– Её и не видно!
– А крылья для чего тебе? Махни пару раз, напрягись! Может, сверху увидишь. Да ты и просто так сумеешь оторваться, если не найдёшь пирамиду.
– Не трави душу, – проскулил кербер. – И без того невыносимо.
Надо же, он не хотел меня бросать. А зря. Чего ради, спрашивается, подыхать вдвоём?
Хекату был уже близко – не далее трёх километров. Разве это дистанция, если он сам полкилометра в поперечнике?.. Дождь совсем перестал, зато усилился ветер. Я уже подумывал бросить рюкзак и попробовать потягаться с кербером в скорости, как до нас донёсся топот.
Я остановился и обернулся. Тотигай сделал петлю в невысокой редкой траве и замер рядом со мной.
Прямо на нас шёл смерч, и вверху, по раздутому обручу его воронки проскакивали короткие молнии, а внизу перед ним, расправив крылья, длинными прыжками летело по мехрану стадо пегасов. Они нас заметили, и сквозь раскаты грома донеслось их дикое ржание, больше похожее на рёв почуявших добычу хищников.
Стадо неслось широко развернувшись в стороны – позади кобылы с потомством, впереди вожак. Они уходили от смерча, упиваясь своей быстротой, своей мощью, своей яростью; выискивая налитыми кровью глазами любое животное, не успевшее спрятаться; готовясь налететь, сбить с ног, втоптать в песок и камни.
Пегасы так же сходили с ума от грозы, как и все остальные, но по-другому. Они пьянели – хекату придавал им силы. И если оказавшийся поблизости зверь сумел бы убежать от смерча, от крылатых лошадей ему было не уйти.
Я сбросил с плеч рюкзак и положил рядом винтовку. Хорошая винтовка, но у неё магазин всего на десять патронов. И зачем корчить из себя снайпера, если в нашем распоряжении было оружие помощнее, куда более подходящее к случаю? Тотигай освободился от тюков, и я начал развязывать один из них. Ржание раздалось ближе, и когда я выпрямился с ибогальским разрядником в руках, вожак был передо мной. Прицелившись прямо в раздутые ноздри и выпученные глаза, я нажал на спуск. Пегас с невероятной ловкостью сложил крылья и нырнул под выстрел. Я пальнул вторично, а он взял вправо, издав злой визг, который тут же покрыл удар грома. Рядом Тотигай поспешно рвал зубами завязки на втором тюке.
– Готово, Элф! – неразборчиво прорычал он, и я почувствовал, как мне что-то ткнулось в бок.
Кербер держал другой разрядник пастью за дуло, и когда я взялся за рукоятку, зажим сам защёлкнулся на моём предплечье. Резко дёрнув кистью правой руки, я заставил сработать и зажим первого разрядника. Теперь выбить у меня оружие оказалось бы невозможно, я словно сросся с ним.
Вожак меж тем свернул в сторону, освобождая дорогу стаду и собираясь зайти нам в тыл. Я выстрелил почти не целясь, и всё же подпалил ему бок. Пегас взревел и повернул назад – это нас и спасло. Стадо тоже стало поворачивать, и я выстрелил несколько раз в густое месиво тел, копыт и крыльев.
– Туда, Элф, туда! – Тотигай метнулся в сторону нескольких камней, могущих послужить подобием укрытия. Я бросился следом, успев подумать, сколь нелепа схватка с пегасами перед лицом нависшего над нами хекату. Он приблизился, превратился в заслонившую горизонт выпуклую стену, и эта стена уходила вверх – в бесконечность.
Впрочем, для пегасов схватка не была нелепостью. Они убьют нас и успеют уйти в сторону.
Я осмотрел нашу линию обороны. Четыре валуна неподалёку друг от друга. Один из них мне по грудь, остальные и того меньше. Остановят они пегасов? Вряд ли остановят.
Чуть дальше стояло несколько скал, больших, но вожак уже поворачивал стадо. Видно, сильный жеребец – он вёл больше двадцати кобыл. Ещё две лежали неподвижно на месте первого столкновения и одна билась там же на земле… И нет времени бежать, и нет времени прятаться.
