На самом деле, я так не думала. Уверена, что в один прекрасный день Эдвард отпустит поводья,… возможно, когда Кэти исполнится… тридцать… сорок, …может быть, тогда. Может быть.
Наконец он выпустил поводья,… и дал лошади сделать примерно три шага, прежде чем рвануть за ней и снова ухватиться за них. Я рассмеялась – вырастет ли когда-нибудь бедная Кэти, если ее доблестный защитник постоянно будет рядом? Я в этом сомневалась.
А затем Кэти познакомилась с Дэнсер, …это было так прекрасно. Эдвард открыл дверь в ее загон и прошептал Кэти так, словно мы стоим перед входом в церковь:
– Постарайся вести себя тихо, ладно, детка? Она все еще не слишком здорова.
– Ладно, папочка, – уважительно прошептала Кэти, и все мы тихо вошли в загон. Денсер стояла, немного опустив голову, с закрытыми глазами. Она спала.
– Оооооо…, – с благоговением прошептала Кэти и близко наклонилась к морде лошади, не дотрагиваясь до нее, – Она ТАКАЯ красивая!
Она все еще говорила шепотом, и Эдвард улыбнулся, глядя на Дэнсер.
– Да, красивая, – прошептал он в ответ, поглаживая пальцами и сдвигая в сторону челку лошади, которая слегка свисала ей на глаза.
Я говорила Эдварду, что ему не о чем беспокоиться. Она боялся, что Дэнсер покажется Кэти уродливой из-за своих болячек и рубцов. В свое время он также говорил, что когда Кэти его увидит таким, какой он есть, или когда-либо узнает о его прошлом, …она тоже решит, что он – урод.
Но, как я ему говорила, Кэти получила серьезные ожоги и была обезображена. И она прошла через это, но до сих пор она живет с воспоминаниями о том, каким было ее лицо, …как с ней обращались другие дети, …и я знала, что ей не чуждо сострадание – особые глаза, чтобы увидеть красоту Дэнсер, которую видели мы с Эдвардом. Я была рада, что оказалась права.
Мне показалось, что Кэти хочет прикоснуться к ней, но затем она убрала руку.
Эдвард заметил это и прошептал, взяв ее за руку:
– Все в порядке, ты можешь погладить ее, …просто будь очень нежна, …словно перышком…
Он показал ей, как прикоснуться к Дэнсер, …и Кэти очень осторожно и нежно погладила ее своими пальцами. Эдвард убрал свою руку, глядя, как она гладит лошадь, и с гордостью улыбнулся.
Дэнсер не проснулась, пока Кэти гладила ее по шее, не дотрагиваясь до стежков в центре, …и глаза у Кэти наполнились слезами.
– Она и правда очень больна, пап? – спросила Кэти, продолжая гладить лошадь.
– Боюсь, что да, детка, – прошептал он в ответ, глядя на дочь, – Но в один прекрасный день ей станет лучше. Может быть, тогда, если она будет готова, ты сможешь покататься на ней.
Я улыбнулась этой идее. Я не могла себе представить лучшего для Дэнсер, чем милая маленькая девочка, сидящая у нее на спине. И даже более того – я таяла, представляя себе Эдварда верхом на ней.
Но, вероятно, этого не произойдет еще очень долгое время.
– Почему это случилось с ней, пап? – Кэти по-прежнему понижала голос, но это был такой невинный вопрос, от которого у меня на глаза тут же навернулись слезы, как только я услышала его.
– Я не знаю, – прошептал Эдвард с болью в голосе, – Все мы знаем, что плохие вещи иногда случаются. И мы не знаем, почему. Но возможно, что когда-нибудь мы узнаем это. Узнаем и поймем. И тогда мы возблагодарим Бога за то, что он послал нам Дэнсер, …чтобы научить нас состраданию, …научить нас нежности, …научить нас, как ИСЦЕЛЯТЬ. И возможно, когда-нибудь, …может быть, …если будем достаточно сильны, …мы даже сможем научиться прощать… тех больных ублюдков, которые сделали это с ней.
Я мысленно рассмеялась, оставив это при себе, …это был настоящий шаг вперед и очень классно прозвучало – даже включая слова про «больных ублюдков». Кэти не поморщилась от слов Эдварда, …она выглядела так, словно была полностью согласна с ним на этот счет, …и было отрадно, что он не говорил с ней, как с ребенком.
– Хотя я сомневаюсь, что я настолько силен или когда-нибудь стану, – добавил он затем.
Кэти взглянула на Эдварда как на слабоумного.
