Я вытащил из бокового кармана рюкзака самодельную мину и направился обратно к проходу в гряде. Тотигай шёл за мной попятам. Гидра почуяла недоброе, трупы в её щупальцах затряслись, но она только подтянула их поближе к стволу, не пытаясь на нас напасть.
– Вот потому-то ты и сдохнешь сегодня, – пробормотал я. – Не можешь оторваться от жратвы даже для защиты жизни.
– Да что ты ей толкуешь, она же ничего не понимает, – сказал кербер. – Тупая скотина.
– Сейчас поймёт.
Я поставил таймер на пять минут, присел у основания ствола и засунул мину между каменных плит, которые гидра выворотила из скалы, вылезая на поверхность. Сверху послышалось шипение, и самое толстое щупальце всё же прервало пирушку ради того, чтобы меня схватить. Оно всё поросло щупальцами потоньше, и на конце каждого отростка торчала головка с четырёхстворчатой пастью, отличавшаяся от других только размером. Тотигай подпрыгнул и полоснул по этому шевелящемуся месиву когтями. Чёрная жижа так и брызнула во все стороны, гидра тут же переключила внимание на кербера, и я благополучно выбрался из зоны её досягаемости, отрубив попутно ещё несколько голов.
Добравшись до рюкзака, я уселся на небольшой валун рядом и подождал, пока сработает взрыватель. Мина гулко бухнула, с горы в проход посыпались камни, но недостаточно много, чтобы его перегородить. Гидра завалилась на бок, жутко зашипела, потом всё стихло. Только и видно было, как извиваются и вздрагивают её жилистые руки-ветви да дёргаются перепонки между ними.
Отыскав несколько пучков жёсткой травы, сиротливо прозябавших в этом царстве песка и камней, я тщательно вытер меч и счистил чёрные кляксы с одежды. Тотигай долго валялся по земле, вставал, отряхивался и опять валялся.
– Не мучайся, тебе всё равно снова туда идти, – сказал я. – Твоя очередь.
Кербер взглянул на меня неприязненно.
– Почему, интересно, когда доходит до грязной работы, очередь всё время моя?
– Потому, что ты к этому делу привычный. И ещё потому, что ты проспорил мне вчера, когда мы заключили пари на счёт…
– Ладно, помню, – проворчал Тотигай, направляясь к гряде.
На месте гибели гидры уже не наблюдалось никакого шевеления, но он всё равно приблизился к проходу с крайней осторожностью. Я свернул самокрутку и закурил, внимательно оглядывая окрестности. Засыпанная вулканическим шлаком равнина простиралась вправо от тропы так далеко, как видел глаз. Слева были горы, поросшие редким кустарником и драконьей травой. Впереди, где начиналась Старая территория, маячила светлая полоска – только с такого расстояния и можно увидеть Границу. Сверху, сквозь вечную серую дымку, светило огромное красное солнце Додхара. В небе чисто – никакая летучая пакость нам оттуда не угрожала. Вроде спокойно всё…
Пока курил, вспомнилась Лика. Вот сижу я здесь, отдыхаю, – а она сейчас там, на Земле, далеко, за этой самой Границей Соприкосновения, и наверняка чем-то занята. Бобел утром ушёл в Харчевню, чтобы завтра встретить нас, и сегодня Лика управляется на ферме одна…
Тотигай вернулся, таща в зубах два кинжала и меч с извилистым лезвием.
– Второй меч не знаю где, – сказал он, отфыркиваясь и отплёвываясь. – Наверно, в самом низу. Сволочь ты всё-таки, Элф. Пошёл бы сам и принёс всё за один раз.
– Галеты нашёл?
– Нет у них ни одной. Наверно, сами всё сожрали… Ну, Элф, сходи сам, а?
– Давай, давай, не стони. Тебе полезно.
Кербер опять смотался к проходу и принёс два разрядника, держа их за ремни. Я между тем успел обтереть травой предыдущие трофеи. Теперь принялся за разрядники.
Это оружие выглядело так, словно его вырастили на грядке. Гофрированный ствол с отверстиями по бокам, скульптурная рукоятка, защищённая подобием глухой гарды, как у абордажной сабли, гнутое цевьё, двойной зажим для предплечья вместо приклада – и весь корпус будто отлит целиком, да только это не литьё, а неизвестно что вообще. Попадают разрядники к людям редко. Ну, тем дороже и стоят. В два, а то и в три раза больше, чем хорошая снайперская винтовка. В пять раз больше, чем «калашников» или М-16. И ещё дороже стоили бы, но разрядников хватает только на сотню выстрелов. Правда, стреляют они как надо и могут прожечь в человеке дырку размером с чайное блюдце. Но сто выстрелов – это всего лишь сто выстрелов, да и то если штука заряжена до отказа. А как их заправлять, знают лишь ибогалы. У них это оружие недавно появилось, и наши ещё с ним не разобрались.