Я встал за камнем и положил на него оба разрядника. Ни прицельных планок нормальных, ничего… Кольца вместо спусковых крючков, и надо продеть туда пальцы. Знать бы, как ибогалы так метко стреляют из этих самопалов? Стадо снова летело на нас, и мне подумалось, что целиться не придётся. Подпустить поближе, и…
Когда они приблизились, то сложили крылья и сомкнулись, – так всем не терпелось до нас добраться. Вот и вожак… Ну, теперь-то я тебя не упущу! Привык выпускать вперёд своих кляч… И я подстрелил его, когда он уже готовился свернуть. Пегас грохнулся на землю, проехал по ней и угодил под копыта не успевшего раздаться в стороны стада.
После этого я потянул за спусковые кольца обоих разрядников сразу, и больше не отпускал. Сверкающие шары били и били в живые тела и уже мёртвые. Впереди выросла шевелящаяся гора опалённого умирающего мяса, во все стороны летели искры и клочки перепончатых крыльев. Три или четыре кобылы перемахнули через эту груду, и одну я застрелил в прыжке. Другая скакнула через наше укрытие, едва не снеся мне копытами голову. Остальные повернули налево, к скалам. Оттуда по ним хлестнула длинная очередь, и я узнал голос ручного пулемёта Бобела.
– У-у-у-у!.. – восторженно взвыл Тотигай, не в силах по-другому выразить радость от услышанного.
Я пихнул его коленом под зад, толкнув вперёд, и выскочил из-за камней, считая, что расслабляться рано. Над нашими головами – казалось, руку протяни – вращалась чёрно-коричневая воронка. Толстенный крутящийся столб воздуха, песка и камней упирался в землю совсем рядом с нами, поднимая вокруг тучи пыли, отбрасывая прочь всё, что не сумел в себя втянуть. Пятясь задом, чтобы держать в поле зрения уцелевших пегасов, мы добрались до крайней из скал и нос к носу столкнулись с Бобелом.
– Я запишу твой пулемёт на магнитофон и стану включать на ночь вместо колыбельной, – пообещал я. – В жизни не слышал ничего более успокаивающего.
– Так ведь теперь нет магнитофонов, – рассудительно сказал Бобел. – То есть они не работают. И никогда больше не будут.
– Ну и ладно, – сказал я. – Нас тоже скоро не будет.
– Почему? – удивился Бобел.
– Потому, что нас унесёт, дубина. Здесь же держаться не за что. Ты-то зачем сюда припёрся? Ждал бы у пирамиды, как договаривались, и нечего было проявлять инициативу.
– Так вот же она, пирамида! – ответил Бобел, тыкая через плечо пальцем, похожим по толщине и размеру на сардельку. – Я заметил вас со скалы и сначала не понял, чего вы так торопитесь. Потом увидел стадо.
Я оглянулся, и теперь, с нового места, заметил медленно вращающийся, призрачный шар Калейдоскопа миров. С него стекали такие же призрачные, извивающиеся ленты, и ползли вниз, исчезая за склоном холма. Самой пирамиды видно не было, но я разглядел голову стоявшего перед ней рувима сквозь висевшую над мехраном красно-серую хмарь. Выходит, мы с Тотигаем проглядели в этой мгле ориентир и подошли к месту встречи ближе, чем думали.
– Так что я не слишком рисковал, Элф, – сказал Бобел. – Ты же знаешь, что рувим не позволит Калейдоскопу всосать смерч. Иначе весь мусор из него могло бы выбросить отсюда в другой мир, верно? – Он говорил извиняющимся тоном, как человек, которому приходится напоминать внезапно поглупевшему приятелю очевидные вещи. – Скорее всего, рувим завернёт хекату ещё до того места, где вы дрались с пегасами. Так что за свой рюкзак тоже можешь не беспокоиться.
Я взглянул на воронку. Порывы ветра были уже столь сильны, что едва не сбивали с ног, но Бобел оказался прав: смерч внезапно остановился. Его слегка сплющило, точно он столкнулся со стеклянной стеной, затем воронка изогнулась, свернула в сторону и двинулась под острым углом к своему первоначальному пути.
Я с уважением оглядел могучую фигуру Бобела. Я и сам покрупнее обычного рослого и здорового парня, но Бобел – это просто настоящая выставка мускулов. И мозги у него в последнее время работают всё лучше и лучше – не сравнить с теми временами, когда мы с Орексом только что вытащили его из уничтоженной крепости яйцеголовых. Он, оказывается, и не думал безрассудно рисковать жизнью, выходя навстречу хекату.
– Если б магнитофоны ещё работали, я непременно записал бы твой пулемёт, – сказал я ему. – А также и эту твою лекцию. Быть может, прослушанная тысячу раз, она отучила бы меня пропускать ориентиры.
