Римо вышел из ворот, оседлал мотоцикл и двинулся по песку за Филдингом. Грузовичок Филдинга ехал по узкой дороге со скоростью семидесяти миль в час, и Римо сумел догнать его только мили через две. Он подскочил на мотоцикле прямо к открытому окну грузовика и тут же обругал себя. Похоже, он сильно напугал Филдинга, потому что тот вильнул рулем, грузовичок кинуло влево, и он вскользь зацепил мотоцикл Римо.

Мотоцикл накренился, Римо бросил весь свой вес в противоположную сторону и удержал его от падения. Переднее колесо мотоцикла все же оторвалось от земли, и он резко крутанулся, встав почти вертикально. Выровняв мотоцикл, Римо затормозил в стороне от дороги.

Филдинг уже остановил «пикап» и из кабины смотрел на подходившего Римо.

— Вы меня напугали. Вы же могли разбиться, — сказал он.

— Ерунда, — сказал Римо. Он посмотрел на погнутый мотоцикл. — Если вы не против, я поеду дальше с вами.

— Нет, конечно. Садитесь за руль.

По дороге в аэропорт Римо сказал:

— Там на участке произошел настоящий цирковой номер с исчезновением человека. Куда вы скрылись?

— На участке? Я был на делянке.

— Я вас там не видел.

— Должно быть, я вышел с нее как раз в тот момент, когда вы вошли под тент. Всходы отличные, не правда ли? Вы приехали ради этого — посмотреть, как зреет урожай?

— Нет. Я приехал предупредить, что ваша жизнь, похоже, в опасности.

— Почему? Кому нужна моя жизнь?

— Не знаю, — сказал Римо. — Но слишком много насилия вокруг этого дела.

Филдинг медленно покачал головой.

— Сейчас никто не может мне помешать. Слишком поздно. Растения поднимаются так быстро, что даже опережают мой график. Еще дня три, и я смогу продемонстрировать их всему миру. Мой чудесный урожай — спасение для всего человечества. Я думал, он созреет через месяц, но хватило и двух недель.

Он взглянул на Римо и улыбнулся.

— И тогда настанет конец.

Филдинг не пожелал, чтобы Римо сопровождал его на другие опытные участки.

— Послушайте, — сказал он. — Вы постоянно говорите о насилии, но ведь все оно фактически направлено против вас. Не против меня. Может быть, цель его — именно вы, а не я.

— Сомневаюсь, — сказал Римо. — И еще. Одна девушка ездила на ваш склад в Денвере. — Римо почувствовал, как напрягся на сиденье Филдинг. — После этого она умерла. От радиационного облучения.

— Кто она? — спросил Филдинг.

— Кубинка, она пыталась украсть формулу метода.

— Какая жалость! В Денвере, действительно, очень опасно. — Он пристально взглянул на Римо. — Могу я довериться вам? Я скажу вам то, чего не знает ни одна душа. Это особый вид радиации, которым обрабатывались семена, чтобы они давали такой волшебный урожай. Эта радиация, действительно, опасна, если не знать, как от нее защищаться Бедная девушка, мне ее очень жаль. — Он покачал головой — Мне сейчас так же плохо, как было, когда погиб при трагических обстоятельствах мой слуга Оливер. Не хотите ли взглянуть на его фотографию?

В зеркальце водителя Римо видел, как губы Филдинга искривились в гримасе. Или это была усмешка? Какая разница. Многие скрывают свое волнение под усмешкой.

— Нет, обойдусь без фотографий, — сказал Римо.

Когда несколько позже он остановил автомобиль в аэропорту, Филдинг положил ему руку на плечо.

— Послушайте. Возможно, вы правы. Если все эти нападающие считают, что путь ко мне лежит через вас, то нам лучше держаться порознь. Вы согласны?

Поколебавшись, Римо кивнул. Это было логично, но не очень его устраивало. Он впервые нашел себе дело по душе и хотел довести его до конца. Если спустя десятилетия или даже через несколько поколений история Римо станет известна людям, они тогда смогут судить не по числу убитых им мерзавцев, а по одной-единственной жизни, которую ему удалось спасти. Ибо это — жизнь самого Джеймса Орайо Филдинга, человека, который навсегда покончил с голодом, нищетой и страданиями на земле.

