– Всё равно беспокоюсь. И я хотел успеть повидаться с рувимом.

– А-а-а, – протянул Бобел. И, помолчав, добавил: – Как ты с ними общаешься, интересно…

– Я бы и сам не против узнать,– проворчал я.

– К ним никто и подойти-то не может. В Харчевне болтают, что ты давным-давно превратился в колдуна.

– Было бы здорово.

Я встал и обошёл скалу, у подножья которой мы расположились. За ней, в неглубокой ложбине стояла пирамида.

Пирамиды, которые люди строили перед Проникновением, оказались единственными нашими сооружениями, выпавшими на Додхар с Потерянных территорий. И находятся они примерно в тех местах, где их когда-то возвели на Земле.

Только теперь каждую стерёг один из рувимов.

Эта пирамида была небольшая, правильной формы, металлическая, четыре метра высотой, а рувим возвышался над ней ещё на добрых два метра. Фигура в белом хоть и была полупрозрачной, невольно внушала уважение, особенно когда подойдёшь близко. Но только близко подходить никто не отваживался, потому что длинный пылающий меч в руке существа мог даже танк развалить надвое. Когда техника ещё работала, некоторые пробовали подъехать.

Я мог бы спорить, что охраняемая здешним рувимом пирамида сработана кустарно. Чья-то частная постройка. Иначе она не развернула бы над собой Калейдоскоп миров – беспорядочное переплетение входов в параллельные пространства и выходов из них.

Глядя на сооружение, собранное из уголка и листовой стали, я думал, что эта пирамида могла быть той самой, которую когда-то построил на своём огороде Даниил Кречетов. Ведь до Проникновения он жил как раз в наших местах. Фантазёр и мечтатель, не дурак выпить, и из-за своего пристрастия не способный удержаться ни на одной работе более года, он в конце концов оставил попытки жить как все, продал квартиру и обзавёлся крестьянским хозяйством. С тех пор кормился с огорода, разводил свиней и пополнял бюджет за счёт случайных заработков.

Неизвестно, когда ему впервые пришло в голову, что пирамида Хеопса выглядит в точности так, как должна выглядеть одна из сторон гиперкуба1, помещённого в трёхмерное пространство. Сам он говорил, что лет в четырнадцать. Люди, близко его знавшие, подтверждали, что при всей своей видимой никчёмности, Кречетов отличался острым умом (направленным, по мнению соседей, не туда, куда нужно) и любовью к точным наукам, в частности к геометрии. Даже грядки на его огороде поражали своей прямизной и почти идеальной формой.

Его близкий друг, человек куда более практичный, который впоследствии стал главным популяризатором кречетовских идей, потом рассказывал, как Даниил, устроив однажды в честь своего дня рождения посиделки с домашней бражкой, поделился с ним своими мыслями. Немногочисленные гости уже разошлись, а они вдвоем ещё долго сидели, и Даниил рисовал гиперкубы и пирамиды на грязных салфетках огрызком карандаша, доказывая, что любая правильно построенная в нашем мире пирамида создаст ещё семь своих виртуальных двойников в параллельных пространствах, – и мы будем иметь переходник, связывающий восемь миров, считая наш собственный.

Бражка у Кречетова была хорошей, рассказывал он интересно, и его друг поинтересовался, почему только восемь, а не все сразу? Ведь трёхмерных пространств внутри четырёхмерного должно существовать великое множество?

Да, сколько угодно, подтвердил Кречетов. Они там как бесконечно тонкие листы в книге бесконечной толщины. Но мы, как существа ограниченные своей природой, получим доступ только к семи. Для доступа к остальным или геометрия переходника должна быть другой, или мы сами должны стать другими.

Дальше события разворачивались так, как и следовало ожидать. Друг Кречетова, со своей практичностью, на утро выпил две таблетки шипучего аспирина и забыл о разговоре. Кречетов, со своей непрактичностью, распродал всех имевшихся у него на хозяйстве свиней, купил сварочный аппарат, пригнал из города машину, гружённую железными листами и уголком, и приступил к строительству ворот в параллельные миры посреди собственного огорода.

