- А людены?

- А что людены?

- Ну, их же никто не отменяет?

- Нет, не отменяет. Так и здесь - вы сами в ответе. Тут, как вы с Валентином надумаете. Если без люденов решитесь порезвиться, резонанса никакого не будет. Так… лёгкий всплеск. Если люденов впряжёте – так Проскурин замечательно их программирует и без нашего участия. Так что, вот она, самостоятельность.

- Ну, хорошо, самостоятельность. Но как же Система такое может допустить? Вдруг выйдет за рамки ситуация?

- Во-первых, диапазон действий «разрешённых» настолько широк, что трудно будет из него выскочить при всём желании. А, во-вторых, зреющий плод настолько огромен, что все силы туда брошены, независимо от текущей ситуации. Перед предстоящим всё меркнет. Они же в курсе, что наряду с тем, что они окончательно могут подгрести под себя всю… ВСЮ жизнь, в то же время и узел этот огромный будет уязвим для деятелей, типа, нас. Вот и роют рвы и насыпают брустверы, опасаясь вторжения.

- Смотри-ка, нашу любимую высотку уже отдали, - вдруг отвлёкся Юра от разговора, кивая на массивное, но стройное здание. В окнах мелькали всполохи и слышались взрывы. Юра вздохнул, - только Кремль и осталось под эти развлекухи им отдать.

- А, кстати, ты знаешь, что увлечённость полигонами резко пошла на убыль, как «Московия» вновь заиграла?

- Шутишь?

- Серьёзно тебе говорю. Изучение и отслеживание настроения масс – это ж работа моего отдела, в том числе. Так вот, народ начал оттягиваться от этой гнусной, скажем прямо, забавы.

- Так это же… это же просто класс! – Юра прямо-таки расцвёл после этого известия.

По мосту проезжали редкие земные машины, над рекой сновали более многочисленные летающие.

- А река-то чище не стала, - снова перескочил Юра.

- Так чего ей чище становиться? Пусть нет производств и численность населения слегка уменьшилась, зато никто почти не следит за сбросами всякими нехорошими. Так формально могут пожурить, спрятав конвертик в карман.

- Да… вот даже если у нас получится свалить махину, сможем ли мы всё возродить?

- Тут, Бобрик как раз встаёт та сложная проблема, по поводу которой у тебя было мнение однозначное. И когда ты ещё сильно ругался, - Лера отвела глаза.

- Это когдай-то я ругался? Точнее, кричать-то я могу, но… постой, это ты про то, что с таким вот контролем куда успешнее и эффективнее можно руководить людьми?

- Да, ты громко кричал, ох, как громко.

- И правильно кричал! И буду вновь кричать! – сразу распалился Юра. – Тут же смысл жизни весь нарушается, если люди полностью себе неподвластны! Полностью!

- Стой, охолони. И послушай немного, - Лера мягко прикоснулась к его плечу. Они, перешли реки Москву и Яузу, и стали поднимать по Яузскому бульвару. – Ты же сам всегда декларировал, что в сильном государстве граждан нужно заражать какой-нибудь идеологией. Будь то религия, коммунизм, потребление или демократия. Что выгодно управляющей горстке, то и насаждается. Иначе анархия, разброд и шатание. И если мы подразумеваем (практически в абсолютных оценках), что мы-де несём добро и процветание планете Земля, то почему нам не нужно свои идеи садить ростками в сознание граждан? Всё то же, что и сотни лет назад, технологии просто другие.

- Так здесь же прямое управление идёт уже как бы изнутри! А не под воздействием внешних сил – вот и принципиальная разница, - возразил Юра.

- Вот и нет! Никаких изнутри. Видно, надо тебя ещё разок сводить к нашей паутине.

- Хм… может, и надо. Но… Не знаю, почему-то я противлюсь этому почти что инстинктивно, а чутью своему я привык доверять. – Юра нахмурился. – Есть о чём подумать, но не по душе мне эта идея. Лерусь, где приземлимся на чаепитие?

- А что тут есть из заведений? Ведь мы с тобой тут сто лет не были, небось, ничего и нет подходящего…

Они продолжали шагать по пустынным бульварам, вглядываясь в подслеповатые вывески по бокам и объёмные рекламы, нависающие над самой дорожкой. Попадались какие-то бесчисленные аптеки, юридические конторы и игровые. Общепиты были ресторанно-пивного вида, по приближении к Чистым Прудам становящиеся всё более претенциозными. На стоянках вокруг теснились дорогие мобили – вечер только начинался, а подобные заведения были уже полны. Но вот, на Покровке, затёртое современными, но безликими громадами зданий мелькнула уютная надпись «Кофейня».