Римо думал об этом, следя за самолетом, уносившим от него Филдинга. Он продолжал думать об этом и во время своего полета в Денвер. Думал и после, когда, совершенно случайно, вспомнил о лежащих в кармане зернах с опытного поля Филдинга. Вспомнил — и отнес их в агрономическую лабораторию университета Огайо.

— Абсолютно нормальные зерна, — сказал ему ботаник, — Хорошие, доброкачественные образцы пшеницы, ячменя, сои и риса.

— А как бы вы среагировали, если бы я сказал, что они выращены в пустыне Моджав?

Ученый улыбнулся, показав желтые от табака зубы.

— Я бы сказал, что вы провели слишком много времени на солнцепеке с непокрытой головой.

— И все же они выращены именно там.

— Невозможно.

— Да вы, наверное, об этом слышали, — сказал Римо. — Проект Филдинга «Чудесное зерно». Эти зерна с его опытного поля.

— Разумеется, я слышал об этом. Но я не собираюсь верить в эту болтовню. Послушайте, дружище, в мире есть одно чудо, которого никто не может совершить. А именно — вырастить рис в какой-либо почве, кроме грязи. Грязь — это земля с водой. Ясно?

— При этом методе растения извлекают влагу из воздуха, — объяснил Римо терпеливо.

Ученый громко расхохотался. Он смеялся очень долго.

— В пустыне Моджав? Да нет там никакой влаги в воздухе. Там влажность равна нулю. Попробуйте извлечь влагу из такого воздуха. — И он опять начал смеяться.

Римо сунул образцы обратно в карман.

— Вспомните, — сказал он, — точно так же смеялись над Лютером Бербэнком, когда он вывел арахис. Над всеми великими людьми вначале смеются.

Ботаник, видимо, был одним из тех, кто смеялся бы и над Лютером Бербэнком, потому что, когда Римо ушел, он все еще продолжал хохотать, приговаривая:

— Рис... в пустыне. Арахис... Лютер Бербэнк... ха-ха-ха...

Небольшой 16-миллиметровый проекционный аппарат, стрекоча, как детская игрушка, и вращая, подобно вентилятору, бобины с лентой, бросал вперед сноп света. На экране из непрозрачного стекла один за другим мелькали кадры. Перед экраном сидел Джонни Черт Деуссио.

— Джонни, сколько можно смотреть на этого парня? Говорю тебе, дай мне всего трех хороших ребят. И мы безо всяких дурацких штучек пойдем и просто пристрелим его.

— Заткнись, Сэлли, — сказал Деуссио. — Во-первых, тебе не найти трех хороших ребят. И даже если бы ты их нашел, то не знал бы, что с ними делать.

Сэлли, уязвленный, заворчал, его ненависть к тощему остроскулому субъекту на экране с каждой секундой становилась все более острой.

— Если бы у меня был шанс до него добраться, — пробормотал Сэлли, — он бы сейчас не сбрасывал людей с крыш.

— Ты уже упустил свой, Сэлли, — сказал Деуссио. — В ту ночь, когда он пролез сюда. Под самым твоим носом. Под носом всех твоих охранников. И сунул меня головой в унитаз.

— Так это был он? — Сэлли снова посмотрел на экран, уже с гораздо большим интересом. Он видел, как Римо, словно гуляя, шел по улице, а вокруг посвистывали пули. — Не вижу в нем ничего особенного.

— Ты вонючий болван! — заорал Деуссио. — Что бы ты стал делать, если бы кто-нибудь с крыши соседнего дома стал палить в тебя из винтовки с прицелом ночного видения?!

— Я бы побежал, Джонни. Побежал со всех ног.

— Правильно. Ты бы побежал. И стрелок взял бы упреждение и всадил тебе пулю прямо в голову. Если бы нашел ее у тебя на плечах. А этот малый, в котором ты не видишь ничего особенного, спокойно ушел, и ни одна пуля его не достала. А теперь убирай отсюда свой вонючий зад и дай мне подумать, как с этим малым справиться.

После того как Сэлли вышел, Джонни Черт откинулся в кресле и запустил фильм еще раз. Он смотрел, как Римо легко, словно по приставной лестнице, поднимался по водосточной трубе. Как он заставил стрелка промахнуться с близкого расстояния и затем сбросил его с крыши, и как тот повис на веревке от флагштока.

Он наблюдал, как Римо спускался по водосточной трубе, как приостановился, ощупывая трубу кончиками пальцев. В этот момент, догадался Деуссио, Римо почувствовал, что кто-то поднимался за ним по трубе.