бросал, пока писал это? Я был вынужден прижимать подушку к лицу, чтобы моя девятилетняя дочь в соседней комнате не услышала, как я плачу! Я не пропустил ни СЕКУНДЫ в описании этого ебаного дня, а теперь Вы говорите мне просто ПРОЧИТАТЬ это ВСЛУХ, словно это какое-нибудь ебаное сочинение про ДЕРЕВЬЯ В ЛЕСУ или что-нибудь в этом роде! Пошли Вы на хуй! САМИ читайте его вслух!

Я бросился к двери, но Питер выпрыгнул передо мной, чтобы остановить меня. Все, что я сейчас осознавал – это то, что мужские руки держат меня за предплечье, я развернулся, отталкивая его, и проревел, – НЕ ПРИКАСАЙТЕСЬ КО МНЕ!

Когда туман в моей голове рассеялся, Питер лежал на полу, на спине, глядя на меня с грустью. Но он не выглядел так, словно боится меня или злится.

– Простите, Энтони, не уходите! – Питер поднял руку, надеясь, что это удержит меня от побега, – Я знаю, что прошу Вас сделать трудную вещь. Я понимаю, что вы чувствуете,… но…

– Вы не понимаете, что я чувствую! – крикнул я в ответ, – Вас когда-нибудь привязывал на цепь, как, блять, животное и насиловал двенадцать часов подряд незнакомый человек? Вы когда-нибудь кричали, и не было никого, кто бы услышал Ваши ебаные крики? Вы когда-нибудь плакали с замотанным изолентой ртом, когда Вы не в состоянии сорвать ее? Вы не знаете всего этого ДЕРЬМА, которое я чувствую!

Я возвышался над Питером, ожидая, что он что-нибудь скажет,… тишина. Но он просто ждал,… и смотрел на меня так, словно знает, как сильно я страдал,… и что ему тоже от этого больно. Как он делает это?

– Я знаю, – сказал он, наконец, – Я не был там, где были Вы. Я не утверждаю, что знаю – каково это. Я могу лишь предполагать. Но, Энтони, я знаю, что такое боль. И потеря. В моей жизни бывали ситуации, когда я кричал, и никто не слышал. В свое время со мной случались подобные вещи. Я узнал об этом не из книг, поверьте мне. Пожалуйста, останьтесь. Давайте еще немного поговорим об этом. Вам не нужно пока читать мне это. Но, Энтони,… в один прекрасный момент Вам придется сделать это. Вы когда-нибудь испытывали страх при просмотре фильмов ужасов?

– Что?

– Вы когда-нибудь испытывали страх при просмотре фильмов ужасов? – повторил он, все еще сидя на полу.

– Да, – я нахмурился, смутившись, – «Психо» (фильм ужасов 1960 года режиссера Альфреда Хичкока, непревзойденная классика жанра – прим.пер.). У Джозефа был этот фильм, и однажды ночью я проснулся, и пошел к нему в комнату. Когда я вошел, как раз шла сцена в душе, …и у меня чуть не случился сердечный приступ. Я не принимал душ, пока мне не исполнилось четырнадцать.

– Сколько лет вам было? Когда Вы впервые увидели «Психо»?

– Четыре, – предположил я.

– Вы боитесь этого фильма сейчас?

– Нет, – ответил я, – Джозеф любит этот фильм. Когда я стал старше, мы смотрели его вместе каждый Хэллоуинн. Тогда уже это было весело. Я знал, что там все не по-настоящему.

– Вы смотрели его снова и снова…, – заявил Питер, – И чем больше Вы его смотрели, тем менее страшным становился фильм, верно?

– Да, – сказал я, – И что?

Питер поднял тетрадь и вручил ее мне.