- Ой, смотри, Юрка, что-то милое, кажется. Давай, заглянем, - Лера потянула мужа за рукав.

Внутри действительно оказалось неплохо: старомодность соседствовала с удобным интерьером, малолюдность дополнялась небольшими внутренними габаритами. Тёплый запах кофе дразнил.

- Остаёмся! Только я чего-то проголодался. Надеюсь, тут и официанты ходят? Хочется чего-нибудь перекусить, – Юра, сняв с Леры пальто, плюхнулся рядом с ней на удобный диванчик. – Слушай, так прямо хорошо и уютно, - он, впервые с начала прогулки, улыбнулся.

Их заметила симпатичная официантка и, вежливо поздоровавшись, подала меню. Самое обычное на ламинированных листах.

- Юр, а смотри, лет десять назад нельзя было отбиться от поклонников в общественных местах, а сейчас даже и не узнают, - аккуратно озираясь, заметила Лера.

- О! Лерусь, я к потери популярности давно привык. Да ты вспомни, сколько, например, год назад, когда мы были в Пречемпионате, ходило на стадион народу. Наши оранжевые трибуны были похожи на гнилой апельсин. Это, вон, последние игры стали напоминать прошлое.

- То ли мы меняемся, то ли окружение… - задумчиво протянула Лера, сверля взглядом меню.

- Я буду нагло пожирать вредный сэндвич и запивать всё крепким кофе! – потревожил её мысли Юра громким заявлением.

- Ой, горластый! - встрепенулась она. - А я салатик съем зелёненький и запью чайком. Надо ещё сладкое глянуть, что тут есть.

Вскоре они, ещё немного румяные с мороза, с аппетитом навалились на нехитрые закуски, запивая горячим.

- Вспомнились мамины пирожки. А ещё лучше, когда вы вдвоём чего-нибудь готовили, - мечтательно завернул Юра.

- Да, Ксения Ивановна знатный кулинар. Сейчас, наверное, оттачивает своё мастерство на Владимире Викторовиче.

- Лер, я давно хотел спросить. Да всё не решался, - вдруг заскромничал Бобров.

- Так, уже интересней. Мегазвезда прошлого до сих пор робок?

- Про маму твою, неужели ты совсем не скучаешь? Не хочешь повидаться?

Лера разом потускнела лицом, откинулась на спинку дивана и, вцепившись в кружку чая длинными пальцами, стала отпивать напиток мелкими глотками.

- Ты же знаешь, что после разрыва ещё тогда, в период нашего с тобой знакомства, я делала такие попытки. Очень тосковала, хоть и злилась. Она же как-то странно реагировала, практически игнорируя мои попытки пойти на сближение. Моя тоска поутихла. Я смирилась. Но всё же знала, что где-то там, в Европах живёт моя мама, верила, что когда-нибудь мы снова увидимся. Постепенно такую роль заполнила Ксения Андреевна… по-поему, у нас с ней это взаимно...

- А как же! Она всегда мечтала о дочке, - перебил Юра.

- Да, у нас с ней совсем не классические отношения Свекровь-Невестка. Но мама всё же была. Она исчезла для меня тогда, в тридцатом. Она не могла не знать, даже больше того, потом я проверяла – она знала. Но ничего, ничего не сделала! Чтобы приехать, обнять, утешить... НИ-ЧЕ-ГО. Вот тогда-то я окончательно и осиротела. Да, я по-прежнему слежу за её жизнью, но совершенно отстранено. Во мне тогда будто что-то оторвалось. Безвозвратно.

Юра обнял жену, устроив её голову на своём плече, целую сухие, но печальные глаза.

- Так что вы моя единственная и безоговорочная семья. А уж бабское счастье намертво связано с одним обалдуем, который и в сорок лет живёт мечтами.

- Ого! – Юра округлил глаза и посмотрел в заулыбавшиеся глаза жены.

- Ага! За что и ценю, - она легонько коснулась его губами.

Здесь, в центре чахнувшей Москвы, разбухшей от стекла, бетона и асфальта, в зажатом маленьком кафе, Бобров вновь ощутил ту силу, и в то же время, ту уязвимость, что придавала ему близость с этой женщиной, воплотившей многие его мечты.