– Ты и правда сильный, папа, – она похлопала его по руке.
– Спасибо, детка, – он улыбнулся ей, – Как и ТЫ. Я действительно горжусь тобой, Кэти. Большинство детей твоего возраста испугались бы, увидев ее, …или сказали бы что-нибудь жестокое. Но не ты. Ты – особенная.
– Я бы никогда не была жестока к лошади, – Кэти выглядела немного неуверенной в том, что сказать, – Или к кому угодно.
– Я знаю, – Эдвард улыбнулся ей, глядя на свое сердечко на двух ногах.
– Можно я помогу тебе ухаживать за ней, пап?– спросила Кэти.
Эдвард начал качать головой и уже приготовился ответить, но я сказала:
– Думаю, это было бы очень мило.
Тогда Эдвард посмотрел на меня и в его глазах читался вопрос.
Я кивнула и очень мягко сказала:
– Думаю, Кэти будет великолепной медсестрой для Дэнсер.
– Можно, можно? – спросила она у Эдварда, светясь счастьем и возбуждением.
Эдвард был в полном шоке, так что смог лишь кивнуть и улыбнуться, пытаясь спрятать от нее подступающие слезы.
Он все еще думал, что Кэти ребенок. Но он должен был начать видеть ее той, кем она являлась – девочкой-подростком, которая через несколько лет станет женщиной. Он думал, что она не справится с уходом за Дэнсер – с кровью, швами, …болью этой лошади, …но я знала, что за сердце у этой маленькой девочки. Я знала, что она может сделать это.
Так началось партнерство Эдварда и Кэти, его верной медсестры. Позднее тем вечером я сказала Эдварду, что я думала, что им с дочерью следует какое-то время побыть вдвоем. Я немного обдумала это и знала, что это правильно, и Питер подтвердил мои мысли по этому поводу.
Было хорошо, что я являлась частью их динамики, их семьи. Но еще Эдвард и Кэти были отцом и дочерью. Как мы с Чарли. Им следует делать что-то вдвоем, делать что-то, что связывает только их, без моего вмешательства. И пока они будут этим заниматься, мне тоже следует попытаться завести каких-нибудь друзей. Доктор Питер сказал, что мне следует завести какие-нибудь отношения вне дома. Эдвард возненавидел эту идею и был готов уволить доктора Питера тем субботним вечером.
Я даже сходила поужинать с парой девушек, с которыми познакомилась на одном из предметов, …и это было мило. Не то, чтобы все было ужасно весело или интересно, но было вполне хорошо. Мы сыграли в пул (американский бильярд – прим.пер.), и – верите или нет – но мы выпили по паре пива. Мне было просто Богом не дано играть, но это никого не волновало. Думаю, за весь вечер я загнала в лузу лишь пару шаров. Без Эдварда я чувствовала себя словно голой, …и вскоре заспешила домой.
Он, словно вожатый скаутов, сидел в гостиной на стуле, постукивая ногой об пол в ожидании меня. Когда я вошла, он вскочил и начал допрос.
«Ты повеселилась? Как все прошло? Там были парни? Мужчины? Что? Почему ты ничего не говоришь? Тебя кто-то ударил? Тебя лапали? Я УБЬЮ его! Кто это был?».
Все это было оформлено в одно длинное предложение, …а я по-прежнему не произнесла ни слова с тех пор, как вошла.
– Мне не мерещится запах пива? – спросил он затем, – Ты пила? Я знал, что будут неприятности, когда тебе исполнится двадцать один! Ты пьяна? Тебя тошнит? Помочь тебе дойти до туалета?
Я просто была вынуждена рассмеяться над ним – он был так охрененно мил, чрезмерно опекая и контролируя меня.
– Почему ты смеешься? – продолжил мистер Вопрос, – Произошло что-то забавное? Там был какой-нибудь веселый парень? Тебе нравятся веселые парни? Я могу быть веселым.
В ответ я лишь вцепилась руками в его лицо и страстно поцеловала, …я действительно соскучилась по нему в тот вечер.
– Ты И ЕСТЬ веселый, – сообщила я, проходя мимо него в нашу спальню чтобы переодеться для сна.
– Почему ты не отвечаешь мне, Белла? – спросил он нервно, следуя за мной в комнату и возобновляя допрос, – Ты танцевала? Ты что-нибудь ела? Ходила в кино? Что? О чем ты не говоришь мне?
В тот вечер я чуть не позвонила Питеру, чтобы услышать мистера Задавайте-любые-вопросы, пока Эдвард продолжал допрашивать меня, но я пожалела доброго доктора.