– Это Ваш новый фильм ужасов, Энтони, – сообщил он, – Это то, что преследует Вас в кошмарах,… даже когда Вы не спите. Вы прочитаете ее, и перечитаете снова,… и снова,… и снова,… и однажды,… верите Вы в это или нет, у Вас вообще не будет проблем с чтением этой тетради. Боль от тех воспоминаний полностью исчезнет,… или значительно ослабнет,… но, Энтони,… будет легче. И тогда мы начнем исследовать места «затыков».

– Места «затыков»?

– Да, – Питер начал вставать и я подал ему руку, помогая подняться, – Места «затыков»… это места, где Вы прерываете чтение,… которые читать настолько больно,… что Вам хочется бросить это занятие. Когда мы дойдем до них, мы поговорим о них и выясним, почему они являются таковыми для Вас. Мы исследуем до самого дна каждое чувство, …каждый страх, …мы хорошенько заглянем к ним внутрь,… а затем мы убьем их всех,… одно за другим. Это займет время. И какая-то часть боли никуда не денется. Теперь она часть Вас, хотите Вы этого или нет. Но со временем раны заживут,… не полностью, конечно,… но,… это будет такая боль, с которой можно жить,… и думать о ней время от времени,… изучать ее,… может быть, даже когда-нибудь… поговорить о ней с другими людьми, которые к тому моменту окажутся новичками с их собственными фильмами ужасов, как Вы сейчас. Эта боль, жизненный опыт, описанный в этой тетради, может убить Вас,… или сделать сильнее. Дело Ваше. Я вижу, что вы боец. Именно поэтому я выбрал для Вас такое лечение. Я знаю, что Вы в силах сделать это.

Он по-прежнему смотрел на тетрадь, и я взглянул на нее,… затем перевел взгляд на него.

– Зачем тогда мне было нужно записывать все это? – спросил я спокойно, устыдившись того, что толкнул его на пол, – Если Вы хотели, чтобы я рассказал об этом, Вы могли просто задавать мне вопросы.

– Письмо лучше, – сказал Питер, – Люди раскрывают больше подробностей, когда описывают события, нежели рассказывают о них. И если вы будете читать одни и те же слова снова и снова,… Вам будет становиться все лучше и лучше… со временем. И в один прекрасный день, без предварительного предупреждения, я попрошу Вас написать об этом еще раз,… только на этот раз, держу пари, слова будут другими. В ваших словах не будет самобичевания, вины,… держу пари, в тот день Ваш голос будет тверже, …и это будет рассказ не о жертве по имени Энтони. Это будет рассказ о больном ублюдке, которому на веки вечные суждено гореть в аду. И концовка этого рассказа будет о том, как ему не удалось Вас сломать,… и как Вы пережили это.

– Блин, – сказал я, когда он закончил, – Однозначно, Вы умеете хорошо говорить, док. Я сделаю это.

– У меня нет необходимости уметь хорошо говорить, Энтони, – сказал Питер, – Я говорю Вам правду. Это не мои слова,… я просто делюсь ими с Вами. И, может быть, в один прекрасный день, Вы поделитесь ими с кем-то еще.

– Дайте мне эту ебаную тетрадь, – сказал я, забирая ее у него из рук и усаживаясь обратно на его стул, пока он садился на стул напротив.

Я посмотрел на обложку и сделал глубокий вдох, почти со страхом прикасаясь к ней пальцами, словно она обожжет их, если я сделаю это.

– Я действительно не знаю, как много из этого я могу прочесть, – предупредил я его, – Но я попытаюсь,… окей?

– Это все, о чем я прошу, Энтони, – сказал Питер, сложил руки и опустил на них голову, закрывая глаза и готовясь слушать.

– Вы можете начинать, как только будете готовы, – сказал он.

Он ждал, пока я сделаю несколько вдохов,… вспоминая, что написано на первых страницах,… видя эти образы в своей голове,… блять, я даже почти ОЩУЩАЛ ЗАПАХ сэра Кевина и кожи, в которую он был одет в тот день. Питер продолжал ждать, застыв в одной позе, позволяя мне самому решить, когда начинать чтение.