В третий раз Тотигай притащил от гряды лучевые трубки, напоминающие гибрид скипетра с кастетом, электробичи, похожие на тощих электрических угрей с петлями для кисти вместо голов, и два ошейника. Трубки я оставил – стреляют они недалеко, и энергии хватает ненадолго, зато их достаточно подержать на солнцепёке для подзарядки. А вот бичи выкинул. Работорговцы готовы неплохо платить за них, но я не люблю работорговцев и давно для себя решил, что поставлять им орудия труда не намерен.
Проигнорировав недовольный взгляд Тотигая, который подобных комплексов лишён, я осмотрел ошейники. Забавные штуки, хотя особой пользы от них никто не видел. Умники из Субайхи называют их «обруч-маска» и считают, что яйцеголовые используют ошейники для общения с вышестоящими, когда требуется скрывать лицо. Наверно, так и есть, ведь их носят не все ибогалы, а только чисторождённые второй ступени. Ошейник способен по желанию хозяина разворачиваться в конструкцию, напоминающую шлем, сросшийся с верхней частью рыцарских доспехов. Я в своё время немало помучил мозги, пытаясь определить, для чего ещё могут пригодиться такие кастрюли кроме маскарада, но ничего путного в голову так и не пришло. Для защиты они бесполезны, поскольку их пластинки, хотя и весьма искусно сочленены друг с другом, слишком тонки. А «доспехи» закрывают лишь плечи и верхнюю часть груди, оставляя спину целиком голой.
Нукуманы говорят, что с помощью шлемов ибогалы общаются меж собой телепатически. Ну, не знаю. Однажды на привале я эти штуки надевал на себя, пытался испускать мысли так и эдак, но не смог даже внушить валявшемуся рядом Тотигаю, чтоб он выплюнул кость, которую обгладывал.
Имхотеп объяснил мне потом, что для успеха задуманного надо напялить шлем на чисторожденного второй ступени, а самому быть чисторожденным первой. Тогда можно вбивать подчинённому в башку любые приказы, обязательные к исполнению, как и безмерное уважение к начальству. Иначе фокус не получится. А ибогальские начальники могут общаться меж собой на расстоянии без всяких приспособлений.
Во времена больших войн с яйцеголовыми существовала секта, главарь которой втирал людишкам, что ибогалы не станут трогать тех, кто наденет на себя ошейники. Что, мол, можно будет с ними договориться: надо лишь прочесть правильную молитву и начертать перед собой в воздухе символ Лилии Геагамы. Удивительно, сколько простофиль поверило ему. Сколотив капитал на торговле никому прежде не нужными безделками, главарь, ясное дело, свалил с концами. А после первого же набега яйцеголовых в те края, дураков там стало меньше ровно на число членов секты. Правда, не сразу: ибогалы посадили их на колья с перекладинами, чтобы острия не пропороли кишки слишком глубоко, и вороньё успело обклевать всех ещё заживо. Ибо полуразумному зверью не положено цеплять на себя знаки отличия чисторожденных, поминать имя Священной Лилии всуе, и тем паче чертить ее символы своими грязными лапами. Даже в воздухе.
После этого до самых тупых дошло, что договориться с яйцеголовыми нельзя. Или мы их, или они нас. И еще долго никто не притрагивался к ошейникам.
Потом ничего, отошел народ, и сейчас товар сбыт находит. Фермеры пользуются тем, что ошейники в развёрнутом виде имитируют головы додхарских зверей, и обожают вывешивать их на своих полях, надевая на вкопанные в землю шесты. Вместо пугал. На психику воробьёв и сорок вид этих приспособлений действует просто губительно.
Ошейники – почти единственные вещички из обихода ибогалов, которые хоть немного смахивают на продукты нормального производства. Остальное сродни разрядникам – не поймёшь, как сделано. Умники говорят, что это всё плоды биотехнологий, по части которых яйцеголовые большие умельцы. Но чтоб я пропал, если смогу вообразить себе такие технологии. Хотя самих плодов навидался – дальше некуда.