До Проникновения эта история была известна, наверно, каждому жителю Земли. Да и сегодня в разбитых газетных киосках и заброшенных книжных магазинах можно найти пачки комиксов, изданных перед Проникновением миллионными тиражами. Во все семь пространств – в те самые, которые нукуманы называют мирами Обруча, – Кречетову попасть не удалось. Он смог открыть только один канал и очутился на планете с нетронутой природой и чистейшим воздухом, которая была почти точной копией Земли, – но без людей. И ещё там не было хищников. Словно в первозданном раю, все животные питались растительной пищей, а за счёт чего регулировалась их численность, Даниил не понял.

Справедливо рассудив, что его открытие рано или поздно станет известно не только ему, Кречетов задался целью устроить так, чтоб вновь открытый мир не стал добычей промышленных магнатов и не превратился в предмет раздора между мировыми державами. На самом деле никакого способа избежать того и другого не существовало, но Даниилу показалось, что он его нашёл. Подробно описав в обширной статье свою теорию, как и сам способ перехода на Парадиз, он выложил всё это в Интернет. И среди пользователей нашлось достаточно сумасшедших, чтобы не только поверить ему, но и попытаться повторить его опыт на практике. Тем более что множество маленьких пирамид, подобных кречетовской, в мире уже имелось. Кто-то использовал их для оздоровления, кто-то – для медитаций.

Нетрудно догадаться, что началось, когда с Парадиза на Землю вернулось несколько первопроходцев, обременённых реальными доказательствами существования нового мира в виде засушенных растений, отловленных животных, и даже образцами почвы и воздуха в герметичных колбах.

Пока вопрос о научном исследовании беспризорного рая решался специально созданной комиссией Организации Объединённых Наций, началась стихийная и никем не контролируемая колонизация Парадиза. На всех континентах и во всех странах люди лихорадочно строили пирамиды, перемещая на Парадиз уже не только самих себя, но и всё своё имущество; корпорации перебрасывали туда оборудование и наспех сколоченные группы специалистов, спеша застолбить территорию; и все государства, плюнув на запрет ООН, боясь опоздать к дележу, наперегонки выводили на просторы девственной планеты свои наиболее боеспособные армейские подразделения, оснащённые новейшей военной техникой.

В короткие сроки Земля потеряла четверть населения. Назад теперь почти никто не возвращался. Начальники штабов всё чаще теряли связь с войсками, а многие командиры на Парадизе открыто объявили о независимости от собственных держав. Отчаявшись остановить лавину перемещений мирным путём, военные на Земле расстреливали с воздуха огромные общественные пирамиды, возведённые различными организациями и движениями с целью предоставить доступ на Парадиз любому желающему. Маленькие пирамиды в частных владениях давили танками. По телевиденью непрерывно передавали выступления обезумевших беженцев с Парадиза, стремительно превращавшегося в ад, наполненный резнёй и насилием. Но ничего не помогало, беженцам не хотели верить, и к началу Проникновения население Земли уменьшилось уже до шестидесяти процентов от первоначального.

Лишь самые умные, и среди них – мой отец, додумались до мысли просто оставаться на месте, сообразив, что вскоре на нашей собственной планете станет не менее просторно, чем на её некогда пустынной соседке.

Потом началось самое плохое. Пирамиды стали сами собой схлопываться или разворачивать Калейдоскопы миров. Любого, кто осмеливался приблизиться к ним вплотную, всасывало внутрь и выбрасывало уже не на Парадиз, а вообще неизвестно в какие миры и пространства. Иногда Калейдоскоп разворачивался быстро. Но чаще призрачный шар возникал над вершиной пирамиды, медленно вращался, рос, пока не поглощал её целиком. Затем взрывался, не оставляя после себя ничего.

А чуть позже началось Проникновение, и людям стало не до Парадиза. Почти половина земных территорий провалилась в тартарары, вытолкнув взамен себя на Землю мрачноватые додхарские пустыни, бесконечные лавовые поля и леса с полуживыми растениями. Что происходило на Парадизе, осталось неизвестным; однако, по всей видимости, Проникновение потрясло Великий Обруч миров целиком, изменив до неузнаваемости каждую принадлежащую ему планету.